Александр Беляев

На следующий день в «Северянине» напечатано:

На 12 марта было назначено общее собрание студентов всех курсов, но явилось лишь 20 человек. Собрание сочли несостоявшимся [59].

А лицейское правление известило, что неплательщики будут безжалостно из лицея отчислены [60].

Студенты на угрозы не поддались. И администрация, поняв, что срок расчистки авгиевых конюшен настал, вывесила список «уволенных за невзнос платы на право слушания лекций во второй половине 1905 гражданского года». Из третьекурсников — к которым принадлежал Беляев, — исключили 68 студентов [61].

О возобновлении занятий и слова не было сказано. Так что судьба тех, кто деньги внес, и «уволенных» за отказ платить была одинаковой — отправляться по домам.

Беляев и решения не стал дожидаться — уже 3 марта в родном городе он участвует в спектакле, исполненном силами членов смоленского художественного кружка. Для кружка спектакль этот был первым и состоял из двух драматических этюдов Метерлинка — «Там внутри» и «Вторжение смерти». Беляев участвовал во втором, и его исполнение было высоко оценено анонимным рецензентом «Смоленского вестника»:

Но наша жизнь — не только игра. И вот в последнем томе советского собрания сочинений Беляева мы находим с десяток фотографий из семейного архива писателя. Среди них одна, относящаяся к 1906 году, — совсем молодой и безусый Александр сидит на крыльце в окружении крестьян и детей, а в руке у него блокнот. О фотографии сказано, что сделана она в селе Ярцеве в бытность Беляева сотрудником газеты «Днепровский вестник» [63]. Газета с таким названием выходила с 1 августа 1903-го по 27 января 1906 года. Беляев и окружившие его лица одеты весьма легко, так что о зиме или поздней осени не может быть и речи. Вот только при сплошном просмотре всех номеров «Днепровского вестника» — за все годы и сезоны — ни одной публикации Беляева, а тем более его корреспонденций из Ярцева отыскать не удалось. Так что же, комментаторы ошиблись? И да, и нет… 28 января 1906 года «Днепровский вестник» вернул себе исконное имя и с тех пор до самого конца в 1917 году назывался «Смоленский вестник».

В номере «Смоленского вестника» от 7 мая 1906 года мы находим статью без подписи [64]. На следующий день в газете появляется окончание [65], и оно уже подписано: Б. Р-нъ.

Статья называется «О Хлудовской фабрике (Рассказ рабочего)». Фабрика эта прядильная и находится в селе Ярцеве Духовщинского уезда Смоленской губернии. Время написания статьи — весна. Все сошлось, не правда ли?

А тогда загадочный «Б. Р-нъ» — это Бѣляевъ Романъ, слегка переделанное написание имени по старой норме: Бѣляевъ Александръ Романовъ.

И 7 (20) мая 1906 года отныне должно считаться вехой в истории русской литературы — это начало литературной деятельности писателя А. Р. Беляева.

От одной ли только скромности не поставил он под статьей своего полного имени? Для ответа на такой вопрос следует побольше узнать о самой Хлудовской фабрике.

Официальным владельцем ее считалось Товарищество Ярцевской мануфактуры бумажных изделий А. И. Хлудова. Здесь каждое слово способно ввести в заблуждение: «бумажные изделия» — это хлопчатобумажные ткани, владение предприятием Хлудов ни с какими «товарищами» не делил, а Ярцевская мануфактура — не мануфактура. Термин «мануфактура» составлен из двух латинских слов: manus — «рука» и facio — «делаю», а принципиальное отличие мануфактуры от любой ремесленной мастерской — это принцип разделения труда, когда каждый работник выполняет только одну операцию.

А принципиальное сходство мануфактуры с мастерской в том, что все операции осуществляются руками. На Ярцевской «мануфактуре» с самого начала (1876 года) работали машины, движимые силой пара, а это уже следующая стадия промышленного развития — индустриальная. И «мануфактура» в селе Ярцеве была не просто фабрикой, а крупнейшим промышленным предприятием Смоленской губернии, говоря современным языком — флагманом смоленской индустрии.

Нынче принято оценивать личность Алексея Ивановича Хлудова крайне положительно: библиофил, коллекционер, филантроп… Давал деньги на учебные заведения, больницы, дома призрения, церкви, музеи… Богатейшую свою коллекцию старинных книг и рукописей завещал Никольскому единоверческому монастырю в Москве, откуда она сразу после революции попала в Румянцевский музей (будущую «Ленинку»).

И умер сравнительно молодым — 64-летним, в 1882 году, сидя на извозчике. При вскрытии мозг оказался как труха и без извилин — от непрестанной, как решили врачи, напряженной умственной работы.

Действительно, головой он поработал немало и неплохо. Построив свою мануфактуру в самом глухом углу, Хлудов должен был обеспечить ее рабочей силой. Квалифицированных работников поблизости (да и во всей Смоленской губернии) не оказалось, но принцип разделения труда позволил свести технологию к самым элементарным операциям, выполнять которые могли люди, отроду никаких машин не видавшие. То есть крестьяне окрестных деревень. И вдруг в 1880 году рабочие объявили стачку. С чего это вдруг неизбалованные крестьяне вздумали бунтовать? По причине продуманной организации труда. Половину занятых на производстве составляли женщины — им платили намного меньше, чем мужчинам, 20 процентов работников были детьми десяти-двенадцати лет, оттого и деньги получали они совсем смешные. Зато мужчинам просто недоплачивали — кого не обсчитают, того оштрафуют… А вот что касалось всех без исключения: продолжительность рабочего дня — 12 часов. Но человек — не машина, поэтому людей на время останавливали: шесть часов отработал — поешь, отдохни и трудись дальше.

За четверть века правления наследников Хлудова мало что на фабрике изменилось.

Своей статье Беляев предпослал эпиграф:

Это фраза из второго куплета, а вот — первый:

Историки считали песню анонимной или приписывали ее разным авторам. И лишь когда кончилась советская власть, вспомнили, что Л. Д. Троцкий в автобиографии еще в 1930 году признался: «Фабричную „Камаринскую“» сочинил он — в 1882 году, в тюрьме города Николаева, вдохновленный Морозовской стачкой.

Нынешние фабричные порядки Беляев описывает так: