Джамбаттиста Вико

М. А. Киссель

Джамбаттиста Вико

Киссель Михаил Антонович (род. в 1934) — доктор философских наук, профессор философского факультета Ленинградского университета. Специалист в области истории философии, автор многих работ по данной тематике, в том числе книг «Учение о диалектике в буржуазной философии XX века» (1960), «Судьба старой дилеммы. Рационализм и эмпиризм буржуазной философии XX века» (1974), «Философская эволюция Сартра» (1976) и др.

ВВЕДЕНИЕ

1862 г., 28 апреля, Маркс написал два письма: одно — Энгельсу в Манчестер, другое — в Берлин Лассалю. В обоих встречается имя Вико. В письме Лассалю целая характеристика: «…я обратил внимание на то, что ты, по-видимому, не знаком с „Новой наукой“ Вико.Ты, конечно, не нашел бы там ничего, относящегося к твоей непосредственной цели (Лассаль занимался тогда философией права. — М. К.),но все же книга эта интересна философским пониманием духа римского права в противоположность пониманию его филистерами от права… У Вико содержатся в зародыше Вольф („Гомер“), Нибур („История римских царей“), основы сравнительного языкознания (хотя и в фантастическом виде) и вообще немало проблесков гениальности» (1, 30,512) [1].

У Вико судьба провозрестника: непонимание, а иногда и прямое глумление современников, и слава в потомстве. Его часто сравнивают с другими мыслителями, и особенно с теми, которые защищают концепцию круговорота истории. Мы бы сравнили Вико с его младшим современником — Монтескье. Вот пример счастливого своевременного гения! В ту же самую эпоху Монтескье ставил перед собой ту же самую задачу — сделать из истории науку. Но при этом он мыслил вместе с эпохой, в духе эпохи и потому был понят и признан ею. Вико, наоборот, резко разошелся с духом времени. Великие перемены вызревали тогда на Европейском континенте, человечество расставалось со своим феодальным прошлым. Сначала всего лишь «в идее», вырабатывая привычку по-новому думать и судить, опираться на собственный разум, а не на авторитет веры и исторической традиции. И в это самое время в Италии появляется мыслитель, который с помощью изобретенных им странных принципов доказывает закономерность всего, что происходило в прошлом, совершается в настоящем и произойдет в будущем, и все это на том основании, что давно исчезнувший исторический мир позволяет понять «вечный закон», управляющий движением человечества. То, что уже было, повторяется вновь. Если как следует поймешь прошлое, можно стать пророком. Век Просвещения прославлял «чистый разум», освобожденный от предрассудков и так же ясно представляющий себе будущую судьбу человечества, как математик представляет числа и фигуры. Вико же доказывал, что обществом движет «простонародная мудрость». Конечно, с точки зрения «чистого разума» она выглядит смесью невежества с грубым суеверием, но нужно понять, что в свое время эта «смесь» была необходимой и достаточной для того, чтобы человечество, медленно продвигаясь по стезе прогресса, смогло достигнуть «просвещенных нравов». Представителям же «тайной мудрости философов» не следует слишком кичиться: ведь философский разум, по мнению Вико, выходит на сцену лишь в финале всемирно-исторической драмы, в момент завершения цикла развития и нужен главным образом для того, чтобы подвести итоги завоеваниям цивилизации перед тем, как исчезнуть вместе с ней.

Отношение к прошлому у Вико не было таким, как у идеологов Просвещения, которые смотрели на предшествовавший им этап мировой истории в лучшем случае с презрительным безразличием. В сознании Вико прошлое овеяно поэзией, вернее, оно само — «реальная поэзия», эпоха людей с могучей фантазией и необузданными страстями. Ценитель изящной литературы, живущий в век разума и просвещения, не может без тоски вспоминать о тех временах, когда жили гиганты вроде Данте или Ариосто. В эпоху Галилея уже не может быть Данте, и это безвозвратная потеря, ибо никакими ухищрениями эстетики, никакими трактатами о поэтическом искусстве не вернуть первозданной силы воображения, тускнеющего по мере развития интеллекта. Значит, продвигаясь вперед, развиваясь в социальном и интеллектуальном отношении, человечество что-то обязательно теряет, теряет героическую мощь в проявлениях человеческой индивидуальности и поэтическую свежесть мировосприятия. Каждая эпоха, говорит Вико, неповторима и, отходя в прошлое, уносит с собой ценности, которые спустя много лет «философ» превозносит как идеал, тем самым признавая, что в действительной жизни эти ценности уже не воплощаются. Глубокий историзм, до которого еще не доросло общественное сознание середины XVIII в., — вот что делало взгляды Вико непонятными и неприемлемыми для современников.

Великая французская революция в небывалой степени обострила историческое видение. Философия Гегеля явилась первым тому свидетельством. Затем настало время и для Вико. В двадцатых годах прошлого столетия тогда еще молодой историк Ж. Мишле, которого впоследствии назовут создателем «лирической эпопеи Франции», случайно натолкнулся на «Новую науку» и сразу стал приверженцем неаполитанского мыслителя. Вико стал для него героем, а Мишле умел воспевать героев, одним из которых был для него народ, народ как «историческая субстанция», конкретное воплощение идеи человечества. Мишле увидел в концепции Вико апофеоз народа как единственной исторической силы, дающей жизнь исключительным личностям, так называемым «великим людям», которые вне связи с «субстанцией» никакого значения не имеют. Имя Вико быстро приобретает всеевропейскую известность, а в самой Италии Франческо де Санктис, которого по его роли в итальянской жизни 60—80-х годов XIX в. сравнивают с нашим Белинским, торжественно провозглашает: «Сочинение Вико — „Божественная Комедия“ науки, обширный синтез, который охватывает прошлое и открывает будущее и который, однако, еще полон обломков старого, подчиненного новому духу» (11, 2, 385). На рубеже двух веков видные марксисты А. Лабриола и П. Лафарг отмечали, что «Новая наука» имеет точки соприкосновения с материалистическим пониманием истории.

В XX в. учение Вико пытаются использовать в самых разных целях и консерваторы, и либералы, и анархисты. Социолог В. Парето видел в нем подтверждение своего аристократического макиавеллизма и оправдание отрицательного отношения к буржуазной демократии, теоретик анархо-синдикализма Ж. Сорель — поддержку своей концепции социального мифа и роли насилия в истории. Надо сказать, сложное и противоречивое учение Вико давало некоторое основание для подобных односторонних интерпретаций. В 1911 г. вышла в свет книга Бенедетто Кроче, властителя дум итальянской буржуазной интеллигенции на протяжении первых трех десятилетий нашего столетия, — «Философия Джамбаттисты Вико». Кроче истолковал учение великого земляка в духе идеалистического историзма. Это также была односторонняя интерпретация, но она выдвигала ряд новых проблем и дала новый толчок исследованиям в этой области. В 20—40-е годы особое значение имела деятельность Фаусто Николини, замечательного знатока эпохи Вико, его биографии, генезиса воззрений и всего теоретического наследия. В настоящее время среди работ, посвященных творчеству Вико, заметное место занимают труды итальянских исследователей М. Фубини, А. Корсано, Ф. Тесситоре, П. Росси, Н. Бадалони, Н. Аббаньяно.

Советская литература о Вико невелика. Работ, имеющих самостоятельное научное значение и дающих целостную характеристику учения мыслителя, вышло всего три. Пятьдесят лет назад в издании «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса» было опубликовано исследование В. Н. Максимовского «Вико и его теория общественного круговорота». Это большая статья в три с лишним печатных листа (ныне она стала библиографической редкостью). В. Н. Макашовский предпринял первый опыт марксистского анализа «Новой науки», стремясь переосмыслить с новых методологических позиций сложившуюся в русской литературе по истории общественной мысли традицию истолкования Вико (работы М. М. Стасюлевича, Б.Н.Чичерина, Н. К. Михайловского, Н. И. Кареева, Р. Ю. Виппера). Использовал он и новейшие материалы, в частности итальянские публикации в связи с двухсотлетней годовщиной выхода в свет первого издания «Новой науки». Статья и в наше время представляет интерес, хотя в ней учение Вико чрезмерно сближается с историческим материализмом. Кроме того, в марксистской литературе 20-х годов еще не вполне устоялись представления о фазах всемирной истории. В 1940 г. «Новая наука» Вико впервые увидела свет на русском языке в замечательном переводе А. А. Губера. Вступительную статью к изданию написал М. А. Лифшиц. Его блестящее перо нарисовало яркую картину социально-исторической обстановки и литературной среды XVII–XVIII вв., а основополагающей для него в интерпретации концепции Вико стала ленинская идея диалектической теории познания. Собственно социологическая сторона воззрений Вико — его «теория цивилизации», как ее назвал М. А. Лифшиц, тоже получила глубокое истолкование. В 1966 г. в издательстве Ленинградского университета, что мы отмечаем с особым удовольствием, вышла «История итальянской литературы» Б. Г. Реизова, крупного специалиста в области романских литератур. Специальный параграф в книге отведен Вико. Взгляд литературоведа, обладающего широким кругозором, дает немало нового историку и философу. В частности, совершенно справедлива и очень важна для адекватного понимания предмета мысль Б. Г. Реизова о философско-антропологической устремленности «Новой науки», что как раз сближает Вико с общим умонастроением его времени. «Мысль Вико движется в направлении, типичном для его эпохи. Несмотря на множество замечательных открытий в математике, механике, астрономии и биологии, человека больше всего интересует человек — такова программа Европейского Просвещения, формулированная много раз…» (22, 44).