Год рождения тысяча девятьсот двадцать третий

9 марта 1940 г.

В газетах за 8 марта:

Страницы замечательной жизни несгибаемого революционера — о Молотове;

Партийный и государственный деятель ленинско-сталинской эпохи (тоже о нем);

76,6 миллионов экземпляров произведений В.М. Молотова.

Собиралась я сегодня у своих женщин на фабрике о Восьмом марта поговорить, почитать что-нибудь подходящее из газеты, а газету взяла, не перелистав ее предварительно. Надеялась, что она женщинам посвящена. А там, оказывается, про женщин совсем немножко — на третьей странице портреты ударниц и их рассказы о себе, а вся газета 50-летию Молотова посвящена. Пришлось мне на ходу перестраиваться — поздравила их, вкратце газетный материал пересказала, а потом взяла да и прочитала им чеховский рассказ «Попрыгунья», благо у меня в портфеле томик Чехова был. И так они слушали! Так благодарили! И просили, чтоб и дальше — не одни газеты, но и «рассказики какие-нибудь», и чтобы «жизненные». Я, пожалуй, так и буду делать: сначала — газетное, а потом — из художественной литературы немножко. Надо будет только подобрать подходящее (продолжу пока Чехова).

Писать много некогда: сегодня иду вместе с Галкой на вечер в другую школу, где учится ее приятель Донька. Сама подошла ко мне вчера на переменке, спросила, нет ли у меня старых эскизов по черчению (а с черчением у меня всегда полный порядок — люблю чертить). Я обещала дать. После уроков пошли вместе, забежала я за папкой с чертежами, а потом я пошла по магазинам, и Галка со мною. Так мы впервые за долгое время поболтали друг с другом. Я рассказала ей про свои политинформации на фабрике, она — про то, как у нее дела в спортивной секции идут. Оказывается, она будет в Первомайском параде на площади принимать участие, им всем выдадут очень красивые костюмы. Потом рассказывала о Доньке (это ее знакомый мальчик по секции, она с ним уже второй год дружит). Мальчишка хороший, очень компанейский — Галка с ним на Новогодний вечер приходила. Но вот имечко ему родители ухитрились дать — Македоний! Его с детства «Донькой» дразнили и он из-за этого жутко дрался. Наверное, оттого и спортом стал заниматься, теперь таким силачом сделался, что его никто задевать не рискует. Так вот Галка в последнее время познакомилась с ребятами из Донькиной школы и ее принимают там как свою. И теперь она хочет, чтоб я пошла на вечер в ту школу, и там она познакомит меня с Донькиным дружком Костей — он меня видел где-то с Галкой и просил познакомить. Сначала я наотрез отказалась — ну как это идти, зная, что предстоит вроде «официальное знакомство»? О чем-то говорить надо, улыбаться, за ручку здороваться. И вообще глупо, как сватовство в пьесах Островского. Но ведь Галка если уж вобьет себе что в голову, так от нее не отвяжешься! Да, честно говоря, подумала я и о том, что вот уже через месяц мне исполнится семнадцать лет, а я до сих пор ни в каких компаниях не бываю; училась танцевать, а на танцы ходить не с кем. И вообще — у всех почти наших девчонок есть свои увлечения, свои мальчики — шепчутся между собой, обсуждают, а я между ними как белая ворона. Правда, иногда появляется на горизонте Генка Соболев, но это не в счет. Короче, убедила Галка меня. Схожу, посмотрю, Галка очень их школу хвалит. У них вечера часто устраивают всякие, не то, что у нас — два раза в год.

Рада я, что снова у нас с Галкой отношения налажены. Они с Адкой совсем разные, но как-то по-разному, а все же мне обе нужны. Сейчас быстренько наглажусь (ох, надоело мне мое «парадное» серое платье!) и бегом к Галке. Маме позвонила на работу, сказала, что иду на вечер «по случаю 8 марта». Она, видать, не очень довольна, что мы снова с Галкой вместе и, главное, что в чужую школу идем (пришлось это сказать), но отпустила, с условием, чтоб в десять была дома. Сторговались на 10 ч. 30 мин.

Что-то я так волнуюсь, будто это не обыкновенный школьный вечер, ждет меня там бог знает что, ну прямо как бал у Наташи Ростовой!

10 марта 1940 г.

В газету сегодня даже некогда заглянуть. Запишу только о том вечере, когда мы с Галкой ходили в 281 школу.

Мы тогда опоздали, но Донька с Костей ждали нас в раздевалке, буквально чуть не содрали у нас с плеч пальтишки (нянечек уже не было, и Донька, перемахнув через загородку, повесил их сам), и мы вчетвером помчались галопом по лестнице на верхний этаж. В темноте пробрались к нашим местам — хорошо, что мальчишки догадались занять стулья для нас. Никаких церемонных «знакомств» не было и не надо было придумывать, о чем разговаривать, так как концерт уже начался. Донька нас вскоре покинул — он выступал в акробатическом этюде. А Костя был вынужден отвечать на бесконечные Галкины вопросы: кто выступает, да из какого класса, да чтоб всех девчонок из их класса показал (мне кажется, Галка подозревает, что существует какая-то «соперница»).

Костя мне тогда мрачноватым и немного неестественным показался, будто какую-то роль играет: отвечает коротко, ни о ком доброго слова не скажет, к выступающим относится насмешливо. А потом я поняла, что, во-первых, он, видимо, меня смущался, к тому же он своей внешностью недоволен. Он очень «блондинистый», а за голубые глаза и нежный цвет лица его до сих пор «девочкой» зовут. Вот он и старается быть грубоватым, невозмутимым. Басит, ходит враскачку, усмехается иронически. Рядом с коренастым Донькой Костя кажется нескладно высоким и сутулым. Спорт он считает «детской забавой» для тех, кому «делать нечего». И как только они дружат с Донькой? Но все это я узнала позднее, а во время концерта Костя отвечал Галке на все ее вопросы, и я теперь тоже многих в их школе знаю.

Самодеятельность в их школе явно сильнее нашей. Хор просто отличный. И отдельные номера тоже интересные. Донька был очень хорош в своем новом синем тренировочном костюме (Галка, кажется, ревнует его к партнерше-акробатке). Но больше всего аплодисментов выпало на долю конферансье — Юрочки Хочинского, — так остроумно он представлял выступающих, комментировал их номера, рассказывал сам смешные истории. А под конец программы он и пел — сначала один, а потом с приятелем-пианистом, который, кстати, не только хорошо играет, но еще и поет. Они спели песенку своего сочинения, и им очень аплодировали. Вызывая, стали галдеть: «Пойте все вместе!». И тогда на сцену вытащили их третьего дружка (их так «мушкетерами» и зовут), и они очень здорово спели на три голоса «Сулико» и новую песенку Блантера «Когда душа поет и просится сердце в полет…» Главное, тихонько пели, слушая друг-друга — видать, давно уже спелись. Их прямо не отпускали со сцены. Выглядят они действительно как мушкетеры: все трое высокие и каждый по-своему какой-то заметный, яркий, хоть портрет с каждого пиши. Юрочка [11] (его все так зовут) даже слишком красивый — удлиненный овал лица, крутой подбородок, темные брови будто нарисованы и глаза близко к переносице. Будто принц из персидских сказок, только тюрбана на голове не хватает! Пианист совсем другой, именно «поэт» — худощавый, светло-русый, кольца волос со лба откидывает. Черты лица тонкие, от волнения румянец на скулах, и весь он какой-то вверх устремленный, светящийся, «со взором горящим». Когда играет, то чуть улыбается, и это ему очень идет. Третий выглядит старше их и петь явно смущается. Напомнил он мне кого-то, но не могу вспомнить, кого: крупная голова на широких плечах (от шапки черных волос еще больше кажется), крупные черты лица, сердитые сросшиеся брови. Белая апашка [12] подчеркивает смуглость. Рисовать его очень хорошо, и не акварелью, как поэта-пианиста, а острым пером, тушью набросок с него сделать бы. И где только видела портрет, похожий на этого парня?

Арнольд 1939 г