Хоккейные истории и откровения Семёныча

2. Дисциплина. Что делать, если тренер принимает решение? а) важность игр и сборов (режим, питание и т. д.); б) отсутствие на сборах (Жучок, Сырцов). Что ж, живите дома, питайтесь дома, но на собрания и установки приходите вовремя…

3. Принудительные тренировки: а) футбол (Жучок и Голиков стояли). Вывод: Жучка переведу на 130 и живи дома, у тебя есть квартира. Голикову — подумай, если будешь трудиться, то оставайся, или же можешь уходить.

4. Разговоры о том, что кто–то уйдет… Да уходите, хоть сейчас, именно сейчас… С учебой помогать никому не буду».

Давайте попробуем расшифровать суть этих отрывочных назывных предложений. Ну, про важность сборов и тренировок расшифровывать особо нечего. А вот про отсутствие на сборах — это важно, ибо всегда и во всех командах находились хоккеисты, которые выступали против существовавшей в советском хоккее системы долговременных сборов в течение всего сезона. Многие тяготились этим «казарменным» положением, просились домой. Вот и решил сказать Семёныч: ах, домой, ну что ж, пожалуйста, но уж изволь на тренировки и предматчевые установки являться вовремя, а коль жить хочешь дома, то и питайся дома за свои собственные, которые тебе клуб платит…

«Переведу Жучка на 130…». Уверен, имел в виду Семёныч, что скостит нападающему зарплату до 130 рублей за то, что «стоит» он на месте, не отрабатывает на тренировках. А с Голиковым все предельно ясно: будешь стараться — останешься в «Химике», нет — можешь идти на все четыре стороны…

Вот такая педагогика по Эпштейну. Замечу, что мысли эти об игроках ведущих, составлявших костяк команды. Игроках, которыми не разбрасываются, на которых опираются и на которых рассчитывают в любую и особенно в трудную минуту. Мог бы Эпштейн предпринять к ним такие суровые меры? Думаю, да.

Узнав Николая Семёновича поближе, я понял, что внутри этого мягкого на вид человека вбит стальной стержень, благодаря которому Семёныч и стал выдающимся тренером, готовым на компромисс с игроками, способным не замечать какие–то отклонения хоккеистов от режима, более того, могущим выпить вместе со своими подопечными (лицемерия натура Эпштейна, жаждущая во всем и везде справедливости, не переносила), но не терпящим расхлябанности, пренебрежения избранным делом, безволия, пустословия, эгоизма.

Семёныч не гнался за дутым авторитетом, не лебезил перед хоккеистами, а уж тем более не был с ними запанибрата. А игроки его и любили, и побаивались, и восхищались им, и готовы были в огонь и воду пойти за своим тренером. Наверное, даже великий Тарасов не обладал такого рода авторитетом, построенным не на страхе наказания и знаменитых тарасовских выволочках, а исключительно на обаянии натуры. Хотя, без всякого сомнения, и Анатолий Владимирович был натурой артистичной и мог обаять при желании кого угодно.

Следующая запись «на листках». Разбор игры «Трактор» (Челябинск) — «Химик». 4‑й круг. 1972 год. 22 февраля.

Установка на игру. Термин — «наложение». Сам по себе мало понятен. Но становится яснее, когда смотришь противостояние, задуманное Эпштейном.

Шорин — Картаев — Белоусов

Ляпкин — Кунгурцев — Сапелкин

То есть на сильнейших челябинских хоккеистов Эпштейн «накладывал мастерство» двух своих ведущих защитников и центрального нападающего Кунгурцева, который мог нейтрализовать любого, самого сильного игрока атаки.

Природин — Бец — Егоркин.

Сырцов Г. — Никитин — Ватутин… Тоже весьма своеобразное «наложение».

Далее — текст, сопровождающий действия подопечных. Текст нелицеприятный. «Уступали противнику в скорости, в единоборстве, в организации контратаки (по центру, особо — в открывании). Не сумели сами сыграть на скорости и не смогли поэтому погасить скорость противника. Мы им проигрываем единоборства и с шайбой, и без шайбы».

Есть оценка действий и по «пятеркам».

«1. Против их первой пятерки играет пятерка Кунгурцева. Они переигрывали нас в зоне. У себя в зоне следует построить хорошую оборону и остро контратаковать. Два крайних нападающих обязаны подавить своей активностью двух их защитников.

2. Пятерка Ликсюткина. Атакуя, должна не забывать о переключении в оборону. Игра без провалов — это главное для всех. Переключение и борьба за каждый метр.

3. Пятерка Никитина. Проиграла микроматч 0:1. Ваша игра — на ворота при первой же возможности. Использовать скорость В. Сырцова».

Есть оценки и по отдельным игрокам: «Кунгурцев по скорости просто не отвечает современному хоккею; Сырцов и Жучок психологически не верят в свои силы и в свою игру; Савцилло — нет игрового ума, переключения скоростей, ничего в игре не создает (в противоположность играм на тренировках); Ляпкин — очень медленный и сам этого не чувствует; Сырцов В. — ничего не может создать, или кого–то обогнать; Карпов — нет борьбы, спортивной злости; Ликсюткин — вялый бег; Козин — без поддержки».

Человеку стороннему может показаться, что тренер разносит в пух и прах каких–то хоккейных неумех, нерадивых новобранцев. А ведь фигурируют на этом листочке имена самых любимых игроков Семёныча, в которых он души не чаял, которых выпестовал, как детей малых, — хоккеистов, уже поигравших и в сборных командах страны, познавших вкус побед на международном уровне.

«Что же делать?», — ставит сам перед собой вопрос тренер. И отвечает сам себе: «Упущения в начале сезона очень трудно потом наверстать. Все компоненты хороши тогда, когда они взаимосвязаны и дополняют друг друга». Следующий вопрос логически вытекает из предыдущего: «Над чем работать?». Вот ответ: «1. Сложная обстановка на поле; 2. Атака с ходу с концовкой; 3. Развитие контратаки с хорошим открыванием; 4. Позиционная игра, игра 2 — 3 и 1 — 4; 5. Игра без шайбы».

Еще один листок: «Установка на игру «Локомотив» (Москва) — «Химик» 5 марта 1972 года. Дворец спорта в Лужниках. Их не связывают очки и они работают для будущего сезона; их слабость — не может быть у них большой скорости; они слабее вас, и их в этом нужно убедить игрой; 60 минут игры с настроением, строгой и по–весеннему радостной, и сразу можно подняться на пятое место».

Игра 28 февраля 1972 года с московским «Спартаком». «У «Спартака» четыре защитника. Надо заставить их все время двигаться, на протяжении всей игры. Нужно создавать в их игре разрыв, прихватив плотно тройки нападающих, играть в прессинг. Наложение. Против шадринской пятерки — звено Кунгурцева, против старшиновской — Сырцова, против Шалимова — Ликсюткина. Высокий темп, борьба за каждый метр пространства — вот основа игры…».

По этим коротким фразам человек, мало–мальски интересующийся хоккеем, легко может представить себе, о чем думает тренер, как строит игру. Вроде особой премудрости и нет. Ну, право, что уж такого сложного в расшифровке определения игры три в два? Понимать надо так, что три нападающих выходят на двух защитников соперника. Но расшифровать–то легко, а вот сыграть — это уж дело совсем другое. Причем сыграть с пользой для себя и нанесением урона сопернику. Вот эту главную задачу призван решить тренер. Эпштейн мог решать такие задачи. За счет многих составляющих. Сам погонявший шайбу изрядно, хоккей он знал всесторонне. Знал и психологию хоккеистов, провести его на мякине было невозможно.

Вот запись на листке, датированная 15 мая 1972 года. Сделана в Ленинграде. Помечена так: «О положении в коллективе». Понимать надо так, что подводит Эпштейн итоги сезона. Вот, например, видение Эпштейном трех типов хоккеистов, с которыми сводила его на жизненном пути долгая тренерская судьба:

«а) трудный игрок по характеру, но всегда с полной отдачей работает на тренировках и в игре. Такой хоккеист может часто решать судьбу матча;

б) второй тип игрока: я все могу, когда захочу. А выдача игры

у такого игрока очень маленькая, не говоря уж о тренировочной работе;