Воспоминания артистки императорских театров Д.М. Леоновой

V

Теперь расскажу о том, как относились ко мне разные композиторы и какие оперы ставили со мною.

Опера «Русалка» А.С. Даргомыжского в первый раз ставилась, и в Петербурге, и в Москве, со мною. Я исполняла роль княгини. Когда при постановке оперы хозяевами были сами композиторы, то все контральтовые роли отдавались мне, не смотря ни на какие интриги. Опера «Русалка» ставилась в Петербурге самим Даргомыжским. Ария княгини «Чу, кажется, трубят!» была настолько сильно оркестрована, что А.С. пришлось переменить всю оркестровку, так как эту арию не было возможности петь. Даргомыжский очень дорожил квартетом с хором во 2-м действии «Не к добру на свадьбе нашей» и мне вспоминается указание его относительно темпа этого квартета: какой бы медленный темп мы ни брали, Даргомыжский просил петь еще медленнее. Я упоминаю об этом для того, что некоторые капельмейстеры могут не знать желания покойного композитора.

Опера «Мазепа» Фитингофа была вторая, поставленная со мною. Роль Орлика, по желанию композитора, была отдана мне и потому недоброжелатели мои, конечно, употребили все старания, чтобы опера недолго удержалась на репертуаре.

Опера «Кроатка» Дютша поставлена была мною в мой бенефис. Главная теноровая партия исполнялась Сетовым. Опера имела большой успех и так как успеху содействовало значительно мое пение, то нашлись личности, которые постарались, или, лучше сказать, ухитрились, сделать так, чтобы опера эта шла всего только два, три раза и затем похоронили ее. Дело вышло так: в день спектакля Сетов присылает сказать, что болен. Несколько времени спустя оперу назначают опять. Театр полон и опять перед началом анонсируют, что опера не пойдет. Так назначали эту оперу раз пять и постоянно она почему-нибудь не шла, а когда назначили в шестой раз, то публики собралось менее, нежели полтеатра. Этого-то именно и желали, потому что существует правило: когда при повторении оперы не выручается известная определенная цифра сбора, оперу эту кладут под спуд. Дютш был так огорчен, что захворал и умер.

Опера «Наташа» или «Волжские разбойники», сочинения Вильбоа, тоже поставлена была в мой бенефис.

Опера «Рогнеда» Серова шла также со мной. Первое время я исполняла роль Скульды, так как партия Рогнеды была написана композитором для сопрано и для этой роли даже нарочно выписана была певица из-за границы. В то же время композитор транспонировал раз для меня балладу из «Рогнеды» и я ее спела. Серову до того понравилось мое исполнение, что он решился переделать роль Рогнеды для меня. Когда в тот же год я жила на собственной моей даче, в Ораниенбауме, в июле месяце, Серов приехал ко мне. Я была, конечно, очень рада принять его у себя и предложила ему с женой и с маленьким сыном помещение. Они оставались у меня до осени, и здесь Серов переделал партию Рогнеды для моего голоса, а осенью я в ней выступила. Эта партия необыкновенно выиграла в контральтовом переложении и имела громадный успех.

Другая опера Серова «Вражья сила» была также поставлена со мной. Когда Серов писал ее, то заранее восторгался, воображая, каково будет мое исполнение роли Спиридоновны и не ошибся. К сожалению, ему не пришлось видеть этой оперы на сцене. Он умер, не отделав ее вполне и инструментовка последнего акта, как известно, докончена была, после уже смерти Серова, Соловьевым.

Опера «Ратклиф» сочинения Кюи ставилась в Петербурге в мой бенефис, имела огромный успех и также долго не удержалась, по всем вероятиям потому, что исполнение мое роли Маргариты было слишком для меня выгодно.

Две картины из оперы «Борис Годунов» сочинения Мусорского шли также со мной, и Мусорский, живя у меня на даче, работал над двумя другими своими операми «Хованщина» и «Сорочинская ярмарка» и там их окончил.

Опера «Гроза» Кашперова шла также со мной. Исполняя роль Варвары, я имела такой успех, что А.Н. Островский, увидев меня в этой роли, сказал мне: «Я мечтаю в драме о такой Варваре, какую вы исполнили в опере». Ария «Ах ты, матушка родимая» выходила у меня особенно удачно.

Относительно иностранных опер нечего и говорить, что я пела почти все контральтовые партии в операх, которые шли во время моей службы, главная же моя роль была в Лоэнгрине, партия Ортруды.

Последнее время мне пришлось взять для ансамбля в «Фаусте» роль Марты. Эта роль вышла у меня настолько удачна, что публика ожидала с нетерпением каждого моего появления, встречала и провожала меня громом рукоплесканий. Кроме того, за исполнение этой роли я удостоилась высочайшей похвалы: его высочество великий князь Константин Николаевич сказал мне: «У великого артиста нет маленьких ролей, вы это доказали, мастерски исполнив Марту. Мы и не знали, что можно из этой роли сделать подобное».

Закончу главу эту воспоминаниями о М.И. Глинке. Опера его «Жизнь за царя» была, как известно читателям, первою оперою, в которой я выступила на сцену в роли Вани. Я уже говорила, что в начале моей артистической деятельности М.И.Глинка переделал для моего концерта на голоса сочинение свое «В минуту жизни трудную» и романс Федорова «Прости, прости, прелестное созданье!» Кроме этого, он написал для меня следующие пьесы: «Valse-fantaisie»; цыганскую песню «Я пойду, пойду косить»; аккомпанемент к цыганской песни «Ах, когда б я прежде знала, что любовь родит беду». При этом он вспоминал знаменитую Стешу в Москве, рассказывая, что она была единственная цыганка, которая положительно увлекала его своим пением. Меня он учил исполнять в его духе его романсы: «Утешение» и «Не говори, любовь пройдет». Последний был его любимый. Из дуэтов любимым был: «Вы не придете вновь». При этом дуэте он вспоминал как две сестры, высокопоставленные особы, вручили ему текст этого романса и просили его написать музыку. У М.И. Глинки бывала часто фрейлина Бартенева, и он часто заставлял меня петь с ней этот дуэт.

Об итальянской методе пения М. И. Глинка выражался так: «Хотя мне и не по нутру итальянщина, но она необходима для обработки голоса».

М.И. Глинка задумал написать третью оперу и сюжет заимствовал из драмы «Двумужница». На эту мысль навело его мое исполнение его произведений. Я уже говорила, что мой голос очень нравился М.И. Глинке, а главное он ценил во мне уменье исполнять его музыку по одному его намеку. Главная роль «Двумужницы» предназначалась именно мне. Опера, можно сказать, была готова; музыка сложилась у него и нужно было только составить либретто, а так как из прежних знакомых ему либреттистов не было никого — кто умер, а кто уехал за границу, — то он обратился ко мне, говоря: «Найдите мне либреттиста, я хочу написать третью оперу из «Двумужницы».

Обрадовавшись этому намерению, я была уверена, что и другие также заинтересуются и обрадуются возможности иметь еще оперу М.И. Глинки, но интрига не пощадила и этого человека, несмотря на его гений, и вот факт, лишивший нас третьей оперы этого великого композитора.

Я поехала к Федорову, думая и его обрадовать этим известием, а главное рассчитывая, что он укажет мне хорошего либреттиста. Действительно, он указал — это был Василько-Петров, который, как оказалось потом, не мог удовлетворить желанию М.И. Глинки. Я же, уверенная, что Федоров рекомендует достойного для М.И. Глинки либреттиста, повезла тотчас же Василько-Петрова к уважаемому моему учителю.

М.И. Глинка был очень доволен, что я так скоро нашла нужного для него человека; он тотчас же начал с ним дело. Рассказал ему весь план оперы, объяснил свои желания и советовал как писать.

Начало действия предполагалось так: на сцене мать укачивает своего ребенка, и опера начинается колыбельною песнею (которую предстояло петь мне). М.И. Глинка тогда же предлагал мне написать эту песню, не дожидаясь окончания всей оперы, для того, чтобы я могла петь ее раньше; но я, не желая затруднять, отклонила его от этого, в полной уверенности, что у нас будет целая опера. Впоследствии я была в отчаянии и жалею ужасно до сих пор, что не воспользовалась этим предложением; по крайней мере хотя бы эта песня теперь существовала, так как опера осталась ненаписанною. Василько-Петров настолько был некомпетентен в деле писания, что не мог исполнить удовлетворительно того, о чем говорил ему М. И. Глинка и делал совсем иное, что-то несообразное, а самое главное по своему плану. Тогда М.И. Глинка просил меня найти ему другого либреттиста, говоря: «Опера у меня вся тут, в голове, дайте мне только либреттиста и через месяц опера готова».