Кавказское сафари Иосифа Сталина

Мусто Джихашвили

Кавказское сафари Сталина

Биография моей семьи

1919–1920 г.г. Нестор Лакоба провел в Батуми. В автобиографии он писал: «Состоя в назначенной Кавбюро тройке по руководству большевистской организацией г. Батума, я организовал убийство генерала Ляхова, взрыв Кобулетского моста, взрыв парохода «Возрождение», груженного боевыми припасами и оружием, предназначенными в помощь ген. Врангелю…». В этот период он и познакомился с нашей семьей.

Семья Джих-оглы (до завоевания части западной Грузии Турцией мои предки носили фамилию Джихашвили, однако турки принудительно переделывали фамилии жителей завоеванных территорий на свой лад) жила в Большом доме на углу Асатиановской и Шереметьевской улиц, на самом же деле моим предкам принадлежал целый ряд строений в этом районе. Часть помещений сдавалась торговцам, тем не менее и наши занимались кое-какой предпринимательской деятельностью — держали несколько хлебопекарен. При англичанах они даже увеличили выпечку хлеба, так как получили контракт на поставку хлебобулочных изделий британским военным, расквартированным в Батуми.

Мой дед Мемед Джих-оглы умер в 1913 году, за несколько месяцев до рождения младшего сына и моего отца, Мустафы. Естественно, что после его смерти фактическим главой семьи стал старший сын Хакки.

Хакки был увлечен революционными идеями и однажды привел в дом Нестора Лакобу. Так семья Джих-оглы попала в весьма двусмысленное положение. С одной стороны наши экономически зависели от англичан, с другой стороны, предоставляли стол и кров террористу (во всяком случае по нынешним представлениям Нестор ничем не отличался от террориста) и главному противнику английской оккупационной политики абхазцу Лакобе.

Здесь же, в нашем доме на Асатиановской, произошла первая встреча Нестора с его будущей женой, Сарией (старшей сестрой моего отца). Надо сказать, что Лакоба нашел приют в семье Джих-оглы еще и потому, что мачеха моего деда, Захиде Джикирба, как и Нестор, родилась в Гудаутах и доводилась знаменитому абхазскому большевику дальней родственницей. Эта женщина была заинтересована в браке Нестора и Сарие. Говорили, что именно она сыграла роль свахи. Несмотря на вмешательство «третьей силы», можно смело сказать, что Сарие сделала свой выбор вполне добровольно, а посредничество Захиде-ханум все считали лишь толчком к решительным действиям, ведь Сарие, покидая родной дом была не просто юной и неопытной, но и скованной, как сказал поэт, «крепостной твердыней мусульманства». Поэтому поступок моей тети многие впоследствии оценивали как героический.

Примерно в то же самое время папа с группой сверстников был отправлен на учебу в Турцию, согласно тогдашнему обычаю, распространенному во многих семьях грузин-мусульман. Учился он в Анкаре.

По возвращении из Турецкой республики отец отправился продолжать учебу в Сухуми — к своей сестре и зятю. Здесь он и жил вплоть до краха семьи, за вычетом студенческих лет в Москве и Новочеркасске.

У отца моего было четыре брата и две сестры. После загадочной смерти Нестора в 1936 году все они, как родственники «врага народа» и «троцкиста» Лакобы, были арестованы, пятеро расстреляны или замучены в тюрьмах НКВД. Остаться в живых удалось только отцу и его младшей сестре, Назие. Расстреляны были и родные дядья Сарие — Али и Осман Джих-оглы. В кровавой мясорубке погибли юный сын Нестора и Сарие — Рауф, сыновья родных братьев Лакобы, мать абхазского вождя Шахусна. Были репрессированы едва ли не все наши родственники и близкие.

Вскоре после смерти Нестора Лакобы НКВД по заданию Лаврентия Берии стало производить в доме бывшего абхазского лидера обыск за обыском с целью найти и изъять богатейший архив Лакобы. Сразу же после первого обыска, в результате которого чекистам ничего существенного не удалось обнаружить, так как моя тетя Сарие, предугадав поведение НКВД, спрятала документы покойного мужа на дно старого водогрейного бака, — сразу же после первой попытки чекистов тетя Сарие и отец перепрятали большую часть архива Лакобы в тайник, устроенный под полом кухни. Небольшую, но не менее ценную часть бумаг Лакобы, состоящую по рассказам отца из фотографий, писем и записок Льва Троцкого, Сарие и отец вынесли во двор и сожгли как самую опасную часть архива, объявив соседям, что уничтожили все документы Нестора.

В 1954 году отец вернулся из мест заключения. Через год ему удалось побывать в бывшем доме зятя и сестры и найти место, где был спрятан архив. Вскоре после этого события отец с помощью секретаря Абхазского обкома партии Михаила Тимуровича Бгажбы, который был не только его школьным другом, но и большим почитателем деятельности Нестора Лакобы, вернул часть лакобовского особняка и поселился в нем со своей новой семьей.

Воспоминания о своей жизни и трагедии семей Лакоба и Джихашвили отец начал писать в 1986 году, но вскоре тяжело заболел и это сказалось на темпе работы над мемуарами. Закончить воспоминания ему удалось лишь в конце 1990 года, совсем незадолго до смерти.

Мемед Джихашвили (сын Мусто Джихашвили)

Батуми, 2004 г.

«Есть новые предания. Одно Я приведу. Уверен я: оно Имеет отношение прямое К судьбе земли, к моей судьбе, к тебе И к органам НКВД-ГБ». Семен Липкин

№ 3672

Нет, это не порядковый номер заключенного, и отнюдь не номер тюремной камеры, или же, «хаты», как принято говорить в среде блатных… Но хорошо поразмыслив, можно прийти к выводу, что в Советском союзе каждый номер мог иметь двойной, а то и тройной, смысл. Всякий номер мог означать относительную свободу, конкретную тюрьму и…абстрактную могилу…

28 декабря 1936 года не стало председателя Совнаркома Абхазии Нестора Лакоба.

26 декабря он был вызван в Тбилиси. Вечером следующего дня его заманили на ужин: к Лаврентию Берия…

Да, Нестора отравил Берия. И не столь важно, кто именно «приправил» рыбу ядом — сам Лаврентий, его мать или дражайшая супруга. Но я хочу вспом-нить о другом, весьма важном для нашей семьи дне…

Тело председателя Совнаркома забальзамировали и упокоили в склепе, специально сооруженном для этой цели в Ботаническом саду…

После похорон Нестора Лакоба прошло не больше месяца. Как вдруг, по городу поползли слухи: смутные, неясные, словно обрывки фраз.… За нашими спинами шептались соседи, знакомые, коллеги бывшего руководителя республики.

Сарие вызвали в Горсовет. Я попросился ее сопровождать…. Пришлось долго ждать назначенного приема, а ведь еще несколько месяцев назад, и председатель горсовета, и его заместители встречали нас как почетных гостей.

Наконец сестру пригласили в кабинет.

Председатель горсовета Александр Читая и его заместитель Анатолий Вардания когда-то дружили с Нестором. Но как, и почему изменилось их отноше-ние к нам, отчего мэр уткнулся в бумаги, а заместитель смотрит куда-то вдаль, поверх наших голов?!

Но Александр Читая, все-таки, был вынужден взглянуть на Сарие. На жену друга и партийного соратника. Она сидела в его кабинете, — гордая, строгая, бледная; в черном траурном платье. Она ждала обвинительного вердикта. Ибо весь этот поток сплетен должен был вылиться в приговор.

Читая, с огромным трудом поднял на нее глаза… и начал: «Как установлено, Ваш муж, Нестор Лакоба, является «врагом народа». Поэтому правительство Абхазии постановило перенести его тело из Ботанического сада на Михайловское кладбище: сегодня, в два часа ночи. Присутствовать при перезахоронении со стороны родных и близких могут только жена и мать Нестора Лакоба…».

Он закончил и опустил глаза. Но что означало: «Присутствовать при перезахоронении могут только…». О чем говорило эго ограничение?

Да о том, что мы были уже не членами семьи признанного абхазского руководителя, а едва ли не преступниками, политическими отщепенцами, которым можно отказать и в общепринятых проводах покойника.

Сарие не стала взывать к их совести, хотя могла бросить бывшим друзьям мужа не один упрек. Лишь покидая кабинет председателя, она обронит слова, ставшие крылатыми: «Значит Нестор «враг народа», а вы «друзья народа?!».