Первопроходцы

Они были выполнены в масштабе примерно в пять раз меньшем, чем те, которые составили книгу "чертежа полю". В вводной части было также дано краткое описание и общего однолистного чертежа всего Московского государства, который также предназначался для того, чтобы по нему можно было судить, как между собой соотносятся разные части атласа Московского государства". [1]Но самым поразительным оказалось то, что это описание почти полностью соответствовало содержанию карты России, напечатанной голландским картографом Гесселем Герритсом в 1613 году. А сам Гессель Герритс утверждал, что он положил в основу своей карты "автограф" географического чертежа сына Бориса Годунова — Федора Борисовича! Это тот самый чертеж, о котором упоминает А.С. Пушкин в драме "Борис Годунов". Сам анализ вводной части "Книги Большому чертежу" не оставляет сомнения в том, что в ней описан именно общий чертеж Московского государства, сделанный явно в период короткого семилетнего царствования Бориса Годунова. Уже тогда царь Борис пытался приобщить своего малолетнего сына Федора к различным государственным делам.

Таким образом внимательный анализ географических трудов Семена Ремезова принес историкам русской картографии исключительно большую пользу. Особенно важно, что удалось решить целый комплекс весьма важных вопросов ранней русской картографии.

Главная ценность замечательной ремезовской "Хорографической чертежной книги" в самом географическом содержании ее удивительно интересных подробных "чертежей с урочищи". Каких только данных здесь нет!

Именно по этой книге историкам стало впервые известно место захоронения Ермака. Она же помогла точнее установить географическое местоположение легендарной "златокипящей" Мангазеи. Для дальневосточников особенно интересен в ней подробный путевой чертеж Амура. Между прочим, он еще раз подтвердил, что уже в XVII веке русские землепроходцы достоверно знали, что Сахалин — это остров, отделенный от материка проливом.

Каждый краевед Сибири, безусловно, найдет очень много полезного для себя в "Хорографической книге". Ремезовские чертежи рек Сибири необходимо еще весьма тщательно изучить.

С "Хорографической чертежной книгой" связано и рождение главного и самого крупного этнографического сочинения С.У. Ремезова — "Описания о сибирских народах и граней их земель".

Желая увеличить доходы казны, петровские власти стремились точно знать, где в Сибири обитают как обложенные ясаком, так и "неясашные" народы. Вот почему еще в 1696 году Ремезову было поручено не только нанести на карту сибирские земли, но и составить особое "описание сибирских народов". Семен Ремезов и это задание Москвы выполнил успешно.

К сожалению, этот труд Ремезова до сих пор остается ненайденным. Лишь в знаменитой, так называемой Чере-пановской летописи (ее автором был большой любитель старины тобольский ямщик Иван Черепанов) оказались обширные цитаты из сочинения Семена Ульяновича. Судя по ним, Ремезов поставил перед собой поистине грандиозную задачу — не только подробно сообщить, какие народы занимают различные земли Сибири, но и попытаться выяснить происхождение каждого из них.

Прежде всего пытливого исследователя интересовало происхождение сибирских татар — прямых предков сибирского Кучума. Опрос тех из них, кто жил в Тобольске, создал у него впечатление, что они берут свое начало от… "персов и Вавилона"! И что заселение Сибири будто бы начали красноярские ханы. Очевидно, что тут Ремезов излишне доверился услышанным легендам. Были в его сочинении и иные фантазии. Но к ним следует относиться снисходительнее — ведь это было одно из первых этнографических сочинений в истории не только Сибири, но и всей России в целом! Сам Ремезов вполне искренно стремился избегать ошибок и именно поэтому он почувствовал острую необходимость обратиться к историческим письменным источникам.

ТРУДЫ СЕМЕНА РЕМЕЗОВА ПО ИСТОРИИ

Прежде всего С.У. Ремезов начал штудировать различные хронографы и летописи своих предшественников. И именно тогда у него возникла идея заняться составлением своей собственной летописи и пополнением прежних хронографов.

В 1963 году выяснилось, что один из хранившихся в Тобольске "Хронографов" пополнен рукой… самого Семена Ремезова! Именно им были переписаны некоторые историко-географические сочинения, например о Турецкой и "Кизылбашской" земле (современном Иране). Здесь же оказалась историческая повесть "О взятии града Азова у турских людей", переработанная, вероятно, самим Ремезовым почти сразу же после того, как до Тобольска дошло известие об исторической победе Петра Первого в 1696 году у Азова. Очевидно, она писалась в 1696–1697 годах, и, видимо, не без влияния Андрея Ви-ниуса. Перед началом штурма Азова сам Петр I ("Бомбардир Питер") писал шутливо Виниусу: "…в граде марсовом все испахано и посеяно и не токмо в городе, но и во рву. И ныне ожидаем доброва рождения…" И когда блестящая победа была одержана, именно Андрей Виниус сделал все возможное, чтобы она не только достойно была отмечена в Москве, но и стала бы широко известной по всей России, в частности в Сибири.

Вместе со своими сыновьями Семен Ульянович тогда же — в 1697 году — приступил к составлению своей летописи. В ней он также упомянул о взятии Азова в 1696 году. Работа над летописью затянулась надолго. Многие вставки были сделаны после 1703 года. Вероятнее всего, она была завершена лишь во втором десятилетии XVIII века…

Теперь уже очевидно, что Семен Ремезов начал работать над своей летописью в конце 90-х годов XVI века именно потому, что от Сибирского приказа получил задание составить описание сибирских и порубежных народов, добыть исторические сведения о их происхождении. Это он и хотел обнаружить в различных сибирских письменных источниках, в том числе и в Есиповской летописи.

Особенно полезными для Семена Ремезова оказались различные этнографические сведения, которые были собраны в Тобольске еще в 1673 году, когда там проводились обширные работы по составлению новых сибирских чертежей, в том числе и чертежей, на которых были показаны "грани" — границы распространения поселений отдельных народов.

Ремезов также стал расспрашивать различных "бывальцев" о всех известных им народах, о их происхождении, вере, обычаях, одежде, пище, орудии, средствах передвижения и т. д. Все это и позволило Семену Ремезову составить самые различные этнографические очерки — о вогуличах и остяках (ханты и манси), калмыках (западных монголах), татарах и других народах Сибири. Немало уделил внимания Ремезов определению границ расселения разных народов Сибири. Но в этом он не преуспел. Весьма часто границы расселепия им давались на чертежах весьма условно.

Вне всякого сомнения, данная этнографическая работа, выполненная по заданию Андрея Виниуса, была отправлена в Москву. Поэтому еще не утрачена надежда, что этот ценный этнографический труд может быть обнаружен или в Москве или в Сибири. Внимательно следует также изучить второе издание книги Николаса Витсена "Северная и восточная Татария". Она была дополнена некоторыми этнографическими материалами о Сибири, которые были присланы Витсену Виниусом до 1704 года.

Задуманную летопись Ремезов решил сделать поистине необыкновенной. Прежде всего снабдил ее многочисленными рисунками. До него в Сибири никто ничего подобного не делал. Многое он рисовал чисто условно, но все драматические события ранней истории Сибири оп старался передать как можно подробнее, красочнее.

В меру своих возможностей Ремезов старался проверять сообщения предшественников, малоправдоподобное иногда заменял тем, что было ближе к истине. И все же он, несомненно, оставался еще типичным летописцем. Вспомним, сколько фантастического он рассказал о Ермаке в надежде причислить его чуть ли не к лику святых. Множество малоправдоподобных легенд о Ермаке он пытался выдать за истину. Немало в ремезовской летописи повествований о невероятных чудесах: то о необычайном великане, который мог сразу схватить десять человек и удавить, то о некоем звере, который мог ожить на четвертый день после своей гибели, то об особом языческом жреце ("шайтанщике") — абызе, который будто бы мог проткнуть жертвенному животному "брюхо скрозь", выпить из него кровь, а потом… исцелить! Есть в летописи Ремезова и рассказы о чудесных видениях. Здесь явно сказывалось влияние различной житийной литературы. Прямой наследник его в летописании Иван Черепанов не мог не отметить: "…Ремезов старался более прочих… чюдными известиями удивить читателей". А сколько в ремезовской летописи довольно серьезных хронологических ошибок!