Малознакомый Ленин

Затеяв «Вперед», Ленин немедленно обратился к Ерамасову за деньгами: «Наши партийные дела были весь год безобразны, как Вы, наверное, слышали. Меньшинство сорвало окончательно второй съезд, создало новую «Искру»… Я начал здесь (с новыми литературными силами) издавать газету «Вперед» (анонс вышел, № 1 выйдет в начале января н. ст.). Сообщите, как Вы относитесь, и можно ли рассчитывать на Вашу поддержку, которая была бы для нас крайне важна».

Из другого письма можно видеть, что Ленин намеревался получить от Ерамасова очень крупную сумму: «Наше дело грозит прямо-таки крахом, если мы не продержимся при помощи чрезвычайных ресурсов по меньшей мере полгода. А чтобы продержаться, не сокращая дело, необходимы minimum две тысячи рублей в месяц… Вот почему я и обращаюсь теперь к Вам с настоятельнейшей просьбой выручить нас и добыть нам эту поддержку».

Эти письма напечатаны в собрании сочинений Ленина, и, ознакомившись с ними и с другими документами, легенду о голодающих большевиках, приносящих свои «последние копейки» для создания «Вперед», нужно оставить.

А теперь о жизни «впроголодь». Среди уже сотню лет существующей в Западной Европе российской эмиграции всегда были и по сей день существуют бедствующие, голодные люди. Среди большевиков, не имевших большого партийного чина, тоже были голодающие, не в Женеве 1904 года, а после 1907 года, например в Париже, где бывали случаи, что от голода люди сходили с ума и, как московский рабочий Пригара, бросались в Сену. Ленин не мог не знать о тяжком положении иных своих партийных (фракционных) товарищей. Это не было ему приятно, но у него не было по этому поводу и больших мучений. Он считал, что спасти можно некоторых, но не всех. Он всегда говорил, что партия не благотворительное общество, не «Армия Спасения». Ленин был против «кормления всех без различия». На поддержку могли рассчитывать лишь те профессиональные революционеры, которых он называл «ценным партийным имуществом».

Свой взгляд на эти вещи он ясно выразил еще в первые годы эмиграции в письме (от 27 сентября 1902 года) к А. М. Калмыковой, дававшей деньги на издание «Искры». Он внушал ей не сообщать «участникам дела» точную сумму ее субсидий, так как это лишь могло побудить слишком многих предъявлять претензии на поддержку. «Обилие побегов (за границу. — Н.В.) ставит в «распоряжение» «Искры» кучу людей при условии содержания всех их, но если за это широко, легко и необдуманно взяться, то мы окажемся через ¹/₂ года — год «без ничего» [16]. Нужно говорить, — писал он Калмыковой, — что деньги на «Искру» «желаете давать лишь при крайней нужде», рекомендуя изыскивать самим регулярные источники текущих расходов».

Свою тактику скрывать действительное положение кассы газеты «Искры», изображать его хуже, чем оно было, пугать своих товарищей «финансовым крахом», тем самым заставлять их добывать средства, Ленин проводил мастерски. В 1901 году в кассу поступили крупные суммы от Калмыковой, из Киева через проф. Тихвинского и из других мест, но Ленин именно в это время посылал всем отчаянные письма — спасайте нас! «Собирайте деньги, — писал он Дану 22 марта 1901 года. — Мы доведены теперь почти до нищенства, и для нас получение крупной суммы — вопрос жизни». «Финансы — вовсе швах, — сообщал он Бауману 24 мая 1901 года, — Россия не дает почти ничего».

Вернемся, однако, к вопросу, бедствовал ли в эмиграции Ленин. Владимиров в упомянутой выше брошюре приводит тому следующее доказательство: квартира Ленина в Париже «состояла из одной [17] комнаты с альковом и маленькой кухни». С Лениным и Крупской в то время жила ее мать и Мария Ильинична. Жить вчетвером в крошечной квартире — в одной комнате — крайне тягостно, и если Ленину пришлось идти на такую тяготу, то, очевидно, у него не было денег, и он действительно бедствовал. «Свидетельство» Владимирова о тяжком жилищном положении Ленина вошло в историю, и вот что 30 лет спустя писала об этой парижской квартире «Правда» 21 января 1954 года: «В четырнадцатом районе города есть скромная улица под названием Бонье. Здесь в доме № 24 жил и работал Владимир Ильич… Друзья Советского Союза в 1945 году установили на стене дома мемориальную доску. На мраморе видны силуэт Владимира Ильича и надпись по-французски: «Ленин. 22 апреля 1870 г, — 21 января 1924 г. Ленин жил в этом доме с декабря 1908 года по июль 1909 года». В этой квартире «маленькая комната была его кабинетом, кухня служила и столовой и приемной».

Нечто другое о той же квартире на улице Бонье писала Крупская в своих «Воспоминаниях»: «Квартира была нанята на краю города, около самого городского вала, на одной из прилегающих к Авеню д'Орлеан улиц, на улице Бонье, недалеко от парка Монсури. Квартира была большая, светлая и даже с зеркалами над каминами (это было особенностью новых домов). Была там комната для моей матери, для Марьи Ильиничны, которая приехала в это время в Париж, наша комната с Владимиром Ильичем и приемная. Но эта довольно шикарная квартира весьма мало соответствовала нашему жизненному укладу и нашей привезенной из Женевы «мебели»».

Как видим, биографы Ленина, чтобы прославить его «бедность», не стесняются плодить грубую ложь. Она становится еще более выпирающей, если напомнить, что сам Ленин писал 19 декабря 1908 года своей сестре Анне: «Мы едем сейчас из гостиницы на свою новую квартиру… Нашли очень хорошую квартиру, шикарную и дорогую 840 франков+налог около 60 frs да+консьержке тоже около того в год. По-московски это дешево (4 комнаты, кухня+чуланы, вода, газ), по-здешнему дорого. Зато будет поместительно и, надеемся, хорошо. Вчера купили мебель для Маняши. Наша мебель привезена из Женевы».

Ленин прав: квартира почти в 1000 франков в то время считалась дорогой; в годовом бюджете квартирная плата вряд ли могла составлять 25 %. Такого процента в Париже нигде нельзя было найти. Но, предположив, что в бюджете Ленина плата за квартиру все-таки занимала такую крупную долю, нужно вывести, что его годовой бюджет должен бы быть около 4000 франков, чтобы иметь возможность располагать нанятой «шикарной» квартирой. А 4000 франков в 1908 году и в последующие годы — весьма значительная сумма. Она не меньше чем в три раза превышала средний заработок рабочих Франции. Ленин не был беспечной богемой. Если бы он не знал, что не может оплатить дорогую квартиру, он ее не взял бы. Значит, у него были деньги и в достаточном количестве. Откуда же легенда, что он «бедствовал»?

Крупская писала, что шикарности квартиры не соответствовала их мебель. Мебель у них всегда была жалкая, но причиной было не бедственное положение, а ненужность при частых передвижениях из одной страны в другую обзаводиться солидной мебелью. При спешном переезде, например из Мюнхена в Лондон, Ленин продал их меблировку за 12 марок, то есть почти даром, только бы от нее отвязаться. Крупская говорит, что при отсутствии должной меблировки квартира на улице Бонье «была неуютна до крайности». И при лучшей меблировке квартира Ленина все равно казалась бы неуютной, каким-то временным и неустроенным жильем. Это идет уже от самой Крупской, совершенно лишенной присущей многим женщинам способности создавать уют, делать жилье привлекательным.

В июле 1909 года, покинув улицу Бонье, Ленин переселился в дом № 4 по улице Marie-Rose. На этом доме тоже с 1945 года мемориальная доска с барельефным изображением Ленина и указанием, что он жил здесь в 1909–1912 годах [18].

Переезд в меньшую, чем на улице Бонье, квартиру объясняется совсем не тем, что он впал в «бедность». Сестра Маняша решила возвратиться в Россию, и исчез смысл иметь лишнюю комнату и за нее платить. Квартира на Мари-Роз, где за границей Ленин жил дольше, чем где-либо, светла, гигиенична и очень удобна. Из передней направо — большая комната с балконом и видом через улицу на тенистый сад напротив (на его месте теперь церковь). Это кабинет Ленина. Отсюда дверь в поместительный альков не с французским lit national, а с двумя железными, русского образца кроватями Ленина и Крупской. Из передней налево — другая, еще большая комната для матери Крупской, Елизаветы Васильевны, и вместе с тем для занятий Крупской. На той же стороне — маленькая и совсем не темная кухня, в которую вел небольшой коридор. Большим плюсом квартиры было то, что она имела центральное отопление. Хотя в квартиру на улице Бонье приходила прислуга и в круг ее обязанностей входило приносить уголь и зажигать печи, французские «саламандры» Ленину и Крупской очень надоели. Поэтому-то они так и ухватились за квартиру на улице Мари-Роз. Ленин, видимо, придавал большое значение этой стороне. В письмах к родным он и Крупская неоднократно об этом упоминали. «У нас квартира с отоплением оказалась даже чересчур теплой», — сообщал Ленин матери в письме от 4 ноября 1909 года. «У нас паровое отопление и очень тепло», — снова пишет он матери в начале декабря. «Разница от прошлого года только та, что квартира очень теплая» (письмо Крупской к матери Ленина от 20 декабря 1909 года). Квартира на улице Мари-Роз стоила на 140 франков дешевле, чем на улице Бонье, но для тех лет ее справедливо считали дорогой. Если бы Ленин жил «впроголодь» — мог ли он иметь эту квартиру?