Поминальная свеча

В 1794 году от Усть — Лабинской крепости потянулась новая цепочка селений в направлении старой Кавказской линии. После драматических перепитий сюда пожелали переехать 4700 душ обоего пола из Донского казачьего войска и 800 выходцев из Малороссии. На каждую их семью выдавалось по 20 рублей и четыре четверти ржаной муки, гарантировались некоторые другие льготы. При заселении станиц предусматривалось возведение в каждой из них православной церкви, на что казною ассигновалось по 500 рублей.

Так поселенцы обосновались при крепостях Усть — Ла- бинской, Кавказской, Григориполисской, Темнолесском ретрашменте, Прочноокопском и Воровсколесском редутах. Из них образовался Кубанский полк, принявший на себя охрану границы по среднему течению Кубани. Трудна и опасна выпала людям доля, но они не унывали, быстро привыкали к новой обстановке. И это стало побудительным мотивом для переселения на Кубань очередных желающих с Дона и из Малороссии.

Ходатаем по переселению выступил энергичный казак Кузьма Рудов, испросивший разрешение у сената на переезд 3300 донцов в границы Кавказской кордонной линии. В 1802 году он привел поселенцев на редуты Ладожский, Тифлисский, Казанский и Темижбекский.

— Вот здесь и будем жить и границу сторожить, — благословил он своих земляков на хозяйственные и ратные труды.

Из этих селений образовался Кавказский казачий полк, возглавленный боевым есаулом Л. И. Гречишкиным, местом жительства и штабной резиденцией которого стала станица Тифлисская (Тбилисская).

Спустя два года в этот полк со Слободской Украины прибыли еще 378 казаков некогда существовавшего Ека- теринославского войска. Они основали станицу Воронежскую. Так от впадения Кубани в море до Темижбека и даль

ше сомкнулась оборонительная полоса, занятая черноморцами и казаками — линейцами.

И все равно проблема охраны границы и хозяйственного освоения природных богатств края оставалась открытой, требовались новые и новые партии новоселов, чтобы двинуть вперед созидательную деятельность.

И тогда более интенсивно последовали переселенческие волны одна за другой: в 1809–1811, 1821–1825, 1845–1850 годах… Разумеется, переселенческий прибой не прекращался и в ш^ледующее время. Но названные выше переселения были официально санкционированными и массовыми, проходили под наблюдением правительственного аппарата. А обстановка им сопутствовала не самая лучшая: шла затяжная Кавказская война, в которой с обеих сторон проявлялись жестокость и нетерпимость, обернувшиеся большими человеческими жертвами.

Согласно царскому указу от 17 марта 1808 года, первым массовым переселением на Кубань предусматривалось охватить 25 тысяч душ мужского и женского пола на добровольных началах, по преимуществу из поселян Черниговской и Полтавской губерний. По принципу: выводить на переселение такие семьи, у которых «было более девок и вдов, могущих еще вступать в брак». В Черномо- рии главам семей полагалось освобождение от кордонной службы в течение трех лет, выдавались денежные, семенные и иные ссуды на обзаведение хозяйством, по установленной норме бесплатно выдавалось продовольствие. У кого не имелось тягла и транспортных средств, тому перед отъездом оказывалась помощь в приобретении волов, лошадей, повозок.

В июне 1809 года в путь двинулась первая партия поселенцев.

Общее их число намного превышало расчетное количество. Потирая ладонями крупные залысины на поседевшей голове, наказной атаман Федор Бурсак страдальчески морщился:

— Никуда не денешься, принимать людей надо, сам выпрашивал побольше новоселов.

И он помчался улаживать их расселение в Сергиевском, Уманском, Щербиновском куренях. Затем последовало размещение вновь прибывших в куренях Кущевском, Кисляковском, Брюховецком, Переясловском, Васюрин- ском, Каневском, Минском, Березанском, Леушковском,

Батуринском, Деревянковском. Всего до 8 ноября прибыло 10,5 тыс. душ мужского и 9,3 тыс. душ женского пола.

Великий аврал закипел в степи. Кто‑то строил землянки и хаты, кто‑то покупал готовые халупы. Но так или иначе люди обзаводились крышами над головой, начинали новую жизнь. В подворьях множилась живность — скот и птица.

За три года с Полтавщины и Черниговщины перебралось на Кубань свыше пятидесяти партий переселенцев общим числом 41,5 тыс. человек.

Они расселились в 43 куренях. Причем весьма неравномерно. Скажем, в Динском курене оседлость обрели 101 душа, в Платнировском — 72, в Старо — Титаровском — 51.

Кстати, на эти годы пришлось немало перемещений самих населенных пунктов. Например, курень Брюховецкий перекочевал с вершины реки Малый Бейсуг к устью реки Бейсужок, Деревянковский — с реки Ея на реку Чел- бас, новые места заняли курени Пластуновский и Динс- кой; располагавшийся ранее от Екатеринодара в семи верстах курень Величковский ушел на пятьдесят верст к северо — западу, Тимашевский — туда же, интервал увеличился с 14 до 60 верст. Так было и с рядом других селений. По причинам разным, но чаще всего обоснованным, с учетом тогдашних обстоятельств.

С самого прихода черноморцев особняком стояло заселение урочища Гривенское. Тут, в протоцких плавнях, образовался своего рода кубанский разноязыкий Вавилон, можно сказать, вольница. С ближайших казенных и частных рыбозаводов сюда бежало много черноморских заб- родчиков — сиромах, из турецких владений в Анапе — масса недовольных черкесов, ногаев, татар, армян и представителей других народов. Поселение Гривенское переплавляло характеры людей в малопочтительном духе по отношению к официальным властям, не слишком‑то обременяло себя религиозными постулатами, поощряло смешанные браки. Долгое время тут не было даже простенькой православной церквушки, о чем слезно сокрушался предшественник Бурсака Тимофей Котляревский. По его словам, сиромахи Гривенского не спешат с устройством храма, жили без оного и «до си живут». За счет пришлого люда селение разрасталось с каждым годом. И одним из его самых примечательных жителей начала XIX века стал черкес Пшекуй Бесланович Могукоров. В составе русской армии от младшего унтер — офицера он дослужился до ге

нерала, проделал вместе с ней немало боевых походов, принял деятельное участие в приеме новых поселенцев Черномории, когда начался второй виток их переезда из тех же губерний Украины.

Вопрос о новом переселении возник в 1820 году, когда Черноморское войско из подчинения херсонскому генерал — губернатору перешло в ведение командующего отдельным Кавказским корпусом. А им в тот момент был генерал А. П. Ермолов. И он сам, и чиновная бюрократия хлопотали изрядно, однако переселение происходило значительно хуже, чем десятилетие назад. Предписаниями устанавливалось: «Новым из Малороссии переселенцам дать льготу трехлетнюю, но самобеднейшим из них… можно несколько и продолжить оную». Строгий командующий, осмотрев войсковой конный завод и найдя необходимым полностью его реорганизовать, распорядился: «Остающихся степных жеребцов, меринов и кобыл раздать беднейшим из новоприбывших из Малороссии переселенцам».

Первая же партия новоселов прибыла в Кущевский курень 30 августа 1821 года. До наступления очередного года всего перебралось на новое место жительства 5300 семейств, насчитывавших более 30,3 тыс. душ обоего пола. Их передвижение совершилось на 10875 подводах, с собой переселенцы перегнали 22395 голов гулевого скота. В 1822 году переезд начался с апреля и продолжался до ноября, прибавилось еще 3150 семей (17061 человек). У них было 4670 подвод и 6805 голов гулевого скота. Если в 1821 году среди прибывших насчитывалось 42 неимущих семьи, то теперь число их возрасло до 58. Это как раз тот контингент, о котором сам Ермолов сказал, что данные переселенцы «находились в ужаснейшей бедности».

За пять лет примерно поровну из той и другой губерний Малороссии переселились 48392 человека. Их размещение состоялось в 37 ранее основанных куренях и 18 новых пунктах, отведенных под заселение. И без того трудная участь новоселов осложнилась неурядицами в получении обещанной помощи, но особенно крепко ударили по ним неурожайные годы. В 1821 году на поля налетела саранча, поела не только хлебные посевы, но и кормовые травы. Войсковая канцелярия вынуждена была выделить для закупки продовольствия переселенцам 60 тысяч рублей. Да еще на обзаведение хозяйством от казны требовалось содействие, ибо у двух тысяч семей еще не имелось никакого жилья.