Неизвестный Камов. Гений вертикального взлета

— Вас понял, — раздалось в трубке, — возвращаюсь на базу.

А-7 четко развернулся в сторону своих войск, но вдруг облачко разрыва накрыло автожир…

Комдив выпрямился, махнул рукой и, обращаясь к полковнику, в сердцах сказал:

— Что ж, любуйтесь. Это вы настаивали на придании вам автожиров для артиллерийской разведки и корректировки огня.

Комполка было что рассказать об этих машинах, которые с прифронтового аэродрома — да какого там аэродрома, просто с небольшой ровной поляны — уже совершили несколько удачных ночных полетов в тыл к немцам. Доставили партизанам агитлитературу, медикаменты и боеприпасы. Благодаря малой скорости, способности взлетать и садиться почти вертикально винтокрылые аппараты были незаменимы в глухих смоленских лесах.

Так произошло боевое крещение советских автожиров конструкции Камова в Великую Отечественную войну. И это была лишь первая проба сил.

…Линия фронта неумолимо приближалась к Москве. Камовский завод уже подвергся бомбардировке. Для защиты от воздушного нападения создали заводской штаб ПВО. По ночам рабочие и конструкторы дежурили на крышах зданий и территории завода. Во время одного из налетов осколок авиабомбы пробил крышу ангара и повредил А-7, пришедший с фронта для ремонта. На войне как на войне.

А в конце октября пришел приказ эвакуироваться. Уезжали группами. Сложностей всякого рода хватало. Билеты на поезда отменили. И сесть в поезд уже было проблемой. Как только подавали состав, все бросались на штурм вагонов. Многим приходилось вместе с семьями ехать в товарных вагонах. А путь предстоял долгий! Без конца пропускали встречные воинские эшелоны. На дорогу уходил чуть не месяц.

В день, когда было приказано уезжать, Николай Ильич не успел позвонить домой и, явившись на квартиру в час ночи, сказал смущенно:

— Ася, утром мы должны быть с тобой на вокзале…

Вместе с Камовыми из Москвы выехала и семья Миля. В товарный вагон удалось втиснуть широкий диван, и женщины спали на нем, а мужчинам достались нары.

Взятый в дорогу «отоваренный» по карточкам паек скоро кончился. На станциях и полустанциях вещи меняли на продукты.

В пути на эшелон напал «мессершмитт» и метров со 100–150 открыл огонь. Отогнать же его было нечем. Однако все обошлось.

Несмотря на все беды и напасти, до места — в поселок Билимбай под Свердловском — все-таки добрались.

Заводу под помещение отвели собор, довольно просторный и удобный, который тут же окрестили «Собором билимбайской богоматери». Билимбай был небольшим рабочим поселком, с деревянными в основном домами. Приезд москвичей сразу внес в его жизнь бурное оживление. Население поселка увеличилось почти вдвое.

Камовых приняла к себе приветливая и трудолюбивая женщина, Прасковья Владимировна.

Закипела работа. Все приходилось делать самим — и устанавливать станки, и строить подсобные помещения. По собственной же инициативе соорудили антресоли — получилось нечто вроде второго этажа. Стало чуть просторнее.

Здесь, в Билимбае, и начали постройку АК — автожира-корректировщика. Это было следующим по сравнению с А-7 шагом вперед в развитии отечественных винтокрылых машин. Если А-7 все же требовалось два десятка метров для разбега, то АК как бы подпрыгивал в воздух не разбегаясь и, толкаемый винтом, расположенным сзади кабины, двигался вперед.

От этой конструкции до вертолета, по типу напоминающего современный, осталась самая малость.

За водой в Билимбае ходили на речку. Московские женщины вполне освоились с коромыслами. Поначалу, с непривычки, побаливали плечи, а потом ничего. Вот спускаться к реке, особенно зимой по скользкой дорожке, было трудновато. Приходилось одной рукой держаться за забор огорода, выходившего на крутой откос.

От избы, где жили Камовы, в сотне метров была баня. Поэтому раздевались в доме и, накинув шубу на голое тело, в валенках бежали к бане. Там жарко топилась печь с вмазанным в нее котлом. Николай Ильич парился последним, чтобы никто не торопил. Парился истово, с веником, и получал при этом небывалое удовольствие.

С едой было плохо. Спасибо хозяйке: для шестилетней дочки Камовых Тани она давала коровье молоко. А летом Таня, как заправский подпасок, помогала Прасковье Владимировне пригонять корову из стада.

Щи из свекольных листьев с картошкой считались роскошью. Однажды Таня оставила всю семью без обеда. Она плохо помыла картошку — уж очень ледяная была вода. И суп стало невозможно есть: песок хрустел на зубах.

Чтобы раздобыть еду, предпринимали различные экспедиции. Михаил Миль достал где-то лошадь и уговорил Анастасию Владимировну поехать вместе с ним в соседнее село поменять на продукты полученную по талонам водку, которую называли «молочной», потому что ее специально выдавали тем, у кого имелись дети.

Управлять лошадью москвичи не умели. На ухабе санки перевернулись. Седоки и драгоценный груз оказались в сугробе. Отряхнулись, сели снова — хорошо, что бутылки не перебили, — и поехали дальше. Дорога шла в гору. Пришлось встать с саней, чтобы лошади было легче. Та побежала резвее и оставила своих спутников далеко позади. Хорошо, навстречу шел старик, который и остановил лошадь.

Остальная часть пути прошла гладко. Продукты выменяли. Вернувшись, долго рассказывали о своих приключениях. А когда и эти продукты кончились, Тане пришлось расстаться со своей любимой куклой Майкой, красавицей в шелковом платье: ее сменяли на два килограмма муки. Таня мужественно глотала слезы.

Владимир Семенович Морозов, который одновременно являлся начальником и сборочного цеха, и летно-испытательной станции, пришел однажды домой крайне озабоченный. Нужен был маляр для окраски автожиров, а где его взять?

Утром жена Морозова, Ольга Петровна, пришла в цех.

— Тебе что? — спросил Морозов.

— У тебя же нет маляров, вот я и оформилась в отделе кадров учеником.

Морозов направил новоиспеченного маляра на аэродром писать на автожирах буквы и цифры. Повесив на шею баночку с краской, Ольга Петровна подошла к аппарату. В это время механик, не заметивший ее, включил мотор. Мощный поток воздуха свалил женщину с ног, банка с краской выплеснулась в лицо. «Косметика» долго потом не отмывалась…

Все попытки Камова запустить опытный экземпляр АК в производство кончались неудачей. Производство было перегружено срочными заказами для фронта.

Николай Ильич писал в автобиографии:

«Тяжелые условия военного времени, эвакуация не дали возможности провести испытания этого интересного, многообещающего аппарата. Многие черты его сохранились в последующих конструкциях нашего КБ и КБ Миля. Война приостановила наши работы по винтовым летательным аппаратам».

Камов верил в свою конструкцию и не переставал восхищаться аппаратом АК.

— Нет, но машина-то какова, а? — восклицал он, разглядывая чертежи на длинных листах ватмана. — Вот погонят немца, вернемся к себе и начнем строить АК. Такой машины еще не было. Я думаю, ее сразу разрешат запустить в серию.

Но и когда погнали немцев, к строительству АК приступить не удалось.

Камов медленно вошел в зал проектирования, держа в руках только что полученный приказ из Москвы. Все поднялись со своих мест, окружили главного конструктора в ожидании хороших вестей.

А когда ознакомились с приказом, резко приуныли. И было от чего. В приказе наркома говорилось о ликвидации вертолетного КБ Камова. Коллективу предлагалось возвращаться разрозненно на различные предприятия и заводы.

Это были вынужденные меры. Фронт вбирал в себя все без остатка.

Глава 4

ПЕРВЫЙ КОРАБЕЛЬНЫЙ

В конце 1943 года Камовы возвратились в обжитые места. Их бывшую квартиру заняли, и они поселились на втором этаже деревянного дома в плохо отапливаемой комнате, где зимой на стенах проступала изморозь.