Звать меня Кузнецов. Я один
Звать меня Кузнецов. Я один читать книгу онлайн
Эта книга посвящена памяти большого русского поэта Юрия Поликарповича Кузнецова (1941—2003).
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
…Честно говоря, Ю. Кузнецов не хуже многих, печатающихся в наших московских журналах, поэтов, склонных к новациям. Допустить Ю. Кузнецова к экзаменам — можно.
Александр Коваленков
(Из отзыва на рукопись Ю. Кузнецова, представленную на творческий конкурс для поступления в Литинститут).
З/V-65 г.
<b>Коваленков Александр Александрович</b> (1911–1972) — поэт с очень сомнительной репутацией. В войну по его навету был арестован критик Фёдор Левин. Во время борьбы с космополитами он уже сам угодил за решётку. Позже, в годы хрущёвской оттепели поэт объявил непримиримый бой абстракционистам и авангардистам. Он считал себя стиховедом и даже выпустил несколько книг о стихах. Пушкинист Сергей Бонди о них сказал: «Но какая это всё антинаучная чепуха!»О неслучайности Ю. Кузнецова в поэзии говорят хотя бы и такие строки:
и др.
Владимир Соколов
(Из внутренней рецензии на рукопись Юрия Кузнецова «Полные глаза», представленной на творческий конкурс для поступления в Литинститут, 1965 год).
<b>Соколов Владимир Николаевич</b> (1928–1997) — поэт. В 1960-е годы он входил в круг Вадима Кожинова. Впоследствии поэт посвятил ему следующие строки: «Пил я Девятого мая с Вадимом, / неосторожным и необходимым. / Дима сказал, почитай-ка мне стансы, / а я спою золотые романсы. / Ведь отстояли Россию и мы, / наши заботы и наши умы». Тот же Кожинов считал, что Соколов оказал определённое воздействие на движение лирической поэзии во второй половине 1960-х годов.
В конце 70-х годов Соколов на страницах «Литературной газеты» взял под свою защиту стихотворение Юрия Кузнецова «Я пил из черепа отца…». Речь идёт о его реплике «Прими сей череп…». Соколов тогда заявил:
«…Реминисценция, сознательная или бессознательная, только тогда имеет право на существование, когда она действительно присвоена новым лирическим характером, на новом материале и развита в будущее. И при этом ещё, что воображаемый „череп“ нам не дороже „головы живой“».Это стихотворение поселилось на четырнадцатой страничке первой книги стихов Юрия Кузнецова. Оно состоит из двух четверостиший:
Нет, мимо таких строк не пройдёшь, как мимо чего-то случайного. Хотя я и не сторонник рифмы «стихи и штыки», но теперь так рифмуют даже очень известные «славотворцы». Это уже узаконено. Но в данном случае не то важно. Важно совершенно другое. Когда я смотрю на работу какого-нибудь великолепного гимнаста, я всегда удивляюсь и восхищаюсь умением его хоть на одну сотую секунды чётко зафиксировать то движение, которое он выполнил перед нами в ходе всего упражнения. Это как знаки препинания… В поэзии тоже, наверно, нужно уметь их расставлять. У Кузнецова это получилось блистательно. И, действительно, в наш век всё чертовски быстро стареет…
Пришла цветная фотография, и художник вынужден в силу этого оторваться от документальной точности. Фотография заставила художника смотреть на мир глазами, полными непосредственности и удивления, глазами тех людей, которые умели в каких-то примитивных царапинах видеть потрясающе сложную картину охоты на мамонта или на носорога.
Не так давно чехи придумали машину, которая за несколько минут может повторить в дереве любое, до мельчайших подробностей, даже самое бородатое изображение. Многие очень известные скульпторы — в панике. Ведь теперь и думать придётся, и видеть необходимо как-то совсем не так, как это умеет делать машина.
Юрий Кузнецов подчеркнул, зафиксировал эту мысль:
Во втором четверостишии первая строка, к сожалению, «не написана».
Во-первых, это не стихотворная строка, а во-вторых, то же самое, что и во-первых: строка «не написана». В другом стихотворении она, может быть, и прошла бы, но в этом небольшом, лаконичном, очень хорошем стихотворении такая строка права на существование не имеет!
Зато две последние строки — я скажу в унисон автору — космической яркости:
Да, в этом стихотворении есть понимание той блистательной трагедии, которая происходит с человечеством в атомном возрасте.
Виктор Гончаров
(«Литературная Россия», 1966, 14 октября).
Много у Вас в стихах приблизительного, претенциозного и безвкусного. Этакая нарочитая, придуманная усложнённость, которая на деле с головой выдаёт элементарность. Сложность не надо придумывать. Идите от простоты, от ясности и придёте к сложности. И потом — зачем Вам эта поза усталого от жизни, разочарованного и разуверившегося человека? Ей же богу, это уже скучно и неинтересно и давно всем надоело, не надо повторять зады, подражать нелучшим образцам.
И не сорите словами. В одной строфе у Вас вон какой набор слов: нота, бытие, оркестр, интеллект, скрипка, эквилибрирует, ирония… Звон! А вот написанное читайте себе вслух, вот Вам поучительная строка из стихотворения «Раздумье»: «Ешь там, спишь здесь, целуешься в такси».
Строже, строже пишите.
Александр Михайлов
(Из письма Юрию Кузнецову от 7 января 1966 года).
<b>Михайлов Александр Александрович</b> (1922–2003) — партаппаратчик, много лет надзиравший в ЦК КПСС за текущим литпроцессом. На его совести справки с осуждением книг Василия Гроссмана и Ильи Эренбурга. В 1965 году он с должности инструктора отдела культуры ЦК КПСС был переведён проректором в Литинститут. Впоследствии Михайлов возглавлял журнал «Литературная учёба», избирался рабочим секретарём Союза писателей СССР, руководил Московской писательской организацией. Как критик он занимался в основном поэзией, выпустив ряд книг о Вознесенском, Ваншенкине и Винокурове. Но главным его героем всегда оставался Маяковский.Одарённости этого студента проявиться в полную силу мешает внешняя экспрессия, скрывающая истинную натуру.
Кузнецов — человек тонко чувствующий, наблюдательный, совестливый, но всё это с трудом прорывается в его стихах через покров внешней напускной экспрессии; почему-то ему нравится поза этакого бывалого, всё на свете испытавшего и изрядно уставшего человека. Думаю, что здоровая, неиспорченная натура этого парня возьмёт верх, возобладает над модой и тогда откроется в нём интересный, вполне современный поэт.
