Заповедный мир Митуричей-Хлебниковых

Война наложила свой отпечаток не только на быт, ставший столь затрудненным, что к концу шестнадцатого года приходилось, идя в гости, приносить с собой свои сахар и хлеб; не только на отношение к искусству. Она врывалась в жизнь молодых художников самым непосредственным образом. В 1915 году батальный класс Самокиша ездил на фронт делать зарисовки в частях — если на фотографии 1913 года студенты в штатском, и Самокиш в сюртуке и при галстуке выглядит типичным петербургским профессором, то в 1915 году все уже в военной форме, и Самокиш в фуражке и распахнутой шинели, под которой виднеется Георгиевский крест, предстает бравым офицером, отцом-командиром своих «солдат».

На фронте Митурич делал зарисовки с натуры, гораздо более сдержанные и строгие, нежели победные журнальные баталии. «На позициях» — колючая проволока заграждений, сидящие возле нее, что-то перетаскивающие, куда-то бредущие солдаты. Убитый немец. Стреляющий солдат… Будни войны.

А в 1916 году Митурич был призван в армию, отправлен в Военно-инженерную школу, затем в 11 Сибирскую дивизию — на Германский фронт. И появились рисунки 1916 года: «Шведский форт. Крепость Осовец»; «В казарме»…

Однако ему все-таки удавалось выставляться: в 1916 году на выставке современной русской живописи в художественном бюро Н. Е. Добычиной и затем ежегодно — в 1917,1918 годах на выставках «Мира искусства», в 1919-м на Первой Государственной свободной выставке произведений искусства в Петрограде в Зимнем дворце.

Митурич, как и художники его круга — В. Татлин. П. Львов, Н. Альтман, как Н. Пунин, как и В. Хлебников, принял Октябрьскую революцию. Будучи в армии, встал на сторону восставших солдат, был избран начальником связи дивизии. В 1918 году, оставаясь в войсках, он смог вернуться к художественной жизни Петрограда, включиться в бурную деятельность Отдела ИЗО Наркомпроса, возглавляемого Д. Штеренбергом. Активнейшими деятелями Отдела были участники «квартиры № 5» — Пунин, Татлин, Альтман.

Николай Пунин стал идеологом, подлинным «мозгом» Отдела ИЗО, нервом всей его издательской, просветительской деятельности.

Четыре года спустя он рассказал об этом времени в очерке «В дни Красного Октября». «Счастье революции — большое и дорогое чувство, редкое оттого, думаю, что в нем много человеческой стихии и оно редко. Этим счастьем мы жили после октября. <…> Не знаю, с чего начать, вспоминая прилегающие к октябрю месяцы, когда возникал и начинал работать Отдел изобразительных искусств. Был уже декабрь, а борьба с саботажем еще не была кончена. Мы (Лурье и я) пришли в Зимний просить у Луначарского Эрмитажный театр для постановки в нем пьесы Хлебникова „Ошибка смерти“. В Зимнем почти никого не было. <…> Мало кто знал и кто почувствовал одиночество, которым окружены были „большевики“ в первые месяцы. Там где-то работали государственные аппараты, пытаясь не даться в руки, а здесь то садился, то бегал по комнате стремительной и падающей походкой человек, у которого уголки рта всегда были закусаны, руки на ходу сжаты в кулаки и энергично откидывают тело. <…> Вскоре наш небольшой проект в Эрмитажном театре остался далеко позади — встал вопрос об организации нового аппарата управления во всех областях искусства. Этот вопрос стал и затем разрешился вразрез с желанием большей части нашей художественной интеллигенции именно потому, что эта самая интеллигенция выдолбила вокруг всех работников партии пустоту и одиночество, которое в те дни поразило меня в Зимнем. Пресловутый „Союз деятелей искусств“ ^[78] бесплодно и болтливо заседал в Академии. Он требовал передать управление искусством себе, ожидая вместе с тем быстрого и несомненного падения большевиков. Совместные заседания Луначарского с представителями этого Союза не дали ничего» ^[79].

17 ноября Союз деятелей искусств сообщил о том, что не признает опеки государства над искусством и отказывается в дальнейшем от всякого общения с А. Луначарским. Желание сотрудничать с ним высказали в этот момент только В. Маяковский и архитектор А. Старбовский.

Однако в ближайшие же месяцы из Союза вышли Н. Пунин, В. Татлин, Л. Бруни, П. Митурич — чуть ли не вся «квартира № 5».

Из отчета о деятельности Отдела изобразительных искусств при Наркомпросе: «Резолюция, приготовленная заранее и принятая большинством собрания, сводила форму организации к автономному Союзу всех художников, то есть Союзу деятелей искусств; причем государственной власти отводилась роль чисто контрольная, с обязательством, разумеется, питания этой организации финансовыми средствами. Комиссариат Народного просвещения понял, что дело образования вообще и эстетического образования в частности не может быть оставлено в руках людей, ничего общего с рабочими и крестьянами не имеющих. <…> Вот почему Комиссариат Народного просвещения организовал сейчас два отдела: Отдел изобразительных искусств и Отдел музеев и охраны старины. <…> Таким образом был организован Отдел Изобразительных Искусств и при нем художественная коллегия, которая состояла с самого начала из следующих лиц: из председателя коллегии и заведующего отделом Штеренберга, членов коллегии: Альтмана, Ваулина, Карева, Матвеева, Пунина, Чехонина, Ятманова.

Созданы две комиссии Отдела ИЗО Наркомпроса — Петроградская и Московская. В первую входят: Н. Альтман, Н. Пунин, С. Чехонин, А. Матвеев, В. Маяковский, О. Брик, В. Щуко и др. Во вторую: В. Татлин, И. Машков, П. Кузнецов, К. Малевич, Р. Фальк. В. Кандинский, С. Коненков, А. Шевченко, Н. Удальцова и др…» ^[80]

Петр Митурич не входил ни в одну из этих комиссий, но был близко знаком с большинством их членов, а с некоторыми, например с Пуниным и Татлиным, был тесно дружен, принадлежал к их кругу, участвовал в их начинаниях. В 1918 году он создал к Октябрьским праздникам «проект вывески для Наркомпроса к воротам пажеского корпуса» и «проект оформления Зимнего дворца к 1-му юбилею Октября»; по его проекту к Октябрьским праздникам был украшен Троицкий мост в Петрограде. Участвовал в конкурсе на проект герба РСФСР и получил на предварительном жюри первую премию. (Окончательно был принят проект С. Чехонина.)

Тогда же, в 1918 году, Митурич сделал вполне «футуристическую» обложку нот «Наш марш» — слова В. Маяковского, музыка А. Лурье.

Резкие сломанные плоскости, рубленые буквы заглавия НАШ МАРШ, повторяющиеся несколько раз, пересекающие лист по разным направлениям, созвучны звонкому нарочито сбитому синкопами ритму Маяковского.

Каковы были настроения Митурича в те дни? Разделял ли он восторженную увлеченность Николая Николаевича Пунина?

Безусловно, он принимал многое из того, чем жил Пунин, которому в 1918 году принадлежала воистину первая роль в Отделе ИЗО. Выступления Пунина, его лекции проходили регулярно — не было искусствоведа, более деятельного и больше делающего для народного просвещения в первые годы революции, нежели Н. Пунин.

«Жизнь искусства», 1919, 17 октября. «Лекция о Пикассо. В помещении общества поощрения художеств состоится лекция Н. Пунина».

«Жизнь искусства», 1919, 23 октября. «О преподавании истории искусств в единой трудовой школе. С докладом выступил Н. Пунин. Все единогласно признали, что история искусств обязательно должна преподаваться во всех учебных заведениях».