Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936

Приведу один отрывок из этого меморандума, приобретающий особый интерес в свете последующих событий:

Меморандум 18 декабря требовал также возвращения Германии территории Саара без проведения плебисцита.

В своих заявлениях от 26 декабря 1933 года я сделал намек на возможность нового конфликта, когда для нас окажется необходимым вмешательство Соединенных Штатов. «Чикаго геральд экзаминер» от 27 декабря и «Чикаго трибюн» от 28 декабря приветствовали эти заявления.

1 января 1934 года французское правительство ответило на германский меморандум от 18 декабря 1933 года. Оно выступило против требований рейха, как противоречащих принципам конференции по разоружению и декларации держав от 11 декабря 1932 года. Наша цель – добиться существенного сокращения вооружения. Между тем Германия требует постоянную армию численностью в 300 тысяч человек, к чему следует прибавить часть полиции и военизированные организации, которые пополняются рейхсверовскими кадрами, прошли военную подготовку, получили навык владения оружием и в определенной степени являются моторизованными. Французское правительство отмечало, что организация и территориальное размещение войск СА и СС проведены в строгом соответствии с армейским образцом. Оно заявляло о своей готовности «принять видоизмененный британский план, причем должно быть предусмотрено, что в первые годы осуществления конвенции сокращение французских вооруженных сил будет согласовано с преобразованием существующих германских сил, с тем чтобы обе армии были унифицированы по типу оборонительной армии с кратким сроком службы и ограниченной численностью с целью постепенного уравнения численности сравнимых вооруженных сил Франции и Германии, то есть сил, предназначенных для защиты метрополии». Что же касается технического оснащения наземных войск, то с самого начала действия конвенции Франция готова сохранить нынешний уровень всех вооружений, а также пойти на запрещение производства всех видов военных материалов, превосходящих по своему калибру или тоннажу нормы, установленные для всех государств. Во второй фазе осуществления конвенции было бы проведено, с одной стороны, прогрессивное уничтожение техники, превышающей количественные ограничения, установленные для всех, а с другой стороны – предоставление разоруженным государствам разрешенных видов техники. Например, во второй фазе Франция охотно пошла бы на уменьшение калибра мобильной артиллерии до 15 сантиметров. В отношении военно-воздушных сил Франция с первых же лет согласилась бы на запрещение воздушных бомбардировок на условиях, предусмотренных резолюцией от 23 июля 1932 года, и пошла бы, при условии распространения этой меры на все страны, на 50-процентное сокращение наличной военной техники, с тем чтобы конечной целью этого сокращения явилась ликвидация национальных военно-воздушных сил и замена их международными военно-воздушными силами. Таким образом, Франция остается верной последовательному сокращению вооружений. Она считает, что проблемы, которые необходимо решить являются не франко-германскими, а европейскими проблемами; она остается верной Уставу Лиги наций. В заключение Франция призывала Германию возвратиться на путь Женевы.

В начале 1934 года представился случай снова убедиться в том, какой ущерб нанес нам в США наш отказ выплачивать долги. 21 декабря 1933 года в «Нью-Йорк америкен» была помещена статья, в которой говорилось о необходимости закрыть для несостоятельной Франции доступ к национальным рынкам США после проведения мероприятий по отмене «сухого» закона. Президент Рузвельт относился к нам все так же благожелательно и стремился предотвратить обострение дискуссии. Однако он вынужден был заявить, что вновь поставит вопрос о долгах. Позиция конгресса оставалась столь же непримиримой. Об этом свидетельствовали проявления симпатии в адрес Финляндии, расплатившейся по долгам. Наши отношения оставались плохими. Существовало глубокое недовольство, которое охватило и народ. Херстовская пресса три или четыре раза в неделю опубликовывала резкие статьи против Франции, тем более что она выступала в защиту калифорнийских вин. Наше поведение сравнивалось с поведением Италии. В газете «Детройт таймс» от 26 декабря 1933 года был дан следующий заголовок: «Американские рынки должны быть полностью закрыты для несостоятельной Франции». В газетах помещали самые недружелюбные карикатуры на нас.

Между тем французская пресса, как отмечал председатель Американского клуба в Париже, умышленно извращала все новости, поступавшие из США, и нападала на президента Рузвельта, который был популярен как никогда. Со своей стороны американская пресса жестоко, но справедливо обвиняла нас в том, что мы не уплатили даже своего торгового долга по поставкам на сумму в 400 миллионов долларов. Нашу позицию невозможно было оправдать, как это и предвидел ранее наш посол в Вашингтоне Поль Клодель, с мнением которого я целиком согласился в ходе беседы, имевшей место в сентябре 1932 года.

Кампания против нас продолжалась. На обложке журнала «Лайф», известного своей враждебностью к херстовской прессе и расположением к Франции, наша страна была изображена в виде маленькой блондинки, танцующей на куче золота, прижав руку к сердцу. Подпись гласила: «Я не могу дать вам ничего, кроме любви». Создавались лиги, члены которых обязывались не покупать французские продукты. Все это сказывалось на делах нашей Трансатлантической компании. Некоторые из ее агентов отказывались от своих контрактов. Один гражданин из Лос-Анжелеса написал в дирекцию компании: «Вычеркните мою фамилию из вашего адресного списка, пока Франция не станет честной нацией». Другой, из Мичигана, заявил, что его нога более не ступит на французскую землю. Агент из штата Айова отослал в компанию весь свой запас билетов. Многие клиенты отказались от своих заявок на места. Конкурирующие общества широко использовали наши затруднения. Национальное бюро туризма Франции отмечало сокращение числа приезжих из США.

Переговоры по разоружению продолжались. 3 января 1934 года в Риме Муссолини вручил сэру Джону Саймону памятную записку по этому вопросу. 19 января Берлин направил свой ответ Парижу; 29 января в пространной ноте была изложена точка зрения британского правительства.

Я поддерживал связь со своими русскими друзьями; 4 января 1934 года Максим Литвинов любезно писал мне из Москвы: «Я твердо надеюсь, что нас обоих ожидают долгие годы успешного и плодотворного сотрудничества на пользу столь необходимого нашим народам мира, самым твердым и преданным сторонником которого вы являетесь».

История февральских кровавых дней 1934 года [142] была беспристрастно и авторитетно описана бывшим министром юстиции, председателем комиссии по расследованию, депутатом Лораном Бонневе, и никто не посмел ее оспаривать. Предоставив партиям объяснять свои намерения, он излагал факты, единогласно подтвержденные комиссией. «Теперь, когда окончательно рассеяны легенды, нарочито распространявшиеся после трагического дня 6 февраля, те, кто стал бы ныне вновь подхватывать их, были бы виновны уже не в ошибке, а во лжи. Так, не подлежит сомнению, что 6 февраля на площади Согласия охрана не стреляла ни из пулеметов, ни из автоматов, ни из винтовок (единогласно); что охрана сделала первый выстрел лишь после того, как к ней было применено насилие (единогласно); что республиканская гвардия, мобильная гвардия и жандармы не «подхлестывались» ни алкогольными напитками, ни другими возбуждающими средствами (единогласно); что группа демонстрантов, личность которых не удалось установить, умышленно подожгла министерство морского флота (единогласно); что колонна демонстрантов Национального союза бывших фронтовиков не подвергалась обстрелу со стороны охраны ни при первом прохождении, ни при возвращении (единогласно); что правительство не отдавало приказа стрелять по демонстрантам (большинством, при трех воздержавшихся)».