Правда о Ванге

В те годы в Струмице и окрестных селах многие носили греческие имена, но бабушке это звучное имя не понравилось, она осталась стоять у порога дома и вскоре увидела еще одну женщину. «Как ребеночка назвать? — переспросила та. — Нет имени более благозвучного, чем Вангелия — «носительница благой вести». Чудесное греческое имя, пусть будет твоя внучка Вангелией».

Бабушка, а за ней и все остальные приняли это имя, и оно осталось за новорожденной: Вангелия, Ванга… Знали ее родители, кто лежит, завернутый в теплое баранье руно? Вряд ли.

Панде Сурчев, отец Ванги, видел свое призвание, смысл всей своей жизни в труде земледельца. Да вот беда: — редко выпадает крестьянину простое счастье — хлеб мирно растить. Крестьянин сегодня в поле, а завтра на поле брани, так уж повелось от века. Панде ушел в партизанский отряд, много их тогда боролось за свободу своей земли от турецкого порабощения. Партизаны именовались четниками, турки ненавидели их и боялись. Панде не повезло на ратном поле, в одном из боев он попал в плен и был отправлен на пожизненное заключение в тюрьму «Иеди куле».

Надежд на спасение узники не имели, и лишь в результате Младо-Турецкой революции 1908 года, когда была провозглашена конституционная монархия, он, как многие его друзья по несчастью, увидел свет свободы. Панде Сурчев вернулся домой.

Только дома уже никого не застал в живых. Родители умерли, пока он воевал и сидел в темной камере «Иеди куле», брат ушел из родных мест неизвестно куда… Что оставалось делать? И тут он услышал, что городская община в Струмице раздает брошенные турками дома и земельные участки. Решил искать доли в Струмице.

Ему дали комнатку в старом доме на самом краю городка. Все тут держалось кое-как: и домишки, и дворы; и плохо рожала неухоженная земля. Однако же сладкий воздух свободы пьянил всех жителей этого захолустья: хоть и голодно, да весело. Крестьяне, мелкие ремесленники, купцы малого и среднего достатка — все они привыкли подниматься рано на заре, работать азартно, жить дружно. Когда медный колокол на колокольне церкви Пятнадцати святых мучеников начинал трезвонить, машинально крестили лбы и сербы, и болгары, и цыгане, и даже многочисленное семейство турка Гюл-баба, который не пожелал покинуть насиженное место и уезжать в Турцию. Шутили, что не уехал он, потому что розы не пустили. Действительно, у Гюл-баба в саду розы цвели с весны до осени, распространяя дивный аромат на всю окрестность.

Новый землевладелец зажил со своими соседями в мире и согласии. Был он нрава доброго, а таких везде любят. Сколько-то времени жил он бобылем, да вскорости встретил милую, тоненькую, как тростинка, девушку, ловкую и веселую: звали ее Параскева. Они понравились друг другу, некоторое время миловались, как жених с невестой, а там и гостей стали созывать: честным пирком да за свадебку. Молодые были счастливы. В 1911 году, как я уже говорила, и родилась Вангелия.

Родители выходили слабенькое дитя, стала девочка силенки набирать, да случилось горе — через три года, при вторичных родах, Параскева скончалась. Закручинился Панде, затосковал, нигде себе места не находит, а тут еще и война нагрянула.

Первая мировая война стучалась в окна мирных домов. Мобилизовали и Панде, взяли служить в болгарскую армию. Девочку забрала в свою семью соседка, очень добрая и справедливая турчанка по имени Асаница. Как один день пролетели три тяжких громовых года войны, от отца Вангелии не было ни слуху ни духу. Соседи решили, что девочка осталась круглой сиротой, но в один прекрасный день отец ее вернулся домой, невероятно худой, кожа да кости, но целый и невредимый. Девочка плакала от радости.

Отец и дочь стали жить в прежней старой комнатенке, и начались нелегкие времена. Ванге было уже 7 лет. Худенькая, голубоглазая, русоволосая, очень шустрая, девочка ничем не напоминала жалкого заморыша, каким появилась она на божий свет. Отец быстро понял, что ребенку не хватает как родительской ласки, так и родительской строгости. Надо бы жениться, да кому нужен вдовец, без добротного жилья, с малым дитем на руках?

К концу войны в Струмице власть перешла к сербскому градоначальнику. Многие болгарские солдаты, офицеры, вернувшиеся домой со страшной войны, вынуждены были покидать родной край. И Панде мечтал уехать, ведь горожан теперь вынуждали и говорить, и писать на сербском языке. Только куда уедешь с ребенком? Панде остался, на радость соседским детям осталась и Ванга — самая веселая и общительная девочка во дворе.

Ванга очень любила, чтобы у каждого предмета в доме имелось свое, и только свое надежное место. Причем самое неожиданное. Однажды отец решил пойти на рыбалку и попросил соседа подождать буквально секунду, пока он возьмет удочки. Секунды оказалось маловато, он искал их по всему дому, пропали — будто карп в воду утянул. Ванга наблюдала с удовольствием всю эту суету и лишь после сказала, что «удочки зацепились за шляпу». Отец поднял голову: удочки удобно лежали на вбитых в стену гвоздях, под самым потолком. Таким же образом он в следующий раз долго искал лапти, много раз в своих безуспешных поисках обошел вокруг опрокинутого старого, всеми забытого котла, не сообразив, что лапти лежат там.

Считая, что одному не справиться с ребенком и с хозяйством, Панде решил жениться во второй раз. У него по-прежнему не было особой надежды на успех, так как он был беден, вдов и с ребенком, но, к собственной радости, быстро нашел хозяйку.

В то смутное время сербское начальство часто издавало нелепые распоряжения. Одно из них, вполне средневекового характера, гласило: все женщины, которые так или иначе состоят в связи с болгарскими офицерами или солдатами, вместе с семьями должны немедленно покинуть Струмицу. Одна из самых красивых девушек города, невеста болгарского офицера, звали ее Танка, как раз готовилась к свадьбе. И вот тебе на — нелепый и вздорный приказ! Чтобы не быть посрамленными и выселенными из Струмицы, родители Танки быстренько и втихомолку выдали ее замуж за Панде. Бедняжка чувствовала себя глубоко несчастной, хотя и встретила в лице супруга хорошего и работящего человека. В народе говорят, стерпится — слюбится. Так и вышло на этот раз: Панде любил жену, а та стала заботливой хозяйкой и доброй матерью для девочки.

Потекли дни благополучия и взаимопонимания. Панде был хорошим земледельцем и крепким хозяином, мало-помалу его земельный надел увеличивался и скоро достиг 10 гектаров. Панде даже нанимал весной и осенью батраков, чтобы посеять и вовремя убрать урожай, и люди стали почтительно обращаться к нему — «чорбаджи Панде» (господин Панде).

Но, увы, благополучие оказалось временным. Над Струмицким краем вновь разразилась буря. Сербское руководство поставило перед собой очередную нелепую цель — превратить в сербов как можно большее число местных жителей. Нашелся весьма «усердный» руководитель для этой дикой акции, некто Попчевский, который своей жестокостью поразил буквально всех: человеческая жизнь для него была не дороже медного гроша.

Сербские власти дали ему «право» распоряжаться жизнью людей по своему усмотрению. И он решил прежде всего освободиться от тех, кто симпатизировал болгарам, и, разумеется, от тех, кто был по национальности болгарином. Одной из первых жертв сербского холуя стал отец Ванги и его семья. Панде арестовали, у них забрали всю землю. А как раз подошло время жатвы, когда люди убирали с полей хлеб. Урожай пропал, семья обнищала — с того ужасного года и на долгое время.

Когда отец вернулся из тюрьмы, жестоко избитый, искалеченный, жена его мучилась родами, возле нее хлопотала добрая бабка-повитуха. Танка родила мальчика, которого назвали Басил. Год его рождения — 1922-й. Отец пошел в пастухи — в соседние села Босилово и Дабиля. Пастух, батрак и последний бедняк — таким он и оставался до конца своей жизни.

Весь день он пропадал на пастбище, а дома хлопотала жена с двумя детьми — Вангой и Василом, и, надо сказать, Ванга споро помогала своей новой матери по хозяйству. Ей исполнилось уже 11 лет. Ванга нянчила своего братца, придумывала такие игры, в которые могла играть и сама. И однажды придумала новую игру, которая несколько обеспокоила ее родителей. Во дворе, на улице, возле дома в укромном уголке она прятала какой-нибудь предмет, чаще всего незатейливую игрушку, потом возвращалась домой, закрывала крепко-крепко глаза и начинала, как слепая, на ощупь искать спрятанное. Упорно, вновь и вновь, играла она в «слепую», и никакие угрозы и запреты отца с мачехой не могли ее остановить.