Генерал Багратион. Жизнь и война

Следует отметить, что и Багратион, и Главная квартира во всех своих, даже поспешных, действиях явно запаздывали. Ну, в самом деле — Наполеон занял Вильно 14 июня, а приказ об отступлении из Волковыска Багратион получил через два дня! Отступать без приказа Главной квартиры главнокомандующий 2-й армией не имел права, да и получив его, армия сразу же двинуться с места не могла — нужно было подготовиться к походу, стянуть расставленные повсюду кордоны, дождаться корпуса Платова, расположенного в Гродно. Но при этом Багратион понимал, что промедление смерти подобно. В ответе на приказ об отступлении на Минск он писал Барклаю о том, что генеральная битва силами 1-й армии под Свенпянами в ближайшее время необходима, ибо она, несомненно, отвлечет силы французов от 2-й армии. В противном случае, как предполагал Багратион, его армия попадет в крайне тяжелое положение. Когда читаешь это донесение Багратиона, кажется, что он будто накануне прочитал директивы противника: «Его (Наполеона. — Е. А.) маневр должен состоять в разделении нас: следовательно, должно его остановить. Но если позицию при Свенцианах оставить изволите, не дав решительного сражения, в таком случае к преследованию 1-й армии он отделит сильнейший корпус, а протчих, направив быстрыми маршами к Минску, без сомнения успеет отрезать меня, имея от Вильны до Минска прямую дорогу, удобную для перехода войск и гораздо моей кратчайшую».

Багратион обещал Барклаю быть в Минске к 25 июня… Но он не попал туда ни 25-го, ни 26-го, ни 27-го, он вообще не попал туда! Вот тогда-то возник, а потом разросся до чудовищных масштабов жизненно важный для русских военачальников и всей страны вопрос: «Когда же Багратион соединится с Барклаем» Забегая вперед скажем, что и вся последующая интрига кампании 1812 года до начала Смоленского сражения состояла именно в том, что две Западные армии стремились соединиться, а Наполеон и его маршалы делали всё, чтобы не допустить этого. Понятно, у кого из противников в это время была инициатива, а кто действовал в режиме шахматного цугцванга (вынужденных невыгодных ходов), да еще в сочетании с цейтнотом — недостатком времени. Именно в таком положении и оказались русские главнокомандующие…

Армия Багратиона двинулась по дороге на Минск через Слоним и Несвиж. Вперед был послан рекогносцировочный отряд инженер-генерал-майора Егора Христиановича Ферстера, который подробно описал будущую дорогу с точки зрения ее проходимости для армейских колонн и обозов, а также дал характеристику встречающихся на пути возможных оборонительных позиций. Конечно, с нашей точки зрения, кажется странным, что такая рекогносцировочная работа не была проделана раньше, — ведь пути возможного отступления можно было обследовать задолго до начала войны. Возможно, это связано с общим намерением воевать только на чужой территории. Как бы то ни было, 22 июня из Несвижа Ферстер рапортовал Багратиону о проделанной им работе. Сохранившийся дорожный журнал его кажется весьма любопытным: «От города Несвижа до местечка Свержня 26 верст, в начале малые возвышения и низменные места, на три версты местоположение сие может служить для позиции, но без особенных выгод; на 4-й версте начинается кустарник и простирается на 1,5 версты, при деревне Соломи на правой руке возвышение, на левой — деревья, потом мелкий лес в восемь верст, с обеих сторон лес, а между оными засеянные поля. На 10-й версте на правой руке деревня Новоселька, и местоположение с обеих сторон становится открыто и довольно ровно… в 23 версты селение Качиновщина, при коем есть большая позиция на возвышении, имеющая пред собою с левой стороны озеро и лесок, пред самым местечком Свержнем другая (позиция. — Е. А.) удобнее с обеих сторон дороги, имея речку Затировку пред собою, из первой можно в сию переходить, и оная от реки Неман в тыл покрыта дорога, так что иногда повозками переезжать можно… Потом в лес, за рекою Неман позиция, но по малой в нем воде, низменному и командированному полю издали от прежних позиций взять оную не можно…»30

Записи Ферстера позволяют нам взглянуть на местность глазами профессионального военного инженера и квартирмейстера. Окрестности — поля, леса, пригорки, возвышенности, овраги, их склоны — рассматриваются и оцениваются им как элементы военной диспозиции: позиции, фланги, дефиле, тылы, броды, пути отхода. Все тут оказывается важно — качество дорог, свойства почвы, возможности и неудобства форсирования того, что в военном деле называется безлично — «водоемами». Каждый новый поворот дороги Ферстер оценивал с точки зрения удобства обороны: «…ровное место, и поля на возвышении, но потому позиция сия неудобна, что она близка к редкому лесу и без дальних выгод… в 3-х верстах есть изрядная позиция возле дерева и капеллы для корпуса, занимая два возвышения на правой руке батареями и замыкая фланги к лесу, фронт расположения простирается до 4-х верст». Заодно приходилось думать и о снабжении войск: «По всей мною осмотренной дороге хлеб в наилучшем состоянии и обещает изобильную жатву, дорога везде песчаная в лесах, поля же из глины с песком мешанные состоят, и к транспортам для армии способны». Словом, тут не до красот природы, которыми так богата эта часть Европы…

Известно, что лето 1812года было очень жарким, но по ночам шли «частые и проливные дожди»31. 24 июня участник похода прапорщик Хитрово записал в дневнике: «Погода была ужасна: дождь лил как из ведра, гром гремел и молнии меня ослепляли»32. Утром солдата ждала «порция» каши с мясом у чадящего сырыми дровами бивачного костра, потом осточертевшая песчаная дорога, залитая ночным дождем и размятая тысячами подошв, копыт и колес. К полудню небо уже бледно-голубое, тусклое, жарко, парит, дорога быстро высыхает, над идущими колоннами желтоватым туманом клубится едкая песчаная пыль, песок проникает всюду, скрипит на зубах, покрывает пеленой пропотелые мундиры солдат, крупы коней, полотно фур и повозок. На горизонте собираются сизые и черные тучи нового ливня. Вот дорога уходит в низину, и начинаются болота. О, эти, как писали тогда, «едва проходимые» белорусские болота с их противной осклизлой сыростью, поваленными деревьями, чавкающей вонью, тучами комарья и слепней! Кто в них не бывал, тот не поймет, что испытывали тогда солдаты Багратиона, — не забудем, что его армии приходилось идти преимущественно по сельским и лесным дорогам — главные, проторенные, благоустроенные тракты уже были перехвачены французами.

…И вот 18 июля, когда войска дошли до Зельвы, Багратион получил новый приказ императора (помечен в штабном журнале Барклая 16 июля)33: двигаться от Слонима не на Минск, как было предписано раньше, а в другую сторону, на Новогрудок — Вилейки. По-видимому, готовясь дать генеральное сражение у Свенцян, в Главной квартире поняли, что силами одной 1-й Западной армии с Наполеоном им не справиться, и потребовали срочного подхода 2-й армии. Дорога через Минск — это видно и по карте — была долгой, поэтому Багратиону было предписано идти кратчайшим путем, срезать угол и двинуться напрямик через Новогрудок, затем пересечь дорогу Вильно — Минск и дойти до Вилейки — местечка, близкого как к Свенцянам, так и к Дрисскому лагерю. Наверное, этот маневр 2-й армии и получился бы, если бы решение об изменении маршрута движения Багратиона было получено раньше (хотя бы 15 июня) и если бы противником русских был не сам Наполеон, а другой, менее талантливый полководец. Как уже сказано выше, увидев, что две русские армии изначально разделяет большое расстояние, Наполеон решил взять 2-ю армию в клещи: сразу же по занятии Вильно корпус маршала Даву двинулся по хорошей проезжей дороге на Минск, отсекая Багратиону путь на восток, и одновременно был дан приказ корпусу вестфальского короля Жерома Бонапарта, занявшему сразу после отступления Платова Гродно, зайти в тыл армии Багратиона с запада. В итоге, с двух сторон против Багратиона были задействованы значительные силы противника, имевшего лучшие позиции и владевшего к тому же инициативой. Особенностью момента было то, что всей глубины стратегического замысла Наполеона в Главной квартире Александра 1 тогда еще не понимали. Поначалу не понимал этого и Багратион.