Апостол Павел

Мы не знаем в точности, как Гамалиил излагал свое учение. Павел говорит, что воспитывался «при его ногах», используя обиходные полусимволические греческие выражения [169], так, во всяком случае, мы читаем в писаниях автора «Деяний», который всегда приспосабливал иудейское образование к греческому образцу [170], следуя общей тенденции того времени описывать толкователей Закона, особенно Гиллеля, как греческих философов и тем же слогом. Однако они различаются, поскольку обучение иудеев основывалось главным образом на запоминании: позднее раввины назовут это первое поколение толкователей Закона «репетиторами» itanaim) [171]. На уровне высших занятий обращение к памяти имело абсолютную первоочередность, даже когда данный материал оставался непонятным. Может быть, Гамалиил был исключением; чтобы не навредить Савлу, он настаивал на обучении с пониманием, на обучении, доступном для понимания [172]. Различие, которое он проведет между «учителем» ясного слова и «чародеем», говорящим невразумительные слова, предупредит последующие реакции раввинов [173].

В любом случае, «дом» Гамалиила не был устроен по образцу греческих философских школ, действующих в публичных местах, где учителя кооптировались [174]. Его скорее можно представить, как маленькое собрание в жилище толкователя Закона [175]. Группа была достаточно деятельная, и нам известно, что зрелые мужи, ведущие активную общественную жизнь, присоединялись к собраниям студентов. Привязанность последователей Гамалиила к нему была очень сильна: «Найди себе учителя, — говорил он, — и так ты избежишь сомнений». Они называли его «отцом» и считали его таковым.

Энциклопедическое обучение, которое было традиционным для фарисеев, принесло Павлу громадную пользу. Он развил свои языковые знания и стал настоящим полиглотом, что было необходимо в интеллектуальных кругах, в которые он был вхож в Палестине. В повседневной жизни тут говорили и читали на греческом самые новые книги Библии, как, например, апокрифы Ветхого Завета. Но и арамейский язык сохранялся здесь, как язык литературный, и поэтому Савлу было необходимо уметь читать и писать на нем, чтобы он мог пользоваться targoum [176] (толкованием священных книг на разговорном языке) и читать такие важные писания, как книги Даниила и Ездры или завет Двенадцати Патриархов, которые, бесспорно, вдохновляли его. Тем не менее небольшое количество книг Библии написано на древнееврейском языке: именно на нем писали члены священнических и раввинских родов и мудрецы религиозной общины в Камране [177].

Помимо прочего, Савл получил серьезное образование юриста: в зрелом возрасте он предстанет перед своими соотечественниками как профессиональный сутяга, которому мог оппонировать только знаток этой профессии [178]. Он знал свои гражданские права и процедуру судопроизводства иудейской общины. Когда он учился в Иерусалиме, иудейское право преподавали в «доме знаний», на возвышенности, возле Храма; учителя там обучали весьма утонченной казуистике, а совещания суда служили также практикой для студентов, поскольку они были открыты для всех желающих [179].

В то время в ходу было увлечение медициной: каждый стремился получить хоть какие-либо знания в этой области. Ессеи, например, охотно изучали здоровые виды деятельности как для пользы тела, так и для пользы души; они применяли лекарственные корни и минералы для лечения болезней [180]. Савл время от времени тоже занимался подобными изучениями: во время своего пребывания в Милите он способен был оказывать помощь больным [181]. Он интересовался человеческим телом и в первую очередь своим собственным, своими болезнями; подобное увлечение было распространено среди некоторых греков-интеллектуалов, которые даже вели дневники своих болезней [182]. Кроме того, в фарисейском воспитании очень важное место занимало профессиональное обучение: ручной труд считался необходимым, чтобы уравновесить труд умственный, что так нужно мудрецу [183]. Павел не чуждался ручного труда, несмотря на то, что в греческой среде подобная работа вызывала предубеждение.

Впрочем, все это было второстепенно. Фарисейское воспитание имело целью прежде всего сделать из студента совершенного знатока Библии. Учителя, подобные Гамалиилу, приобрели известность благодаря своей роли толкователей [184], и Павел явился вслед за ними как прекрасный знаток Пятикнижия, то есть, собственно говоря, Торы.

Павел ознакомился также с пророческой и прорицательной литературой: он хорошо знал книги Исаии; в его Послании к Римлянам насчитывается не менее тринадцати ссылок на книги этого пророка, в большинстве своем прокомментированных. Именно к пророкам Павел применил термин «святые», чтобы подчеркнуть их приверженность Христу [185]. В то время пророки были предметом благоговейного почитания у фарисеев: в первом веке было принято ходить на богомолье к их могилам, и с учетом этих походов составлялись короткие биографические заметки о молящихся [186]. Такой интерес к пророкам свидетельствовал о больших надеждах на загробную жизнь, что было предметом живого обсуждения для фарисеев во всех иудейских общинах. Апокалипсические писания, которые читал Павел и из которых очень часто брал основные темы (такие как «венец правосудия»), преследовали цель показать очевидность проявления божественной мудрости в тайнах космоса и истории [187]. Пятикнижие, как и апокрифические писания, бытовавшие в обращении в диаспоре [188], формировали чувство истории [189]. Наряду с отрывками из Писаний, Павел цитировал слова, которых нет в канонических книгах и которые на самом деле он прочитал в каком-нибудь миссионерском произведении, например в апокалипсисе Илии [190]. В Палестине, милленаристический [191] дух и надежды на загробную жизнь укреплялись из-за того, что римское вторжение создало здесь самые благоприятные условия для их развития [192], особенно в году, примерно, 35-м, когда Понтий Пилат ужесточил свою политику и когда Савл как раз находился в Иерусалиме [193].

Помимо личных наблюдений и обычного человеческого рационализма, фарисеи прибегали также к мистическому и сверхъестественному опыту. В их мире существовали ангелы и демоны, они, как и все интеллектуалы эллинизированного Востока, поддерживали веру в этих существ — посредников между божественным и земным миром [194].

Вера в воскресение составляет важную часть фарисейского учения. В первом веке все члены общин были убеждены в бессмертии души и готовились предстать перед божьим судом после смерти: плохих ожидала «вечная тюрьма», а «для других предусматривалась новая жизнь» [195]. Так просто выраженная позиция фарисеев ясно говорит об их убеждении, что воскресение — это вознаграждение, обещанное праведникам; такое понимание вещей не совсем соответствовало верованиям современников Савла. Апокалипсическая литература уже тогда говорила о всеобщем воскресении для всех иудеев и язычников перед последним судом [196]. Во всех иудейских общинах фарисеи, кажется, были гораздо больше заняты проблемой своего личного спасения, чем упованием на Мессию, в иудейском понимании этого слова, то есть на спасителя исключительно их народа [197].