Вижу противника !

30 марта памятно не только зачтением приказа о переводе полка в 236-ю ИАД, но и длительными разговорами с прилетевшими к нам главным инженером дивизии майором Романом Харитоновичем Толстым и уже упоминавшимся мною инспектором по технике пилотирования дивизии Героем Советского Союза майором Щировым.

Майор Толстой, сын кубанского казака, человек больших знаний и неистощимого юмора, проверив состояние и обслуживание самолетного парка, не поскупился на добрые советы, в беседах с летным составом отметил положительные качества "лаггов". А майор Щиров, расспросив о делах, посетовал:

- Никак не подберу напарника. Наши ВВС получили пятьдесят "спитфайров", подаренных товарищу Сталину английской королевой. Удалось вырвать два самолета для дивизии. Машины хорошие, а напарника нет.

И, поглядев в глаза, предложил:

- Давайте ко мне ведомым, а?

В недавнем прошлом Щиров был напарником замечательного советского летчика, Героя Советского Союза Д. Л. Калараша. Предложение стать ведомым у Щирова являлось большой честью. К тому же я слышал, что "Спитфайр-6" вооружен шестью крупнокалиберными пулеметами "кольт-браунинг". Очень хотелось испробовать английский истребитель в бою! Но я отклонил предложение Щирова, не считая возможным покинуть полк ради личных интересов.

- Выходит, нужен приказ? Я правильно вас понял, товарищ капитан? спросил Щиров.

- Приказы не оспаривают, им подчиняются,- пошутил я, не придав словам Щирова должного значения, но плохо знал тогда настойчивость своего собеседника...

Еще одно памятное событие той поры - первая личная встреча с командиром 236-й ИАД полковником В. Я. Кудряшовым.

Биография Василия Яковлевича Кудряшова похожа на биографии всех других коммунистов тридцатых годов, мобилизованных партией для службы в создававшейся авиации молодого Советского государства. Направленный в 1931 году на учебу в Качинскую авиашколу, Кудряшов в 1932 году окончил ее. В течение четырех лет он обучал молодежь, был инструктором авиационной школы в городе Энгельсе, где вырос до командира звена. С 1936 по 1938 год Василий Яковлевич работал в Роганьском авиационном училище, а с 1938 по 1941 год учился на командном факультете Военно-воздушной академии, которую окончил перед самой войной.

На фронте он находился с 1941 года. В июне 1942-го назначен командиром 236-й истребительной авиационной дивизии, которой командовал до окончания войны. Человек он был физически сильный, рослый, умел ладить с людьми.

Кудряшов прибыл в полк, чтобы познакомиться с личным составом, вручить награды отличившимся при выполнении боевых заданий. Майору Аритову он вручил орден Отечественной войны 2-й степени, капитану Черкашину, старшим лейтенантам Антипову и Чумичеву - ордена Красного Знамени. Меня за 50 боевых вылетов и 4 сбитых вражеских самолета также наградили орденом Красного Знамени. Из рук Кудряшова получил я и орден Красной Звезды, которого был удостоен ранее за работу в авиационном училище.

Поздравив награжденных, командир дивизии призвал нас совершенствовать боевое мастерство, беспощадно уничтожать врага. От имени награжденных выступил Аритов, он заверил командира дивизии, что личный состав полка выполнит воинский долг с честью. За ужином Кудряшов вспомнил Рогань, где мы оба, хотя и в разное время, работали, общих знакомых. Вспомнил тепло и показался мне давно и хорошо знакомым человеком.

...Апрель обрушил на кубанскую землю ливни, непогодило всю первую декаду, вражеская авиация появлялась редко, да и мы большую часть времени вынужденно проводили на земле. Но к утру 11 апреля прояснилось, и сразу же начались ожесточенные воздушные бои. Накал этих боев возрос с 14 апреля, когда войска 56-й армии предприняли очередное наступление на Крымскую, и достиг наивысшего напряжения к двадцатым числам апреля, в период фашистского наступления на героических защитников Малой земли.

В полку, естественно, не знали, что гитлеровское командование к этому времени решило любой ценой удержать таманский плацдарм, серьезно усилить оборонявшую таманский плацдарм 17-ю полевую армию, сосредоточить на аэродромах Крыма и Таманского полуострова основные силы 4-го воздушного флота численностью свыше 1000 самолетов, привлечь для действий на Кубани около 200 бомбардировщиков, базирующихся в Донбассе и Таганроге, бросить против нас эскадры истребителей "Удет", "Мельдерс" и "Зеленое сердце", укомплектованные лучшими кадровыми летчиками люфтваффе. Ничего этого мы не знали. Мы просто почувствовали резкое изменение воздушной обстановки, поняли, что противник намерен вернуть себе господство в воздухе, старались делать все возможное, чтобы нанести гитлеровцам максимальный урон.

Нам пришлось нелегко. На Северо-Кавказском фронте к середине апреля имелось всего 600 самолетов, то есть вдвое меньше, чем у гитлеровцев, и лишь четвертая часть наших самолетов, 150 "лаггов" и "яков", способны были вести активные бои с истребителями противника. Требовалось полностью использовать накопленный опыт, воевать в полном и точном смысле слова не числим, а уменьем. И разумеется, это оказалось не простым делом. Мы, например уже поняли, что в боевом вылете на прикрытие войск при ясной погоде самолеты необходимо эшелонировать по вертикали, "утюжить" линию фронта невыгодно, лучше встречать бомбардировщики врага на подходе к фронту, держаться следует на значительной высоте, имея хорошую скорость, находясь со стороны солнца. Но как действовать в условиях низкой облачности и плохой горизонтальной видимости? Этому учились на собственном горьком опыте.

Помню, утром 11 апреля майор Герасимов приказал старшему лейтенанту Белову произвести воздушную разведку противника в районе Крымская, Молдаванское и Новокрымское, установить интенсивность движения войск врага на дорогах, связывающих названные пункты. Вылететь на разведку командир полка приказал шестью экипажами.

Группа Белова в сложных погодных условиях идти на задание могла лишь по линейному ориентиру. Эшелонировать экипажи по высоте облачность также не позволила. Кроме того, шесть экипажей - не пара самолетов, способных проскочить незамеченными. И уже на подходе к станице Крымской группу последовательно атаковали три отдельные пары "мессеров", сбили два "лагга". Пилот одного, старший сержант П. В. Никитин, погиб, пилот второго, лейтенант А. П. Попов, с трудом спасся, выпрыгнув с парашютом.

С 12 по 15 апреля полк потерял еще несколько самолетов. А 15 апреля, прикрывая в условиях низкой облачности наземные войска в районе Крымской большими группами самолетов, понес особенно тяжелые потери: за пять вылетов недосчитался шести "лаггов" и одного летчика - старшего сержанта Горбачева. Того самого Горбачева, который с первого дня пребывания на фронте так рвался в схватку с врагом!

Вечером в присутствии майора Аритова я высказал командиру полка майору Герасимову соображения командиров эскадрилий и отдельных летчиков полка по поводу нашей тактики. Соображения, которые полностью разделял. Сказал, что понесенные потери - прямой результат нашего формального мышления. Мы думаем о том, как уравновесить в воздухе свои силы с силами противника, не думая о главном, о том, как лучше бить врага в изменившихся погодных условиях.

- Выходит, если погода плохая, лучше летать мелкими группами? - спросил Герасимов. - Может, парами? А если на нашу пару или четверку целая дюжина "мессеров" навалится, что тогда?

На это у меня был готов ответ, согласованный с комэсками:

- Наращивать силы в ходе боя! Поднимать в воздух дополнительные группы только после появления новых групп противника. А что касается разведки, то в разведку, Петр Васильевич, действительно нужно направлять только пары самолетов. Чтобы их трудно было обнаружить. Конечно, разведчиками должны быть летчики, имеющие очень хорошую летную подготовку и боевой опыт.

Герасимов покрутил головой:

- Ну, не знаю! Не знаю! Требуют поднимать большие группы, значит надо поднимать большие. И нечего мудрить! Что мы, умнее всех?