Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ век

    Много отдаем времени осматриванию и изучению Флоренции, но я кроме того довольно много работаю. Очень огорчило меня известие из "Пути", что Григорий Александрович заболел и уехал в санаториум. А как Ваше здоровье, поправляет ли Вас Италия? О многом, многом хочется поговорить с Вами. Пишите во Флоренцию на посте рестанте. Я каждый день хожу на почту. Флоренция лечит душевные раны. Перед нашими окнами Сан Миниато. Ждем от Вас известий. Приветствую Евгению Давыдовну. Передайте также привет Зайцевым[331]. Очень буду рад скоро встретиться.

Целую Вас, дорогой Владимир Францевич.

Любящий Вас Николай Бердяев.

341.     С.А.Аскольдов — В.Ф.Эрну[332]<8.12.1911. СПб — Рим>

декабря 1911 г.

Дорогой Владимир Францевич! Получили ли № "Живой Жизни", который я Вам послал. Его не потеряйте и при случае верните, ибо все сии реликвии я храню и берегу, Ваше последнее письмо отчасти вразумляет меня относительно Ваших итальянских привязанностей. Вообще приведение в связь философии с жизнью и, между прочим, с искусством, я понимаю. Но эта задача очень трудна и сложна. И здесь есть опасность впасть в натянутые сопоставления, сближения и аналогии. Впрочем думаю, что Вы все так или иначе преодолеете и покажете нам, как отец лжи распространил свои завоевания из области воли и чистых созерцаний в царство мысли. Я иногда задавался обратной задачей и находил мало моментов в истории, где бы это можно было рельефно обнаружить, так сказать, пальцем ткнуть. Занимаетесь ли Вы специально Бруно? Я об нем мало читал, но мне кажется, что здесь есть, над чем повозиться. Он для меня довольно-таки загадочен как характер и в своем основании и окончательном устремлении. И вот тут-то наиболее для меня интересно то, был ли его теоретический конфликт с церковью только теоретическим, или его источник надо искать глубже? Насколько его костер был единственный путь спасения или это безмерная заслуга Бруно?

Я подобно Вам теперь обращаюсь к "природе", но только совсем с другого конца — к современным теориям физики. Собственно мне следовало бы по ходу мыслей писать диссертацию по натурфилософии, но меня устрашает обилие материала и вообще трудность и громоздкость проблемы. В два года (максимальный срок для моего старческого возраста[333]) я успею только подавиться всем этим блюдом и едва что-либо переварю. Увы, к новому году должен разрешить этот роковой вопрос, ибо время течет, а я к диссертации даже не приступаю.

Об отце монографию кончил и уже часть напечатана. Уж не знаю, как вышло, иногда кажется, что порядочно, иногда — что гадко. Вероятно, и то и другое правда. Пока что будьте здоровы. Поздравляю Вас с наступающим новым годом. Любящий Вас С. Алексеев.

342.     С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[334]<12.12.1911.Москва — Симбирск>

12 декабря 1911 г.

Милый Александр Сергеевич!

Я ужасно виноват перед Вами своим молчанием, но Вы простите меня, если подумаете как я занят. А занят я так: кроме 8 часов в неделю лекций со всеми советами, приготовками, я несу всю работу по "Пути", стало быть, и переписку по Религиозно-философскому обществу, по всему этому волнуюсь, пишу, читаю и пр., а силы и здоровье уже не те, все сердце дает себя чувствовать, хотя и здорово, вот и выходит, что трудно написать частное письмо. Ваше последнее письмо заразило меня, как ни странно, "гражданской скорбью", ибо мысль о голодающих как-то всегда волнует и дает чувствовать преступность своего существования, но никогда у меня это не выражается в дело, а только тупо ноет. Ваши слова о России и проч. слишком страшны и смертны <?], чтобы можно было практически проникнуться пока жив. А грусть, все растущая, вместе со страхом за Россию все усиливается в душе. Ее навевают как-то все, все впечатления жизни, этого убийственного нашего безлюдья, беспочвенности. Одно скажу: цредо эуиа абсурдум.

Мне эти же мысли навевают и дела наши литературные и религиозно-философские. Новых людей почти не является, старые выходят в тираж. Сейчас в "Пути" работать бы и работать, но как-то выходит, что работать некому, а он превращается в систему кормлений и авансов, без злой воли, но по трудности жизни и по слабости.

А положение такое: Григорий Александрович, "директор-распорядитель", совсем болен, просто, начало рамолисмента[335], как это ни грустно, Николай Александрович "ощутил тоску по Италии" и укатил на сезон во Флоренцию,конечно на аванс от Пути[336], (говорю без осуждения, но с болью человека, стоящего у дела), Эрн болен и заграницей, князь — мертв для издательства, я — один, и, конечно, не могу все делать как следует, ни субъективно, ни объективно: ибо издано и издается не только то, что нужно для издательства, но и что, по линии наименьшего сопротивления, нужно для участников. Конечно, мы издали и издадим нужные и хорошие книги, но и макулатура будет[337], и безнадежные. А ведь мы все искренно любим и друг друга, и дело. Пока Маргарита Кирилловна терпит, но не знаю долго ли. Я бы на ее месте долго не потерпел, но она, очевидно, обладает моей потребностью что-нибудь делать, о чем-нибудь радеть.

Довольны ли Вы Толстовским сборником? Я вобщем доволен (мне не нравятся определенно статьи Николая Александровича[338] и Экземплярского[339]; груба, хотя я ее и обламывал, по форме, но хороша по содержанию — Эрна, Белого — тоже не очень нравится, но интересна), сборник все-таки яркий и интересный. Но читаться, конечно, не много будет, хотя и больше Соловьевского. Вообще издания наши идут плохо, а некоторые (вы без труда отгадаете какие) и совсем не идут. Но самое тяжелое здесь для меня, что некому работать как следует, и в тоже время "места заняты". Но тем не менее, дело все-таки идет, хотя и не так, как могло бы идти, и должно идти, и, пока Господь не укажет лучшего, я его не брошу.

Адрес Струве, самый простой — "Русская Мысль"[340], личный же: СПб, Лесной, Б.Спасская, 5, Петру Бернгардовичу Струве. Авва хлопочет, как всегда, хотя силы его сдают понемногу. Недавно мы с ним поцапались немного из-за реферата о. Сергия Щукина, а в сущности, из-за того же, из-за чего всегда, о, конечно, это не нарушает и не должно, и не может нарушить основы наших чувств и отношений.

Мариэтта[341] в П<етербур>ге. Она была и у аввы, и писала ему оттуда, но про нее там идут темные и смутные слухи относительно близости и положения ее при дворе Мережковских. Плюнуть хочется, если верно, хотя не хочется верить. Вообще все-таки для меня здесь не все ясно, кроме того, что она отменила свой пост и стала обращаться с "неверными".

Павел Флоренский был недавно, вызывался (конфиденциально!) свояченицей Розанова[342] для его ободрения ввиду острого маразма, в который он впал, дойдя, очевидно, до крайней точки по линии пола[343]. Я не видел его, воротившись, но знаю, что Розанов ему каялся, собирается ехать говеть к Троице и пишет статьи в "Новом времени" за церковь[344]. Не знаю, чего все это стоит… Вл<адимир> Ал<ександрович> — прежний. Появились на нашем фоне еще два-три человека, но не из литературных…

Как Бог хранит вас всех? Смотрите за детьми в послекоревой период, берегитесь простуды, дайте мочу на анализ, через некоторое время. У нас второй месяц бронхитом хворает Муночка, на почве общей слабости легких и предрасположения. Сегодня вышла. Остальное благополучно.

Я печатаю "Философию хозяйства"[345], первую часть, и хочу сделать из нее диссертацию на доктора политической экономии (!!) Я делал попытку даже из "Двух градов"[346], но безуспешно. Конечно мне не степень нужна, но побочные права, с нею связанные и имеющие значение для семьи. Вы это понимаете. Ах, дорогой Александр Сергеевич, если бы Вы могли приехать: было бы о чем потолковать, обсудить, показать… В Зосимовой не удалось быть в этом году, хочется теперь, но не пускают дела, так и не знаю, выберусь ли. Быть может, на праздниках поеду с детьми на неделю за город, в санаторию.