"Кузькина мать" Никиты и другие атомные циклоны Арктики

Когда в 50-х годах прошлого столетия в жестоких условиях Арктики испытывалось экстремальное оружие, ситуаций аномального свойства долго ждать не приходилось. И они случались, причем каждый раз обязательно вовлекали в свою орбиту людей. Хотя, признаем, далеко не каждый случай из множества нам сегодня известен. Вот почему людей, о подвиге и судьбе которых ведется речь в этом разделе книги, на мой взгляд, правомерно назвать сталкерами.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Лучший год капитан-лейтенанта Ковалева

О том, что при проведении одного из наземных испытаний на полигоне произошла «осечка» — атомный заряд не взорвался, мне рассказывали сразу несколько ветеранов. Точных обстоятельств этого, прямо скажем, сверхчрезвычайного происшествия никто из них не знал, поскольку все они состояли в том круге участников новоземельских событий, которым знать этого не полагалось. Поэтому ходили слухи: на архипелаг изначально привезли бомбу с заводским браком. Или еще — до детонирующего устройства бомбы якобы не прошла команда, которую должны были дать со штабного корабля. Но все мои собеседники сходились в одном — время той самой «осечки» — осень 1957-го.

Напрасно было бы запрашивать военные архивы, зная, что там грудью лягут, но не признают подобного факта. Оставалось лишь продолжать поиск очевидцев. Удача заставила себя подождать. Подробности этой истории 1957 года я нашел относительно недавно и довольно неожиданно — у журналиста Виктора Литовкина.

Действительно «осечка» с атомной бомбой случилась в сентябре 1957 года в губе Черной. Предстояло взорвать очередной заряд, однако необычный. Главной целью эксперимента ставилось изучение последствий особо жесткого радиоактивного излучения. Такое собирались получить при взрыве под условным названием «ФО-3», которое расшифровывалось как — физический опыт № 3. Сейчас уже известно: опыт был предтечей той самой нейтронной бомбы, изобретением которой, нас пугали США уже в 70-х.

Ядерное устройство мощностью порядка 15–20 килотонн смонтировали на верхней площадке 15-метровой башни. С пунктом подрыва ее связывали электрические провода. Подходы к башне перекрывались рядами колючей проволоки. Подрыв осуществлялся несколькими ступенями: детонаторы бомбы срабатывали от тока электрогенератора, генератор включала автоматика, а чтобы сработала она, нужно было, во-первых, подать на нее электричество, а во-вторых, получить радиосигнал с КП.

Поначалу все шло, если так можно сказать, по привычному сценарию. На пункте подрыва «изделия» — так называли ядерное устройство, специалисты проверили аппаратуру, убедились в ее исправности и провели пробные сеансы связи с командным пунктом, который располагался в 9 километрах от эпицентра будущего взрыва. Как и положено, все операции дублировались и окончание их подтверждалось записями в специальных журналах. Это делали не только офицеры, Владимир Ковалев и его заместитель Иван Симанков, а также представители Министерства среднего машиностроения, проверявшие готовность заряда по своей части. Журналист Литовкин тоже назвал их имена — Виктор Жучихин и Юрий Коленов. Уходя с площадки, они замкнули рубильник. Тогда же начальник пункта подрыва капитан-лейтенант Владимир Ковалев опечатал ворота площадки. Еще полтора часа ушло на то, чтобы катер доставил всех четверых через губу Черную на КП.

Старшим на командном пункте в тот день был адмирал Петр Фомич Фомин — начальник 6-го Главного управления ВМФ. Здесь же находилась большая группа генералов и адмиралов. Ждали взрыва.

Пошел отсчет времени. Все, кто был на КП, надели защитные черные очки — вспышка атомного зарева могла ослепить. Наконец — время «ноль»! А взрыва нет!

Хронометр отсчитывал секунды и дальше: прошла уже минута. Взрыва нет!

Первое оцепенение собравшихся на КП сменилось замешательством, а потом гневом и руганью. Но наступило время и остыть: ругайся не ругайся — делу не поможешь, надо выяснять, что же случилось.

Вернуться к неразорвавшейся атомной бомбе приказали тем же, кто проверял заряд, — Ковалеву, Симанкову, Коленову и Жучихину. Вертолет высадил их в полутора километрах от испытательной площадки. Дальше четверка добиралась пешком полтора часа. Приближаясь, внимательно вглядывались, отмечая: никаких изменений на площадке и вокруг нее не произошло, все на месте, ни дыма, ни огня, ограждение в целости, никаких следов случайно забредших животных…

Дошли до ворот, сняли печати, прошли дальше — к «изделию». Услышали, как гудят преобразователи напряжения. Значит, все работает и не прошла только самая последняя команда. Офицеры отключили взрывное устройство от автоматики и осмотрели его: все пломбы — на месте.

На одном из приемников сигнала с КП они обнаружили перегоревший предохранитель. Новый вопрос: приемников было два, и на втором предохранитель в полном порядке. Тогда почему сигнал не прошел по второй, резервной линии? Позже выяснилось: во время передачи сигнала на резервной линии в тот же момент, что и на приемнике, сгорел предохранитель и на передатчике — замкнуть цепь не удалось.

Тем временем Жучихин с Коленовым, подобно саперам, «обезвредили» ядерный заряд: вскрыли установку, отстыковали разъем проводов от детонаторов.

Проводной связи у них не было, переговариваться с КП по радио нельзя: в нейтральных водах у полигона дежурили американские корабли, которые могли перехватить сообщение. Тогда решили: Ковалев и Симанков полетят вертолетом на КП, а Жучихин и Коленов останутся караулить «аварийную» бомбу.

Вот так все прозаически — пошли, осмотрели, отключили, остались караулить А речь-то об атомной бомбе! Сколько не допытывались потом у Владимира Ковалева насчет (страха, ответ был один: «Бомба — целая. Цепной реакции не произошло. Чего ее бояться-то?! Мы даже радиометров не доставали — мысль об излучении в голову не пришла. Может быть, потому, что очень молоды были».

А вот Юрий Коленов и Виктор Жучихин все же признались — электромеханический преобразователь, который им предстояло чинить, находился под индуктивной нагрузкой и мог «сработать» прямо под руками. Но деваться им было некуда: это их «бомба», им ее и вскрывать.

Естественно, по случаю небывалой осечки не обошлось без особого отдела. Контрразведчики сразу же сообщили о срыве испытаний на Лубянку, а оттуда доклад пошел лично Никите Сергеевичу Хрущеву. Четверых «сталкеров» таскали на допросы и заставляли писать объяснительные: кто что делал, что говорил, когда и где? Пытались дознаться: уж не происки ли врагов сорвали испытания?

Тем временем адмирал Петр Фомин принял решение проложить к бомбе третью, резервную линию, но для этого на полигоне не оказалось необходимых приборов и оборудования. Тогда связались с Москвой.

Прилетел самолет с Большой земли, привез все необходимое. К слову, нужные предохранители на замену сгоревшим с трудом нашлись в одном из Военно-Морских НИИ в Ленинграде. Этим же бортом на полигон прибыл начальник Главного управления опытовых работ Минсредмаша генерал-лейтенант Николай Иванович Павлов и научный руководитель эксперимента «ФО-3» Георгий Львович Шнирман.

Пошел новый отсчет времени подготовки «физического опыта» для сотен людей на десятках пунктах наблюдения, кораблях, самолетах, на измерительных площадках испытательного полигона.