Моя жизнь 1964-1994 (СИ)

Узнав, сколько стоил бензин в СССР, современный автолюбитель может недоверчиво покачать головой. Оно и не мудрено — в далеком 1969 году бензин марки АИ-93 продавался десятилитровыми порциями и стоил 95 копеек за все 10 литров!

В послевоенные годы в СССР в основном выпускался бензин марок А-56, А-66, А-70 и А-74. К концу 1960-х годов основными марками бензина в СССР были: А-66, А-72, А-76, А-93 и А-98. Так же можно было купить «топливную смесь» — смесь бензина А-72 и автотракторного масла, подходящую для двухтактных двигателей и бензин «Экстра» (сегодняшний АИ-95).

Стоимость бензина в СССР устанавливалась Государственным комитетом цен при Госплане СССР. 29 ноября 1968 года комитет утвердил прейскурант №083 за номером №882, согласно которому с 1 января 1969 года вводились следующие цены на бензин за 10 литров:

А-66 — 60 коп.

А-72 — 70 коп.

А-76 — 75 коп.

А-93 — 95 коп.

А-98 — 1руб. 5 коп.

Экстра — 1 руб.

Топливная смесь — 80 коп.

Характерно, что бензин чаще всего продавался надлежащего качества, согласно ГОСТам, принятым в СССР. При этом цена бензина в СССР при розничной продаже была единой для всех покупателей, будь то граждане, кооперативные организации или государство.

Стоимость бензина в СССР была одинаковой на всей территории страны, за исключением некоторых отдаленных районов Сибири, где бензин стоил немного дороже.

Приведенные выше цены на бензин в СССР немного повысились в начале 1970-х годов. Так, к примеру, бензин марки А-93 вместо 95 копеек, стал стоить 1 руб. за 10 литров.

Позднее цены на бензин повышались дважды — в 1978 и 1981 годах, при этом каждый раз ровно вдвое. Очевидцы вспоминают, какое возмущение вызвало повышение цены на бензин до 2 руб. за 10 литров. Это казалось невероятным, потому что горючее стало стоить столько же, сколько литр разливного молока!

С 1981 года цена на бензин оставалась неизменной вплоть до распада СССР.

В начале сентября этого года, на стол начальника КГБ легла записка с грифом «Совершенно секретно»: «В последнее время, особенно в связи с событиями в Чехословакии, Литвинов, Богораз-Брухман и некоторые их единомышленники вновь активизировали свою враждебную деятельность. 25 августа сего года на Красной площади, по заранее обусловленному сговору они предприняли попытку, имея при себе плакаты с надписями «Руки прочь от ЧССР!», «За вашу и нашу свободу», «Долой оккупантов!» (на русском языке) и «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!» (на чешском языке), учинить демонстрацию протеста. С участием общественности враждебная акция была своевременно пресечена». В ночь на 21 августа в Прагу вошли советские войска. Демократические реформы в Чехословакии были грубо остановлены. 25-го ровно в полдень на Лобном месте прошла акция протеста против вторжения СССР в дела другого государства, важная веха истории диссидентского движения в СССР. Акция была сидячей, то есть, предельно мирной. Через несколько минут их уже избивали и грузили в «воронок». Виктора Файнберга и мать трехмесячного младенца Наталью Горбаневскую отправили по спецпсихбольницам. Татьяну Баеву уговорили покаяться и отпустили. Остальные представители диссидентского движения в СССР предстали перед судом: Делоне и Дремлюга были приговорены к различным срокам тюремного заключения, Бабицкий, Богораз и Литвинов отправились в ссылку. «Семь человек на Красной площади — это, по крайней мере, семь причин, по которым мы уже никогда не сможем ненавидеть русских» — сказал кто-то из чехов.

Режиссер нашумевшей на весь СССР «Республики ШКИД» Геннадий Полака, окрыленный успехом, захотел отдать дань революционной истории нашей страны, и снял фильм по пьесе драматурга Льва Славина «Интервенция». К моменту окончания съемок, которые так и не были завершены к 50-летию Октябрьской революции в 1968 году, по пьесе Славина уже с успехом шел спектакль в театре « Сатиры». А фильм Г. Полаки, выпущенный под рабочим названием «Величие и падение дома Ксидиас», в Госкино зарубили на корню. И, действительно, фильм не выдерживал сравнения с прекрасным спектаклем театра Сатиры… Не помогли письма всей съемочной группы самому Леониду Ильичу Брежневу. Он попросту проигнорировал просьбу актеров дать шанс, с их точки зрения, «фильму о революции, рассказанному истинными словами революции».

Актерский состав — блистательный. Главную роль большевика-подпольщика Бродского в фильме «Интервенция» сыграл Владимир Высоцкий. В славном содружестве актеров Золотухина, Копеляна, Аросевой, Нифонтовой, Юрского, Высоцкий в роли Бродского, разыгрывает перед зрителем трагикомический водевиль, где в конце нет хэппи-энда. Бродский, он же Мишель Воронов, погибает в конце фильма вместе со своими соратниками большевиками-подпольщиками.

Что не понравилось госкомиссии? Обиделись на то, что фильм не вышел в срок. Возможно виной тому — искрометная актерская игра, местами граничащая с хулиганством. А ведь в теме революции это было мало допустимо.

Фильм « Интервенция» пролежал на полках до 1987 года. Высоцкий, сыгравший Бродского в фильме «Интервенция», к сожалению, не увидел своего успеха в одной из лучших своих киноролей.

1

Ну вот вы и добрались наконец, до описания моей жизни! Мне месяц назад исполнилось 4 года. Где-то с начала этого года я начинаю вспоминать какие-то моменты своего раннего детства. Воспоминания начинают прорезаться в памяти с момента, когда моя мама стала возить меня в детский садик, в Ленинград. До этого времени я сидел дома, до года с мамой, потом, возможно с папой, пока они с мамой не расстались, хотя точно не знаю, а потом с бабушкой.

Мама моя в те годы уже работала на Ленинградском фарфоровом заводе им. Ломоносова. И работала, кстати, очень неплохо. Ее выбрали сначала комсоргом, а затем и профоргом цеха. Соответственно хорошая зарплата, премии. Детский садик, куда она меня стала возить, тоже был от этого завода. С моим отцом ко времени описываемых событий, мама уже развелась.

Впрочем, все, что всплывает в памяти о тех ранних годах моего детства, даже и воспоминаниями назвать трудно. Это какие-то особенно яркие моменты, калейдоскоп отрывочных картинок, иногда вспыхивающих в сознании.

2

Вот, например, ясно помню моменты, когда зимой, почему-то запомнилась именно зима, в 6 утра, под мелодию гимна Советского Союза, раздающуюся из радиоприемника вместо будильника, меня будит мама. Дома мрачно и холодно, так как за ночь все тепло выдувает и круглая кирпичная печка, обшитая жестяными листами, стоявшая в большой комнате, где я спал с мамой, почти совсем остывает. Меня, полусонного, поднимают с постели, одевают, и мы выходим на улицу, освещаемую тусклыми фонарями. Падает пушистый снег. Мы идем пешком, или мама везет меня на санках, от нашего дома, по Лесному проспекту (как тогда гордо называлась наша единственная заасфальтированная улица на нашей стороне реки Славянки), и дальше, через железнодорожный переезд в начале Лесного проспекта (сейчас его уже нет), затем, по другой стороне железной дороги, к станции «Петро-Славянка». От нашего дома до станции идти было где-то около двух-трех километров. И вот, наконец, мы поднимаемся на платформу, заходим в небольшой, деревянный вокзал, с такой же круглой печкой, как у нас дома и сидим там, на скамейке в ожидании поезда.

Затем садимся, наконец, в подошедшую электричку и едем до ж/д станции «Фарфоровская», а оттуда, на трамвае или троллейбусе, едем до моего детского садика, — огромного дома, как мне тогда казалось, с колоннами, где мама меня оставляет и уезжает на работу.

Вечером, после работы, она забирала меня, и мы ехали обратно домой, частенько заходя по дороге в какое-нибудь кафе, или в магазин игрушек, если деньги были. Из садика мы с мамой приезжали домой часов в шесть вечера, и я тут же бежал к друзьям, похвастаться новой игрушкой или поделиться конфетами и пирожными, которые мне мама покупала.