Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ век

Я живу потихоньку. В семье у нас все сравнительно благополучно. Маргарита Кирилловна стоит — и я это поддерживаю — на издании сборничка старых и новых статей отца С. Щукина, с которым я здесь видаюсь и очень к нему расположился. У нас вообще мало изданий, и надо заботиться об их увеличении.

В Москве я буду к 30 августа или к 8 сентября, не позже. Боюсь, что осенью, в начале сезона, у нас не будет готово ничего. Но что же делать! Будем делать, что можем, а больше с нас не спросится. Трудна работа Господня, а еще труднее отдавать работу Господу! Обнимаю Вас. Да хранит Вас Матерь Божия. Сердечный привет Вашим домочадцам.

Ваш С.Б.

321.     Н.А.Бердяев — В.Ф.Эрну[272]<24.07.1911. Люботин — Флоренция>

Ст. Люботин, Южных дорог

24 июля

Дорогой Владимир Францевич!

Наконец-то Вы дали о себе весть. Мы недоумевали, что значит Ваше упорное молчание, беспокоились и даже сердились. Рады были узнать, что Италия подействовала на Вас благотворно и возрождающе. От Вашего письма пахнуло Италией, и нас еще больше потянуло в Италию. В последние дни у меня прямо тоска по Италии и усиливается она еще тем, что я не совсем уверен, что будет возможность ехать в Италию, слишком уж очень неопределенны и плохи мои дела. Напишите, дешева ли жизнь в Италии? Если поедем, то, конечно, заедем к Вам во Флоренцию, но коренным образом жить предполагаем в Риме. Если поездка состоится, то не раньше ноября. В Италию стремится и Евгения Казимировна. Знаете ли Вы, что в апреле-месяце, перед отъездом из Москвы она перешла в Православие? Свершилось это в церкви Великой Княгини через отца Евгения Синайского, при ближайшем участии Сергея Николаевича, Новоселова, а также Григория Алексеевича[273]. Совершилось это с большим духовным подъемом, судя по письмам Евгении Казимировны[274] и Сергея Николаевича. Теперь она живет в Судаке. О себе я Вам не могу сообщить ничего утешительного. Это лето для меня очень тяжелое во всех отношениях. Чувствую я себя в смысле нервов очень плохо, почти каждый день болит голова в самой тяжелой давней форме, и вообще я расклеился.

Много всяких тяжелых впечатлений. Мои семейные условия так ужасны, что я предпочитаю никогда о них не говорить (под семейными условиями я понимаю не мои отношения с Лидией Юдифовной). Моя выносливость ослабляется, и временами я начинаю унывать. К тому же я нахожусь в периоде острой самокритики и самоосуждения. Мало благодатности в жизни.

Работаю я много, но занят я, главным образом, тем, что переписываю своего "Хомякова" и усиленно редактирую Леруа и о Л. Толстом. "Хомяков" уже печатается. Немного занимаюсь также оккультизмом и Штейнером. Философов смешал меня с грязью в двух № "Речи" по поводу "Философии свободы" и Соловьевского сборника[275]. Я все-таки не ожидал такой злобы и ненависти. Но выводы его бессильны и глупы. И друг наш Степун мстит мне в "Логосе" за унижения этой зимы[276]. По существу же ничего не сказал ни тот ни другой.

Лидия Юд<ифовна> тоже чувствует себя неважно, хуже, чем в Москве. Евгения Юд<ифовна> уехала в Уфимскую губернию лечиться кумысом. Мы живем в полном уединении. Рады письмам от друзей. Я получил письмо от Челпанова, в котором он просит меня передать Вам приглашение участвовать в философском сборнике в честь Лопатина. Сборник выйдет в конце сентября, а статьи надо представить к 1 сентября. Статья может быть на любую философскую тему. Ответьте Челпанову по адресу: Крым, Алупка — Симеиз, дача Субботина. Ответьте поскорее.

Я увлечен мыслью написать статью о Бергсоне[277]. Над чем Вы теперь работаете? Как Сковорода? Напишите непременно об условиях итальянской жизни. Мы с Лидией Юдифовной сердечно приветствуем Вас, Евгению Давыдовну и Надю. Заботитесь ли Вы о своем здоровье? Все мы очень надеемся увидеть Вас этой зимой.

До конца сентября будем в Люботине. Пишите нам чаще. Целую Вас с любовью. Надеюсь, что следующее мое письмо будет более отрадное.

      Любящий Вас Николай Бердяев

322.     С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[278] <29.07.1911.Кореиз — Симбирск>

23. 7. 1911 г., Кореиз.

Милый Александр Сергеевич!

Спасибо Вам за письмо Ваше. М<ожет> б<ыть> мы просто напросто стареем, но все же с годами чувствуешь себя как будто проще, и "краски чуждые с годами спадают ветхой чешуей"[279], и из соприкосновений с Вами через письма осознаешь, что хотя в этом идем мы одним путем… Придем ли к чему? — Воля Божия!

Я пишу Вам в страшные июльские дни, еще полный благодатию годичного поминовения ушедшего. Я имел в этот день радость молитвенного общения с о. Сергием Щукиным (помните его статьи в М<осковском> Е<женедельнике>), который у меня служил, и на всю жизнь у меня останется и эта обедня, да и весь его светлый облик. Чем больше чувствуешь свое недостоинство и все расстояние, отделяющее от настоящего служения Церкви, с тем большим волнением видишь это в других. Относительно хлопот Аскольдова о Вас, конечно, могу сказать: "могий вместить, да вместит", и я был бы счастлив услыхать, что Вы смогли, ибо выше и прямей пути служения нет, или по крайней мере, для нас теперь уже быть не может[280].

От о. Павла недавно получил письмо, где он, между прочим, описывает свои переживания теперешние. Не знаю, что бы Вы сказали, но я с радостным волнением и умилением читаю это. Дай ему Бог благодати Своей! Но, я, конечно, не закрываю глаза на трудности для него, которые у каждого свои.

Я провожу лето благополучно, сочиняю "философию хозяйства", живу. Умеренно волнуюсь за "Путь", в котором все-таки уж очень мало работников. Григорий Алексеевич совсем ведь не работоспособен (ведь вот Вам письма не может написать!). Бердяев часто в хандре и растерянности, уж очень его материальная неустроенность, в связи с отсутствием рабочей дисциплины, допекает. Эрн наделал ошибок в Соловьевской библиографии в сборнике (который вообще вышел ничего себе, — цена 1р. 50к, если хотите, я Вам из Москвы вышлю). Уличили в "Русских ведомостях" в ошибке, было неприятно, хотя он отнесся к этому несколько в старом стиле. Он живет под Флоренцией и лечится, не знаю успешно ли. Виснут на нем не только семья, но и Надя с девочкой. Боюсь за него, мало надежды на его поправление.

Об Авве стороной слышал, что нервы не в порядке, и о том же заключаю, потому что за все лето не имел от него ни строки. Живет он на даче в Вифании (Сергиев Посад), в духовной семинарии.

Как Ваши? Поправляются ли? Лето пока стоит здесь багоприятное, о недороде узнаешь лишь из газет, потому что кругом полей нет. Как здоровье Ваше собственное? Пишете ли о Толстом? Пишите, наверное, сборник запоздает и поспеете. Если знаете адрес Аскольдова, и если на основании разговора думаете, что выйдет у него статья о Толстом, есть вкус к ней, то перешлите ему, пожалуйста, не откладывая, настоящую записку с запоздалым приглашением.

С 31-го августа я уже в Москве. Адрес прежний: Б.Афанасьевский пер., д.22, кв.12. Не приедете ли? Как хорошо бы повидаться и помолиться вместе! Храни Вас Господь и Матерь Его! Целую Вас. С. Булгаков

323.     С.Н.Булгаков — М.К.Морозовой[281] <3.08.1911. Кореиз — Михайловское>

Кореиз, 3 августа 1911

Многоуважаемая Маргарита Кирилловна!

Я получил Ваше письмо, которое произвело на меня очень бодрящее и радостное впечатление. В конце концов, подобные толчки заставляют больше узнавать и себя, и других и этим выкупаются. Я послал Вам еще одно письмо, очевидно, до Вас так и не дошедшее, судя по тому, что я не имел на него ответа, — относительно приглашения Аскольдова в Толстовский сборник, на каковую мысль навел меня недавно видевшийся с ним Волжский. В виду позднего времени я на свой страх пригласил его, у нас статей мало, а он человек во всяком случае близкого направления и у нас числится как биограф Козлова[282]. Сделал же я это в заботах о Толстовском сборнике (впрочем за последне время я опять вынудил обещание у Зеньковского, а Эрн вынуждает у Ельчанинова). На Розанове я не настаиваю, по<тому> ч<то> мне и самому сомнительна эта комбинация. Надо было бы ее во всяком случае обсуждать, прежде чем принять. Но срок выхода сборника, очевидно, придется отодвинуть на конец ноября, п<отому> ч<то> к сентябрю не будет готова ни одна статья, кроме ранее написанной Евг<ения> Ник<олаевича>. И отодвинув срок мы, быть может, и получим статьи от всех приглашенных.