Я помню детсво, России край заснеженный (СИ)

На подготовку обоснования темы и составление плана работы мне дали время, затем все это я должна была доложить на Ученом Совете института. Сначала я работала с литературой дома, лишь один-два раза в неделю приходя в институт для консультаций с соруководителем. Читала труды по геоботанике. Классиками этой науки были отечественные ученые: А.Ф. Морозов, В.Б. Сочава, В.Н. Сукачев, Б.П. Колесников и другие. Прочла несколько уже защищённых диссертаций – по ботанике, по геоморфологии Зейского заповедника. Главной книгой для изучения стала недавно вышедшая под редакцией В.Н. Сукачева «Биогеоценология», узловым понятием в которой считался биогеоценоз – участок суши, однородный по составу и строению компонентов неживой и живой природы. В иностранных источниках близким по значению к биогеоценозу было слово «экосистема» – совокупность организмов, населяющих общую территорию и способных к длительному сосуществованию. Начальным звеном в изучении и биогеоценоза, и экосистемы является фитоценоз – однородный по составу и строению фрагмент растительного покрова земной поверхности. Изучать фитоценоз можно было традиционным – описательным – методом, а также, исследуя биологическую продуктивность его компо-нентов. На изучение биопродуктивности нацелил меня Анатолий Александрович Бабурин.

Скоро домашнее затворничество, оторванность от рабочего коллектива, от людей стали мне в тягость, и я попросила сотрудников лаборатории организовать мне рабочее место. Несмотря на тесноту, такое место в рабочем кабинете у меня появилось. Нашли еще один стол, который поставили торцом к стене, вплотную и перпендикулярно столу Анатолия Александровича, так что я в любой момент могла у него спросить что-то непонятное. Теперь в кабинете стало пять человек. Эти люди – геологи по специальности – разрабатывали биохимические методы поиска полезных ископаемых; А.А. Бабурин, как ботаник, внедрял еще и метод фитоиндикации месторождений по специфическим изменениям растительности в местах залегания руд. Возглавлял группу к.г.н. Петр Васильевич Ивашов – талантливый ученый, оптимистически настроенный и доброжелательный человек.

Главным направлением работы многочислен-ных отделов института было природоведение. Изуча-лось строение земной коры, геоморфология, гидрология разных районов юга Дальнего Востока. Существовали отделы почвоведения, болотоведения, медицинской географии, картографии, изучался растительный и животный мир. Людей, работавших здесь, объединяли науки о Земле, любовь к знаниям, к природе, и трудности экспедиционной кочевой жизни не пугали их. При институте действовал большой Вычислительный центр. И тот факт, что данный институт впоследствии стал родоначальным учреждением для ряда крупных дальневосточных исследовательских институтов, был отнюдь не случайным. ХабКНИИ со временем переехал в новое просторное светлое здание, построенное рядом со старым корпусом института.

В институте работало много молодежи, чувст-вовался ее энтузиазм и боевой настрой. Все вместе, сотрудники разных отделов регулярно собирались на заседаниях Учёного Совета. На ближайшем таком заседании я должна была доложить программу своей аспирантской работы, согласованную в переписке с моим руководителем. Заседания Ученого Совета проходили тогда в кабинете директора института. Если присутствующим не хватало места, дверь каби-нета, ведущую в Приемную, оставляли открытой, и там тоже рассаживались люди.

Вот и мой доклад. Было волнение, справиться с которым помог навык выступления перед слушате-лями, приобретенный в педагогической работе. Я доложила план, куда было включено изучение флоры и растительности заповедника, а также биологической продуктивности наиболее типичных его биогеоце-нозов. Но территория доверенного мне заповедника была огромной – 82,3 тысячи га. – Четыре Бельгии! – воскликнул кто-то из присутствующих. Обычную инвентаризацию-то флоры и растительности произве-сти за три полевых сезона не просто. Выступил Анатолий Александрович. Он считал, что аспиранты в науке как «штрафной батальон» в бою, должны брать на себя повышенные обязательства. Но даже столь образное сравнение не убедило слушателей – программу сочли слишком обширной, посоветовали переработать и доложить заново. Забегая вперед, скажу, что к началу летнего полевого сезона программа моя, уже в более компактном виде, была утверждена; от изучения биопродуктивности пришлось отказаться. Даже несмотря на то, что с методикой этой работы в природе Анатолий Александрович меня уже ознакомил. Мы выезжали на Хехцир – ближайший горнолесной массив, и на небольших учетных площадках, заложенных в разных типах леса, исследовали надземную и подземную биомассу ранне-весенних растений. Тогда же освоила я пересчет древостоя на пробных площадях и другие виды геоботанической работы.

Не только научные дискуссии не утихали в институте, «ключом била» и его общественная жизнь. В круглом холле второго этажа в обеденные перерывы проходили захватывающие состязания по настольному теннису. Любители шахмат на это время уединялись в рабочих кабинетах. Общаться с людьми можно было на субботниках, на сельхозработах в подшефном совхозе, на праздничных демонстрациях, на общеинститутских вечерах. В коллективе были свои активисты, организаторы культурно-массовых мероприятий, свои запевалы. Вспоминаю, как весной того года, события которого я описываю, в воскресный день был организован выезд на катере на левый берег Амура. И опять коллективное пение на природе, и опять я с аккордеоном в руках. По случаю появления в коллективе такого музыканта, Профком института в срочном порядке приобрел новый аккордеон. И еще один праздник – Первомайский. За день до него, после Торжественной части, всё в том же круглом холле второго этажа, собрались сотрудники института разных возрастов и званий. Желающие пели и танцевали под мой аккомпанемент. Было шумно и весело. А на следующий день, как было принято, укра-шенная флагами и транспарантами колонна сотрудников института праздничным маршем прошагала по главной улице и главной площади города в знак солидарности с трудящимися всех стран. МИР, ТРУД, МАЙ были главными лозунгами этого радостного весеннего праздника, и ни у кого не возни-кало сомнений или возражений по этому поводу.

148. В гости к родственникам, на запад

А что же дома? – Нечто неординарное! В ту весну наши родители надумали свой отпуск вдвоем провести далеко от дома. Поехать на запад – навестить родственников, побывать в столице – в Москве. Первый раз они решились надолго оставить дома нас с братом одних. Тогда, когда мы были уже взрослыми, никак не раньше. Провожая их в аэропорту г. Хабаровска, мы и радовались их поездке, и грустили оттого, что их долго не будет рядом.

Сначала самолетом они летели до Ташкента. Гостили у папиного брата Алексея, о котором я писала выше, встречались с другими родственниками по папиной линии. Гуляли по городу, особенно красивому весной, посещали ташкентские рынки, где уже в середине весны было много свежей зелени. Сама я побывала в этом изумительно красивом городе лишь 10 лет спустя. И тоже весной, когда было еще не жарко, все зеленело и цвело. Я хорошо представляю, с каким удовольствием вспоминали там родители дни своей молодости, когда после войны они некоторое время жили в столице Узбекистана. Там прошел кусочек жизни нашей семьи, и я была тогда еще малышкой.

А теперь мы с братом получали из этого города от родителей одну посылку за другой – там стоило все дешевле чем у нас. Присылали сухофрукты и даже репчатый лук, тугими головками которого была заполнена большая картонная коробка, обшитая тканью. В наших краях запасы репчатого лука к этому времени иссякали. Были посылки и с предметами одежды для нас с братом. – Это – доченьке, это – сыночке, – приговаривала мама, видя и покупая что-то модное и красивое в магазинах и на среднеазиатских базарах. Помню отрезы хлопчатобумажных тканей с характерным ярким узбекским орнаментом. Тогда я стала обладательницей белой водолазки из эластика, только-только входившей в моду; нарядного с застежкой «молния» темно-розовых тонов платья с длинным рукавом и многих других вещей.