Два побега<br />(Из воспоминаний анархиста 1906-9 гг.)

На минуту мы остановились, чтобы ориентироваться. В это время один из бежавших с нами сунул мне в руку браунинг и несколько магазинок. Я осмотрелся и увидел, что с нами нет ни Бабешко, ни Николая. — Где же они? — спросил я. Оказывается, они побежали несколько раньше и, очевидно, другим направлением. Тарас имел надежду встретить их. Мы продолжали свой бег, но уже втроем. — я, Тарас и Владимир, — тот самый, который, войдя в церковь, вызвал, было, подозрение у старшего. Остальные товарищи были местные; они отстали, чтобы направиться по домам. Огороды, по которым мы бежали, были слегка затоплены разлившейся рекой, и мы вначале бежали вдоль разлива. Дальше разлив подымался выше, захватывая дома; нам приходилось уже прыгать по воде, и в одном месте мы вдруг попали в такой крутой и глубокий залив, что должны были идти по пояс в воде, а затем еще мгновение — и мы оказались по шее в воде и поплыли. Выбравшись на сухое место, мы увидели, что попали в какой-то тупик, из которого выход был только назад. Тарас, оказывается, сбился с пути и бежал не теми огородами, какие были намечены. В это время совсем недалеко от нас раздалась тревожная барабанная дробь. Незаметно для себя, мы чуть не набежали на солдатские казармы, куда, очевидно, уже сообщили о случившемся в тюрьме.

Куда двинуться? Мы вбежали в один из дворов, где стояли лодки, разыскали среди них непривязанную, сели и отчалили. Веслом нам стала служить доска, лежавшая на дне лодки. Выбравшись из многочисленных огородных кустов на средину реки, мы поплыли вниз по течению. Никто из нас не знал, куда река несла нас, к какому месту города, но стало как-то спокойнее, и Тарас с Владимиром даже затянули, было, песню. Было приблизительно около двух часов ночи. Минут через 10–15 перед нами стал вырисовываться какой-то огромный темный предмет. Всмотрелись — железнодорожный мост, перекинутый через реку. Как только Тарас узнал его, он сразу преобразился: — Ну, теперь мы спасены, здесь недалеко должна стоять наша лодка и наши люди.

Выехав из-под моста, мы заметили на берегу, у подножия моста, группу стоявших людей. Они нас тоже заметили, и тотчас с их стороны послышался проникновенный, глубоко задушевный голос: «Товарищи, это вы?» Мы почуяли, что это наши. Но Тарас с напускной грубостью ответил: — «Какие там товарищи?» — Тарас, Тарас, подъезжай скорей сюда, это мы, — неслось с берега. Мы подъехали и нашли там Бабешко, Николая и еще несколько человек, в числе которых находился молодой социал-демократ Кривоспицкий, один из тех политических, которые сидели с нами на одном этаже тюрьмы.

В двух минутах ходьбы от моста, прикрытая кустами, находилась большая лодка человек на 10–12, заготовленная нашими товарищами еще накануне. В лодке нас терпеливо поджидали два местных рабочих. Как только мы подошли, они поздравили всех нас с успехом дела и со свободой и, попрощавшись, быстро удалились. Они были вполне легальны и спешили замести следы своего участия в деле.

Наш побег совершился 22 апреля 1907 года.

В лодку нас село шесть человек — Тарас, Владимир, Бабешко, Николай, с.-д. Кривоспицкий и я. Под ударами четырех весел она быстро понеслась вниз по течению реки. Через полчаса мы уже вплыли в Днепр, в который впадала речонка. Днепр в это время был в полном разливе. Воды его мчались с огромной быстротой, и, мы, выехав на простор реки, стремительно неслись вниз по течению. Все вздохнули свободно, и по широкой реке звонко полилась революционная песнь. Ничто уже в этот час не могло удержать потребности в пении Тараса и Владимира. Оба они имели хорошие голося. Усердно гребя веслами, они не менее усердно и прочувствованно пели. Мы все им подпевали. Так удалялись мы от места, где полтора месяца назад мы с Бабешко схоронили, было, свою свободу и жизнь, и где два часа перед этим все мы могли потерять свои головы. На широких просторах Днепра все, недавно пережитое нами, тяжелое прошлое было отброшено куда-то далеко-далеко, забыто, и мы, поглощенные радостным настоящим, мчались вперед, — к новым берегам, к новым битвам и новым деяниям. Никто не подозревал в тот час, что скоро, очень скоро многие из нас сложат свои головы на том тернистом пути, имя которого социальная революция и идеал которого заставлял усиленно биться наши сердца, сжимал волю и устремлял взоры вперед…

Мы взяли направление противное Екатеринославу с определенным расчетом. Мы были уверены, что немедленная погоня за нами будет организована в направлении Екатеринослава, в районе железнодорожных путей и что меньше всего внимание властей направится в сторону Никополя. И мы не ошиблись. Облавы, предпринятые на другой день, производились в самом Александровске и на железнодорожных путях и этими облавами были выловлены все бежавшие с нами уголовные. Их было человек 15. Надо заметить, что их легко разыскали, благодаря их же преступному легкомыслию. Большинство их были из Александровска. Вырвавшись на свободу, они пошли на квартиры своих родных и в первый же день предались гулянью и пьянству. Большинство их в ближайшие дни были казнены по приговору военно-окружного суда за участие в побеге. Как потом узнали, во время нашего побега был убит старший надзиратель Кваша и ранено три или четыре надзирателя и несколько частных лиц.

Лишь только стало светать, мы свернули с открытого течения Днепра к берегу и ехали потом все время под прикрытием кустов. Это было необходимо на случай погони за нами пароходом, которая все же могла быть. Часам к 8–9 утра мы были уже верстах в 40 от Александровска. Решили отдохнуть. Отыскали в плавнях хорошее место, спрятали лодку в кусты и расположились на небольшом островке. После полудня снялись и тронулись дальше.

Днепр широко разлился. Местами нельзя было видеть противоположного берега. Целое море воды. На протяжении всего пути мы не видели ни одного парохода, ни одной лодки, ни одного человека на берегу. Должно быть после ночной службы все отдыхали у себя дома. Лишь водяные крысы в кустах, да редкие птицы в отдалении составляли нам сообщество. Мы плыли в царстве настоящей водяной пустыни, плыли стремительно быстро, со скоростью не меньшей десяти верст в час. Кусты и деревья, попадавшиеся нам навстречу, мелькали с такой быстротой, словно мы ехали на моторной лодке. Лучшего путешествия трудно было и пожелать себе. Это необыкновенное, сказочное путешествие, омрачалось несколько состоянием здоровья Николая: во время перестрелки в церкви у него была прострелена рука, притом кем то из своих. Огромного калибра пуля попала ему сзади в локоть и вылетела в том месте руки, где начинался мизинец. Кость не была повреждена. Рана была грубая, развороченная при выходе. За несколько часов, что мы ехали на лодке, рука у него вздулась, как бревно, и мучительно давала себя чувствовать. Решено было, что в Никополе Николай с соц. дем. Кривоспицким сядут в поезд и поедут в Екатеринослав по железной дороге. Все же остальные должны были пройти еще верст сто пешком, чтобы сесть в поезд совсем в безопасном месте. Мне с Бабешко необходимо было, кроме того, достать вольное платье и заменить им арестантское, в котором мы пока оставались. Тарас приготовил, было, ему и мне костюмы, но когда из церкви выскакивали уголовные, он то одному, то другому сунул что либо, его обступили, он роздал все, что имел, и в конце концов и сам остался без шапки и без пиджака.

Часов в пять вечера мы подъехали к Никополю. Николай с Кривоспицким пошли на вокзал, а Тарас в город добывать нам необходимую одежду и провизию. Через два-три часа все это у нас было, и когда начало темнеть, мы, бросив лодку, стали продолжать свой путь пешком. Шли степью, держась недалеко от полотна железной дороги. Шли исключительно ночами, а как только становилось светло, мы на весь день залегали где либо в лесу или в кустах.

Так продолжалось в течении трех суток.

На третью ночь мы прибыли в Верхнеднепровск, откуда по железной дороге на товарных поездах доехали до Екатеринослава. Мы с Бабешко устроились на общей конспиративной квартире, сначала в самом Екатеринославе, а затем в Нижнеднепровске.