Книга о счастье и несчастьях. Дневник с воспоминаниями и отступлениями. Книга вторая

Еще прошлый год мне казалось, что планета и человечество не пострадают смертельно, если Штаты и мы обменяемся водородными бомбами. Авторы статьи в "Природе" оценивали потери в 250 миллионов жизней, от 4,5 миллиарда оставалось бы еще много людей, У Рейгана (да, наверное, и у нас) была надежда уничтожить противника первым ударом, а самим отделаться терпимым ущербом. Рейган, например, обещал потери 10 процентов. Такую цену можно еще заплатить за идею. Теперь прогнозы ужесточились.

История с "атомной зимой" поучительна сама по себе: какие сюрпризы выдает наука. И еще: могущество моделей. Но на разум рассчитывать нельзя. Его ограниченность, субъективность и увлекаемость делают логику бессильной, если дело касается сложных явлений.

Дневник. 13 апреля. Суббота, утро

До чего же они быстро бегут, эти недели! Еще одна прошла, а счастья нет как нет. Вот так в субботу утром вынырнешь из недельной суеты, осмотришься кругом и спросишь:

- Да полно, правильно ли ты живешь? Катишься бездумно к пропасти небытия, даже не оглядываешься, будто впереди - вечность. А путь-то совсем короткий...

Вчера болела голова. Теперь после каждой большой операции болит. Особенно после несчастья. Старая голова, не выдерживает стрессов.

Есть у меня в папочке старые таблицы "баланса счастья", двенадцати- и семилетней давности. Сравнивались, чтобы выбрать лучший, два сценария будущей жизни - "хирургия и теория". Представлены чувства приятного и неприятного от: славы-престижа, труда-творчества, общения с людьми, информации и искусства. Подсчитаны удельные веса по силе эмоций, по продолжительности во времени, введен коэффициент будущего с учетом стойкости в старости.

Расчеты не давали однозначного результата, зависели от времени и настроения. Когда больные мало умирали, перевешивала хирургия, в полосу неудач и после написания книг - чистая наука. Она к тому же обещала более стойкое счастье в старости, хотя и не такое острое, как от операций.

Дело простое: хирург перестал оперировать - и нет его сразу, за один-два года. Лишен удовольствия от работы и уважения у людей. Ученый остается "на плаву" еще лет 5-7 после последней удачной книги. Его слушают, цитируют, приглашают участвовать в конференциях. Престиж. Сортом пониже, чем у хирурга, но все же есть бальзам на душу. Пища для лидерства.

Позавчера после операций отвечал на письма и натолкнулся на запечатанное письмо "лично". Оказалось от сокурсницы из Ленинграда. Сообщает: умерла моя первая жена. Гипертония. Инсульт. Неделя в реанимации. Смерть.

Странное ощущение холода из погреба. История первого брака давняя, я писал о нем в "Книге". Разошлись сорок пять лет назад, мирно, без детей - не осталось проблем. Вспоминал редко. Виделись два раза, последний - 11 лет назад на встрече выпускников. Но все же в памяти и даже в чувствах маленькое место занимала, совсем маленькое. Знал, что где-то есть живой кусок молодости, что можно встретиться и вспомнить, а теперь там пустота. Так же, как пусты места моих друзей, чьи карточки под стеклом сейчас передо мной: Аркадий, Кирилл, Юлька, Федоровский, Дольд-Михайлик, Сен-Джордж. Странность чувства в том, что их уже нет, а я, как ни в чем не бывало, оперирую, бегаю, думаю. Трепыхаюсь? А ведь их нет, нет!

Жалко Альку. Сколько у нее было счастья в жизни? Едва ли много. Но не буду перечислять и считать...

Дневник. 8 апреля. Четверг, 16.00

Как избиты начала моих дневниковых записей: "тяжелый день", "ужасная неделя". Почитаешь - не видел человек просвета в жизни.

Так оно и есть. Просвета мало.

Во вторник утром увидел в реанимации Ивана Парфеновича Дедкова. И вот что сообщила Петрова. Ночью у него возникла фибрилляция. Анна Васильевна (жена) и Таня (дочь) делали массаж сердца, искусственное дыхание рот в рот, пока через полчаса приехала "скорая". Несколько раз дефибриллировали, сердце заработало, удалось привезти в Институт.

Ваня был первый из моих учеников, ставший профессором. Но не это главное: долго был близким другом, с Брянска, с 49-го года. Он тогда заведовал онкодиспансером, я научил его оперировать сложных больных.

В 52-м вслед за мной переехали в Киев. Сначала Анна Васильевна, а потом и Ваня. Стали моими первыми помощниками в киевской грудной хирургии. Скоро и поженились. Бывали у нас каждую субботу. Быстро шла научная карьера - кандидатская, докторская диссертации, кафедра, главный онколог, зам. директора НИИ онкологии.

Казалось, все идет отлично. Но отлично бывает недолго. В семидесятых годах у Вани начались трудности в отношениях с помощниками и начальниками. Не берусь судить, кто был прав, кто виноват. Попытки обсудить ситуацию с ним самим ни к чему не привели. Как всякий лидер, он был уверен, что поступает принципиально и верно. Наша дружба постепенно сошла на нет, даже не знаю почему.

В 72-м году Иван перенес инфаркт миокарда, вроде бы и не тяжелый, а последствия развились серьезные: аневризма сердца и декомпенсация с нарушением ритма. Однако продолжал оперировать и руководить кафедрой, с отеками, с одышкой, со вшитым электростимулятором. В прошлом году появился асцит, потом эмпиема плевры. Но даже с дренажем он ходил в клинику.

И вот я увидел финиш хирургической жизни.

Он лежал незнакомый, с трубкой, на аппаратном дыхании, обвешан капельницами. Без сознания. Ночью еще дважды повторялась фибрилляция.

Безнадежен. Сказал, чтобы делали что полагается. Хотя бы для Анны Васильевны и дочери. Они стояли несчастные, но сдержанные.

(Оцените их умение и героизм: полчаса массажа сердца и дыхания рот в рот в квартире на полу, и еще успеть звонить по телефону на "Скорую", когда самый родной человек умирает у тебя на глазах!)

Вечером доложили о его смерти. Хотя и не было сомнения, что совершится, но все равно - как удар.

Долго с Лидой сидели и вспоминали.

Дневник. 21 апреля. Воскресенье, день

Похоронили Ваню.

В пятницу к двум часам гроб установили в Институте усовершенствования врачей, в котором покойный проработал тридцать лет. Почетный караул организовали. Народа пришло мало: в газетном соболезновании не объявили о месте и времени выноса. Сорок лет хирург оперировал только сложных больных со смертельной болезнью. Тысяч пять-шесть, наверное, прошло через его руки. А сколько пришли проводить?! Десятка два. Обидно. Поневоле думаешь: "Так и тебя... не придут..."

Дневник. 24 апреля. Среда, день

Мне самому опротивели вопли о несчастьях. Хочется шикнуть:

- Сиди и молчи, если дурак!

Я и молчу, кроме дневника, и немножко жене.

Ведь вот опять - край терпения. Так же, как было прошлый год и летом 82-го. Опять надо принимать решение: бросать. Стыдно уже ходить к начальству. Только и спасают 72 года. Ветеран. "На заслуженный покой".

На этот раз был такой удар.

Лежал мальчик 12 лет. Симпатичный. Да еще сын начальника. Хорошие люди, интеллигентные.

Вчера оперировал его первым. Сердце большое, очень сильно пульсирует. При ревизии пальцем - дефект в предсердечной перегородке 4 сантиметра. Зашили с заплатой. Перфузия 29 минут. Воздух тщательно слушали, не было совсем. Анестезиолог Володя Радзиховский, серьезный и надежный.

Когда выходил после второй операции, мальчика уже вывезли из наркозной в реанимацию. Родители ждали в коридоре. Сказал, что первый этап прошел нормально.

- Но еще много что может случиться.

Потом сидел до шести часов, дела. Перед уходом зашел в реанимацию. Мальчик был в сознании, узнал меня, пытался улыбаться. Люба еще сказала, помню:

- Только дышать не хочет, забывает вздохнуть.

- Не торопите, задышит.

Родителей обрадовал еще раз: "Второй этап пережили, проснулся".