Шакьямуни (Будда). Его жизнь и религиозное учение

Шакьямуни преследовал только одну цель – цель спасения человечества путем его нравственного улучшения. В древнейших легендах и в духовных буддийских книгах, где приводятся изречения Шакьямуни, не встречается ни одного возражения против существования каст; напротив, он смотрит на это учреждение как на установившийся факт, которого он и не думал изменять; он не проповедовал общественного равенства, но провозгласил его начало – равенство религиозное. Брамины считали науку благочестия, спасения как бы своей наследственной собственностью; прочие касты были принуждены исполнять только внешние обязанности, духовную пищу они получали от браминов, а достигнуть спасения могли только возродившись в касте браминов. Напротив того, Шакьямуни призывает людей всех каст пользоваться духовной жизнью и всем обещает спасение за благочестивую жизнь. Мы видели, что основатели других школ уже положили начало этому делу, нападая на предписанные браминами правила как на совершенно бесполезные, и один из них (Капила) сделал для каждого доступным имя аскета, которое до него было почти исключительным правом брамина. Шакьямуни пошел далее – он всех людей призывал к равенству духовной жизни и таким образом признавал между различными кастами духовное равенство, и религию и благочестие сделал не преимуществом одной какой-либо касты, но правом добродетели, знания и заслуги.

Эти принципы хотя и не были направлены непосредственно против системы каст, но все-таки значительно ее потрясли; главным же образом они были направлены против касты браминов. В одной из древних легенд говорится: “Брамин не отличается так, как камень отличается от золота или свет от мрака. И в самом деле, он не произошел ни из эфира, ни из ветра – он, как и чандала, родился от женщины. Почему же один должен быть благородным, а другой нечистым? Ведь и брамина по смерти покидают, как презренную и нечистую вещь; с ним в этом отношении происходит то же, что и с людьми других каст. Где же различие?”

Оканчивая этот краткий очерк сущности догматики и аскетики учения Шакьямуни (мы не говорим о третьем отделе его учения – о созерцании, потому что оно сходно с учением о созерцании Капилы, о котором было упомянуто во введении, и отличалось от него только принципом изменяемости души, “я”), прибавим, что он положительно отказывался решать некоторые метафизические вопросы, например, откуда произошел мир и жизнь существа, есть ли начало мира или нет и т. д.

На подобные вопросы он отвечал, что они не имеют отношения к нравственным обязанностям человека, что драгоценным и скоротечным временем надо дорожить и не следует тратить его на подобные рассуждения, а необходимо готовиться к достойной встрече смерти. “Представьте себе человека, – говорил он, – раненного стрелой в грудь. Спасение его зависит от искусства врача, который легко может вынуть смертоносное орудие. Неужели раненый станет спрашивать, из какого дерева сделана стрела, в какой цвет и какой краской она окрашена и какой птицы перья к ней прикреплены?.. Неужели он станет заниматься подобными вопросами, зная, что время проходит и ему грозит непременная смерть?”

В другой легенде приводится следующий ответ на подобные же вопросы, предложенные ему учениками: “Вопросы эти бесплодны, потому что неразрешимы”. И в подтверждение своих слов рассказал следующую древнюю историю о слепцах:

“Один царь приказал собрать к себе во дворец слепых от рождения и спросил их, каков вид слона. Слепцы отвечали, что они слепы и потому ничего не могут сказать ему. Царь приказал вывести слона и подвести к нему слепцов. Каждый из слепцов ощупал ту часть слона, к которой прикасалась его рука. Затем царь опять их подозвал и спросил, узнали ли они теперь, какой вид имеет слон. “Узнали, – отвечал один, ощупавший туловище слона, – он похож на ведро!” “Нет, прервал его другой, ощупавший ногу, он похож на столб!” Третий, ощупавший хобот, утверждал, что слон похож на канат. Между слепцами возник бесконечный спор. Тогда царь сказал: “Толпа людей, лишенных зрения! К чему безумно спорить о форме слона, когда вы сами не знаете, кого осязали!..”

Шакьямуни редко вообще произносил длинные речи, что было результатом его долгой отшельнической жизни, большая часть которой прошла в безмолвном созерцании; в большинстве случаев он высказывал свои поучения в кратких, но сильных афоризмах (сутры), украшая их поэтическими сравнениями и аллегориями. Своим афоризмам он часто придавал числительную форму, что сильно облегчало их запоминание. Вот, например, один из его афоризмов: “Три печати моего учения – всякое явление скоротечно, ни в чем нет постоянства, нирвана есть покой”. Учил Шакьямуни преимущественно на трех туземных наречиях, которые он знал в совершенстве, – магадхском, тамильском (ныне дровирское) и млечча.

На предыдущих страницах мы изложили сущность учения Шакьямуни. Как метафизик, он смотрел на жизнь и ее явления сквозь призму субъективного мировоззрения. Глубоко разочарованный в жизни, он пришел к отрицательному, безотрадному и одностороннему взгляду на жизнь и, как результату этого взгляда, учению о нирване. Он совершенно упустил из виду, что жизнь человека не должна быть пассивной, что цель ее заключается не в бездействии и сне, а в энергичной деятельности и борьбе, в стремлении к развитию нравственных идеалов человека и в уничтожении всего, что противодействует этому развитию, и, смотря на жизнь с собственной точки зрения, создал нравственное учение, высший идеал которого состоит в подавлении всякого жизненного ощущения, в смерти заживо, в уничтожении мысли и чувства.

Шакьямуни дает краткое, но точное изложение этой морали. Вот оно: “сидеть лучше, чем ходить, спать лучше, чем бодрствовать, всего лучше – смерть”.

Глава III. Учительская деятельность

Ее неудачное начало, причины неуспеха. – Кашьяпа-огнепоклонник и его ученики. – Шакьямуни склоняет к принятию своего учения Кашьяпу и делается главой 600 учеников. – Вторичное вступление на арену учительской деятельности. – Ложные слухи о политических замыслах Шакьямуни и опровержение им этих слухов. – Смерть отца Шакьямуни. – Покровители и враги его. – Диспуты с антагонистами. – Преследования со стороны браминов и Девадатты, одного из учеников Шакьямуни. – Девадатта – основатель секты

Как мы сказали, Шакьямуни после долгих колебаний решил возвестить миру открытое им учение. Для этой цели он опять вернулся в покинутый им свет.

Но начало его учительской деятельности было неудачно – его ждало горькое разочарование: вместо ожидаемого успеха он встретил только насмешки и презрение. Когда в первый раз он выступил в городе Варанаси с публичной проповедью об открытых им истинах избавления от страданий, многие из слушавших его громко выражали сомнение в здравости его умственных способностей и говорили, что “царский сын сошел с ума”. Между прочим, в Варанаси он встретил своих родичей и хотел на них испытать силу своего учения и красноречия. Но и родичи ответили ему насмешками и укоряли его в непостоянстве и легкомыслии, с каким он изменил свою жизнь, уйдя в отшельничество. Они доказывали ему, что у него еще нет ни необходимого авторитета в деле проповеди, ни опытности, какими обладают другие философы.

Действительно, Шакьямуни совершенно терялся среди массы философов различных школ и отшельников, бродивших, поучая и нищенствуя, по стране и имевших большей частью своих учеников и последователей среди народа.

Народ не отличал его от этих нищенствующих философов, и когда последние из опасения найти в новом философе опасного соперника, способного внушить народу недоверие к ним и лишить их, таким образом, средств к существованию, стали преследовать его, – народ недоумевал и спрашивал: “Чего вы хотите от него? Разве он не такой же нищий, как и вы?”

Одному, без последователей, Шакьямуни трудно было выделиться из толпы отшельников и бороться с влиянием других философов, более опытных и пользовавшихся известностью и уважением в народе.