ДЕСЯТЬ ЛЕТ И ДВАДЦАТЬ ДНЕЙ

Из-за задержек, вызванных участившимися налетами авиации союзников на города Германии, первые лодки типа XXIII были приняты только в феврале 1945 года, а типа XXI – в апреле 1945 года.

Субмарины типа XXIII сразу же достигли немалых успехов в британских прибрежных водах. «U-2336» (командир Клушмейер), к примеру, проникла в Ферт-оф-Форт и потопила 2 судна к юго-востоку от острова Мей. Капитаны подлодок этого типа вынесли следующий вердикт:

«Идеальная подводная лодка для операций небольшой продолжительности в прибрежных водах, быстрая, маневренная, легко управляемая в подводном положении, к тому же имеющая небольшие размеры, а значит, являющаяся мишенью, неудобной для обнаружения радаром. Противник может интуитивно чувствовать, что где-то поблизости находится субмарина, но почти не имеет шансов ее обнаружить и точно установить ее местонахождение».

Выяснилось, что продолжительность плавания подводных лодок типа XXIII на 2-3 недели больше, чем мы рассчитывали. К примеру, «U-2321» оставалась в море на протяжении 33 суток, то есть в два раза больше расчетного срока.

Ни одна из восьми подлодок типа XXIII, занятых в операциях в прибрежных водах противника, не была потеряна.

«U-2511», первая из новых подводных лодок типа XXI, была доверена превосходному командиру капитан-лейтенанту Шнее и не менее опытному механику капитан-лейтенанту Зурену. В свой первый боевой поход подлодка вышла из Бергена 30 апреля 1945 года. 4 мая в качестве одной из мер, направленных на прекращение противостояния, я приказал всем подводным лодкам прекратить огонь. О своем коротком рейсе на подлодке «U-2511» капитан-лейтенант Шнее рассказал следующее:

«Первый контакт с противником произошел в Северном море, где мы наткнулись на группу «морских охотников». Было очевидно, что они не представляли для нас никакой опасности благодаря высокой подводной скорости. Немного изменив курс, я без труда обошел группу, оставаясь под водой. 4 мая, получив приказ о прекращении огня, мы легли на обратный курс к Бергену. Через несколько часов установили контакт с группой кораблей противника – британским крейсером и эсминцами. Провел учебную подводную атаку и без труда приблизился на 500 ярдов к крейсеру, оставаясь в полной безопасности. Как выяснилось позже, когда англичане допрашивали меня в Бергене, мои действия остались не замеченными противником. Считаю, что такая подводная лодка является первоклассным оружием нападения и обороны, причем совершенно новым и неизвестным».

Повествование о последних месяцах подводной кампании я хотел бы завершить высказыванием Черчилля о подводном флоте Германии. Он писал:

«Даже после осени 1944 года, лишившись баз в Бискайском заливе, они не поддались отчаянию. Сошедшие со стапелей подводные лодки, оборудованные шноркелями, которые «дышали» через трубу и заряжали батареи, оставаясь под водой, означали переход к новым формам подводной войны, что и было запланировано Дёницем. Он очень рассчитывал на появление совершенно новых типов подводных лодок, строительство которых активно велось. Первые из них уже даже проходили испытания. Успех Германии зависел от того, как быстро их удастся ввести в эксплуатацию в большом количестве. Высокая подводная скорость таких лодок создавала для нас очень большие проблемы. Как Дёниц и предсказывал, эти лодки произвели бы революцию в подводной войне».

В заключение Черчилль отметил следующее:

«Ценой колоссальных усилий и грандиозных потерь 60- 70 немецких подводных лодок действовали до самого последнего момента. Их достижения были невелики, но они стали своеобразным символом неумирающей надежды на возможность выхода из тупика. Последняя стадия нашего наступления проходила в территориальных водах Германии… Атаки авиации союзников уничтожили много подводных лодок у причалов. И тем не менее, когда Дёниц приказал подводным лодкам прекратить огонь и сдаться, в море все еще находилось 49 немецких субмарин… Таково было упорство немцев и стойкость их подводного флота».

22. ГЛАВА ПРАВИТЕЛЬСТВА

В январе 1945 года немецкое правительство получило копию одного из разработанных англичанами документов, содержащего «планы и подготовку мероприятий по оккупации Германии» после безоговорочной капитуляции. На приложенной к документу карте было показано предполагаемое расчленение Германии между Советским Союзом, Соединенными Штатами Америки и Великобританией. Он был очень близок к итоговому разделу страны, только на этой карте не была указана зона, выделенная на Ялтинской конференции в феврале 1945 года Франции.

Мы справедливо опасались, что такое расчленение, а также методы, предусмотренные планом Моргентау, положат конец нашему существованию как единого государства.

Поэтому вряд ли стоит удивляться, что мы не стремились немедленно положить конец войне, безоговорочно сдавшись на милость победителей.

Помимо политических соображений, существовали еще и практические, также имевшие большую важность.

12 января 1945 года русские перешли в наступление на Восточном фронте. Они прорвались в Силезию и вышли к Одеру в районе Квестрина и Франкфурта. Немецкие вооруженные силы на восточной границе не смогли выполнить свою главную задачу – защитить жизни и имущество населения восточных территорий. Люди устремились на запад, чтобы не попасть в руки русских. Они хорошо знали, что принесет им Красная армия. Когда в руки русских попали Голдап и другие населенные пункты на границе Восточной Пруссии, русские отнеслись к немецкому населению с воистину ужасающей жестокостью. Обращение советского писателя Ильи Эренбурга к русским солдатам напрочь лишило немцев иллюзий. «Убивайте! Убивайте! – требовал он. – Немецкая раса есть одно только зло, и ничего кроме зла. Каждый ныне живущий олицетворяет зло, каждый еще нерожденный – тоже зло. Следуйте наказам товарища Сталина. Уничтожьте фашистского зверя раз и навсегда в его берлоге! Насилуйте, лишайте немецких женщин их расовой гордости! Берите их, как законные трофеи! Убивайте, когда идете с оружием по их земле! Убивайте, храбрые солдаты Красной Армии!»

В таких обстоятельствах я считал спасение населения восточных территорий первоочередной задачей, которую предстояло выполнить вооруженным силам Германии. Если, к несчастью, мы не сумели защитить жилища наших восточных соотечественников, то обязаны, по крайней мере, помочь им спасти свои жизни. Хотя бы только ради этого немецкие солдаты на Восточном фронте должны были продолжать сражаться.

Но эта причина не была единственной. Союзники оставались непоколебимыми в своем стремлении закончить войну только безоговорочной капитуляцией Германии. Для немецких вооруженных сил это означало, что в момент подписания капитуляции все передвижения войск должны были прекратиться. Солдатам следовало сложить оружие там, где они находились, и отправляться в плен. Если бы мы капитулировали зимой 1944/45 года, 3,5 миллиона немецких солдат на Восточном фронте, тогда еще удаленном от англо-американского фронта на западе, оказались бы в плену у русских. Даже если бы у русских было такое желание, то все равно, хотя бы по чисто организационным причинам, они бы не смогли принять такое число пленных, обеспечить им крышу над головой и питание. В разгар суровой зимы людям пришлось бы располагаться лагерем в чистом поле. Неизбежным следствием явилась бы высокая смертность. То, что найти помещение и обеспечить пропитанием неожиданно появившееся огромное количество военнопленных очень сложно, доказывает тот факт, что даже англичане и американцы в середине мая 1945 года не смогли обеспечить всем необходимым немецких военнопленных, в результате чего многие из них погибли.