На тревожных перекрестках - Записки чекиста

Бойцы кое-как задремали под густым намокшим кустарником, а Нехведович ушел на хутор. Мне не спалось. Командир вернулся на рассвете, поеживаясь от сырости и холодного ветра. Несмотря на полную опасностей бессонную ночь, выглядел он бодро и даже весело.

- Подъем, фронтовики! - заговорил Иосиф.- Царство небесное проспите! Закусим - и к делу!

После походного завтрака в непросохшем лесу командир группы дал мне первое поручение.

- Задание тебе, Станислав, будет такое. Слушай внимательно. Вот то самое письмо, которое написал кавалерийский краском своему отчиму Иосифу Зысу, помнишь? Прикинься сельским парнишкой, разыскивающим заблудившуюся корову, и доставь это письмо по адресу. При встрече с людьми поменьше говори и побольше слушай. Все, что узнаешь от Зыса, запомни и доложи мне. Первая разведка, первые сведения для нас сейчас самое главное. С письмом будь осторожен. Если оно попадет в руки врага, сам понимаешь, и тебе несдобровать, и может погибнуть ценный товарищ. При явной опасности - уничтожь, сожги. Ясно?

- Ясно. А как связь с уездкомом?

- Будь спокоен.

Я попрощался с друзьями и отправился разыскивать деревню Пядонь. Не зря говорят, что незнакомый путь вдвое длиннее. Долго и осторожно, стараясь не попадаться на глаза местным жителям, пробирался я лесами и полями, пока не очутился на проселочной дороге, которая вела в Пядонь. Но сразу войти в деревню посчитал неразумным: как бы не нарваться на засаду или полицейский пост. Нехведович предупредил меня, что в этом районе дислоцируется 24-й пехотный полк польской армии, так что, кроме жандармов, можно было встретить и "жолнежов" - строевых солдат.

Залег в лесу и из-за деревьев стал наблюдать за местностью. День был на исходе, солнце садилось, потянуло сумеречной прохладой. По дороге двигались фуры, нагруженные мешками, дважды медленно проехали верхом полицейские. Вроде бы ничего подозрительного и опасного не было. И все же я заставил себя дождаться глубокого вечера и лишь тогда, пользуясь темнотой, вошел в деревню. Она была небольшой, всего дворов тридцать, так что отыскать хату солтыса по ранее сообщенным мне приметам не составило особого труда.

С сильно бьющимся сердцем постучал в дверь. Мне открыл широкоплечий мужчина. Он вопросительно и довольно сурово поглядел на меня, однако ни удивления, ни раздражения не выказал.

- Вам кого? - спросил.

- Мне бы пана солтыса... пана Зыса.

- Я и есть Зыс. Входите, пан юноша, добро пожаловать.

Я вошел в дом и здесь рассмотрел хозяина: выше среднего роста, представительный, в синем пиджаке, из-под которого выглядывала белая с мудреной польской вышивкой сорочка. Лицо его было спокойным, глаза дружелюбно улыбались, и весь он походил на добродушного, довольного жизнью человека. Это меня немного насторожило. Разве подпольщики могут быть такими? Многого я еще не понимал.

- Вы по какому вопросу? - спросил он вежливо, но официально.

- Вам привет от Станислава,- сказал я, доставая конверт.- И письмо.

Солтыс дважды внимательно прочел письмо, пытливо оглядел меня, вздохнул и пригласил в соседнюю комнату.

Она была поменьше первой и потеплей. Присели к столу. Хозяин сжег письмо в печке. Помолчал немного и спросил:

- А где же Станислав? Почему сам не пришел?

Я объяснил, что он вместе с друзьями находится далеко в лесу, входить в деревню не рискует, чтобы не подвергать опасности ни себя, ни своего отчима.

- И правильно делает, что не рискует,- ответил Зыс.- Может, еще когда и встретимся. Передайте своему командованию, что мы тоже не сидим сложа руки. Нет никакой возможности терпеть подобные порядки, которые установили польские паны. Вы ко времени пришли на эту горькую землю. Здешним парням не хватает знаний, организованности, боевого опыта.

Он умолк, потому что в комнату вошла красивая светловолосая девушка. Зыс кивнул ей на меня и сказал:

- От брата Стася весточка.

Девушка обрадовалась, хотела было что-то спросить, но отец показал глазами на дверь.

- Потом... потом... Да погляди там, чтобы все было в порядке.

Девушка молча вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Наша беседа с солтысом Зысом продолжалась больше часа. Он рассказал, что польские власти не считают белорусов и польских бедняков за людей. А чтобы они беспрекословно повиновались, в населенные пункты часто наезжают карательные отряды и свирепо расправляются с недовольными. По малейшему подозрению в нелояльности людей арестовывают, секут розгами, расстреливают, а имущество репрессированных конфискуют, то есть попросту грабят. Между прочим Зыс спросил:

- А вы знаете, что я поляк?

- Знаю,- ответил я,- но дело же не в этом. Дело в классовой позиции человека, а не в его происхождении. Знаете, в Красной Армии много бойцов различных национальностей, однако никто никогда не интересуется, кто какому богу поклоняется, у всех у нас вера одна - Революция, и за нее сражаются все, потому что она главней, она важней всего остального.

- Ну и добже,- удовлетворенно заметил Зыс.- Поляк поляку - рознь. Одно дело - паны и помещики, другое - мы, крестьяне, или, как нас называют господа, быдло.

Иосиф Зыс сказал мне, что на оккупированной территории организовались и по мере сил действуют народные подпольные повстанческие группы. Он сам стоит во главе одной из таких групп. Принадлежность к польской национальности и должность солтыса помогают ему в подпольной работе, начальство доверяет, чем он и пользуется в интересах партизанского движения.

Информация Зыса была обнадеживающей. Она открывала перед нашей группой отчетливую перспективу активных действий. Народ поддержит, значит, остается по-настоящему выполнять наказ ЦК о том, чтобы под ногами оккупантов горела земля.

Мы обменялись с Зысом паролями, наметили места явок и договорились, что через сутки он придет в лес к месту нашей стоянки, чтобы подробнее договориться о совместных действиях.

Деревню уже давно окутала глухая промозглая ночь, и Зыс посоветовал мне поспать до рассвета, иначе можно и заблудиться в незнакомой местности. Но в это время во дворе послышался конский топот и отрывистые команды.

- Наверное, уланы,- встревожился Зыс.

В комнату вбежала его дочь и сказала, что во двор въехал полувзвод улан, командир требует накормить коней, дать людям хлеба, сала и яиц, а ему горячий ужин, бутылку водки и отдельную комнату.

Хозяин только руками развел.

- И ничего не попишешь! Попробуй откажи - дом спалят!

Дочери он сказал:

- Спрячь товарища на сеновале.

Девушка проводила меня на сеновал, навалила на меня несколько ворохов сена и мгновенно исчезла в темноте. Я только услышал, как звякнула щеколда, закрывавшая вход на чердак.

Всю ночь солтыс и его дочь потчевали домашними запасами подгулявших улан, а я грустно и одиноко, одолеваемый разными думами, мерз на чердаке. Когда хмурый рассвет стал разгонять тьму и пробиваться на сеновал через слуховое окно, уланы сели на коней и уехали. Только тогда я чуть забылся в полусне. Но вот снова звякнула щеколда, и дочь Зыса, разбросав сено, негромко окликнула:

- Выходите, товарищ. Они ускакали!

Девушка обмахнула меня веником, чтобы грубошерстное пальто не выдавало место моего ночлега, сняла с меня шапку и гребнем причесала мне волосы. Мы спустились вниз.

Иосиф Зыс, улыбаясь, спросил:

- Напугались?

- Ничего не напугался,- сказала дочь.- Он смелый.

От завтрака я отказался, так как спешил до наступления утра выбраться из деревни. Простился с хозяином, девушка вывела меня задами к дороге, показала, куда идти, и в предрассветной полутьме я зашагал к заждавшимся меня друзьям.

Впервые в жизни я выполнил разведывательное задание в тылу врага, поэтому настроение у меня было приподнятое.

Не чувствуя ног от усталости, я добрался до нашего лагеря. Нехведович усадил меня на траву и терпеливо выслушал мой подробный доклад.

- Зыс человек надежный,- заверил я.- А какого о нем мнения в уездкоме?