Жизнь поэта

Бывший крепостной, выкупленный вместе с семьей друзьями за восемь тысяч рублей, Щепкин уже был свободен и жил в небольшом собственном домике в Каретном ряду. Пушкин был знаком с ним и не раз навещал его. Встречался он с ним и у Нащокина, к которому артист почти ежедневно приходил.

Гоголь между тем в Москву не поехал и отправил Щепкину рукопись «Ревизора» с письмом: «...познакомившись с здешнею театральною дирекциею, я такое получил отвращение к театру, что одна мысль о тех приятностях, которые готовятся для меня еще и на московском театре, в силе удержать поездку и в Москву и попытку хлопотать о чем-либо... Мочи нет. Делайте, что хотите, с моей пьесой...»

Премьера «Ревизора» в Москве состоялась 25 мая 1836 года, в Малом театре. Городничего играл Щепкин, Хлестакова - Ленский. На премьере присутствовало преимущественно светское общество, пьеса была принята сдержанно. О том, как прошел спектакль, Щепкин писал в Петербург Сосницкому: «...я ожидал гораздо большего приема. Это меня чрезвычайно изумило; но один знакомый забавно объяснил мне эту причину: «Помилуй, говорит, как можно было ее лучше принять, когда половина публики берущей, а половина дающей?»

Пушкин, уехавший из Москвы, на первом представлении «Ревизора» в Малом театре не присутствовал. Но, высоко ценя рассказы Щепкина обо всем им пережитом, он накануне отъезда побывал у знаменитого артиста и подарил ему альбом, на первой странице которого написал своей рукой начало автобиографических записок Щепкина: «17 мая 1836 года. Москва. Записки актера Щепкина.

Я родился в Курской губернии Обояньского уезда, в селе Красном, что на речке Пенке...»

Дальше Щепкин уже продолжал: «...1788 году, ноября 6-го числа...» и т. д.

* * *

Денис Давыдов. С портрета работы Д. Дау.

Кавалерист-девица Надежда Андреевна Дурова.С литографии.

Из Москвы Пушкин выехал в Петербург в ночь на 20 мая 1836 года. Ему не пришлось, как он того хотел, встретиться с В. Г. Белинским и, уезжая, он оставил Нащокину для него экземпляр «Современника» с приглашением принять участие в журнале.

Белинский писал позднее о Пушкине, что он «был совершенным выражением своего времени. Одаренный высоким поэтическим чувством и удивительною способностью принимать и отражать все возможные ощущения, он перепробовал все тоны, все лады, все аккорды своего века; он заплатил дань всем великим современным событиям, явлениям и мыслям, всему, что только могла чувствовать тогда Россия... Пушкин принадлежит к вечно живущим и движущимся явлениям, не останавливающимся на той точке, на которой застала их смерть, но продолжающим развиваться в сознании общества. Каждая эпоха произносит о них свое суждение и как бы ни верно поняла она их, но всегда оставит следующей за нею эпохе сказать что-нибудь новое и более верное, и ни одна и никогда не выскажет всего...»

Пушкин относился к критику с большим уважением, и только смерть помешала ему встретиться с ним и пригласить к участию в «Современнике».

Белинский писал позже Гоголю: «...меня радуют доселе и всегда будут радовать, как лучшее мое достояние, несколько приветливых слов, сказанных обо мне Пушкиным, и, к счастию, дошедших до меня из верных источников, и я чувствую, что это не мелкое самолюбие с моей стороны, а то, что я понимаю, что такое человек, как Пушкин, и что такое одобрение со стороны такого человека, как Пушкин...»

Пушкина в это время очень теснила цензура, и он просил сменить своего излишне мнительного цензора «Современника» другим, а Денису Давыдову писал: «Тяжело, нечего сказать. И с одною цензурою напляшешься; каково же зависеть от целых четырех? Не знаю, чем провинились русские писатели... Но знаю, что никогда не бывали они притеснены, как нынче».

В июле 1836 года вышел второй том «Современника». На одно из первых мест поставлено было стихотворение «Урожай» А. В. Кольцова, который незадолго до того познакомился с Пушкиным и был поражен дружелюбной откровенностью и удивительной простотой приема, оказанного ему знаменитым поэтом.

Пушкин поместил две статьи - «Российская Академия» и «Французская Академия». В первой он говорил о необходимости блюсти чистоту русского языка и приводил отрывок из доклада президента Академии:

«Академия есть страж языка; и потому должно ей со всевозможною к общей пользе ревностию вооружаться против всего несвойственного, чуждого, невразумительного, темного, ненравственного в языке. Но сие вооружение ее долженствует быть на единой пользе словесности основанное, кроткое, правдивое, без лицеприятия, без нападений и потворства, не похожее на те предосудительные сочинения, в которых, под мнимым разбором, пристрастное невежество или злость расточают недостойные похвалы или язвительные хулы без всякой истины и доказательств, в коих одних заключается достоинство и польза сего рода писаний».

«Ныне, - пишет далее Пушкин, - Академия приготовляет третье издание своего Словаря, коего распространение час от часу становится необходимее. Прекрасный наш язык, под пером писателей неученых и неискусных, быстро клонится к падению. Слова искажаются. Грамматика колеблется. Орфография, сия геральдика языка, изменяется по произволу всех и каждого. В журналах наших еще менее правописания, нежели здравого смысла...»

В статье «Французская Академия» Пушкин писал, в связи со смертью члена Академии поэта Арно, о свободе творчества, о независимости вдохновения и бескорыстной любви художника к своему искусству.

* * *

Большой интерес вызвали помещенные во втором томе «Записки Н. А. Дуровой» - девушки-кавалериста, корнета уланского полка. Пушкин познакомился с этой девушкой необычайной судьбы в мае 1836 года, навестил ее, когда она приехала со своими «Записками» в Петербург, пригласил к себе на Каменный остров обедать и, когда они проезжали мимо Петропавловской крепости, показал место казни декабристов.

«Запискам» Дуровой Пушкин предпослал предисловие: «В 1808 году молодой мальчик, по имени Александров, вступил рядовым в Конно-Польский Уланский полк, отличился, получил за храбрость солдатский Георгиевский крест и в том же году вышел в офицеры в Мариупольский Гусарский полк. Впоследствии перешел он в Литовский Уланский и продолжал свою службу столь же ревностно, как и начал...»

Предисловие свое Пушкин снабдил эпиграфом из Овидия, на латинском языке: «Modo wirs modo femina» - «То мужчина, то женщина».

Рукописи Дуровой Пушкин дал высокую оценку: «Прелесть. Живо, оригинально, слог прекрасный. Успех несомнителен...»

* * *

После выхода второго тома «Современника» Пушкин направил в типографию материалы для третьего тома.

Он открыл его пятнадцатью стихотворениями Ф. И. Тютчева. В нем помещен был «Нос» Н. В. Гоголя с заметкой от издателя: «Н. В. Гоголь долго не соглашался на печатание этой шутки; но мы нашли в ней так много неожиданного, фантастического, веского, оригинального, что уговорили его позволить нам поделиться с публикою удовольствием, которое доставила нам его рукопись».

Лично Пушкин поместил в третьем томе много своих произведений: «Родословная моего героя», «Полководец», «Сапожник», «Вольтер», «Анекдоты», большую рецензию на «Фракийские элегии» поэта В. Теплякова, ответ на критику «Истории Пугачевского бунта» и две большие заметки в отделе новых книг. Была напечатана еще большая статья Пушкина по поводу вышедших в Нью-Йорке «Записок Джона Теннера», цивилизованного американца, прожившего тридцать лет среди индейцев. Эта статья и сегодня звучит со всей силой укора политике расовой дискриминации.

«С некоторого времени Северо-Американские Штаты, - писал Пушкин, - обращают на себя в Европе внимание людей наиболее мыслящих... Но несколько глубоких умов в недавнее время занялись исследованием нравов и постановлений американских, и их наблюдения возбудили снова вопросы, которые полагали давно уже решенными. Уважение к сему новому народу и к его уложению, плоду новейшего просвещения, сильно поколебалось. С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Всё благородное, бескорыстное, всё возвышающее душу человеческую - подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort); большинство, нагло притесняющее общество; рабство негров посреди образованности и свободы; родословные гонения в народе, не имеющем дворянства; со стороны избирателей алчность и зависть, со стороны управляющих робость и подобострастие; талант, из уважения к равенству, принужденный к добровольному остракизму; богач, надевающий оборванный кафтан, дабы на улице не оскорбить надменной нищеты, им втайне презираемой; такова картина Американских Штатов, недавно выставленная перед нами.