Вперед, на запад!

Федоров Алексей Федорович

Вперед, на запад ! (Подпольный обком действует - 3)

Дважды Герой Советского Союза

Алексей Федорович ФЕДОРОВ

ПОДПОЛЬНЫЙ ОБКОМ ДЕЙСТВУЕТ

Книги 1 - 3

Литературная запись Евг. Босняцкого

Книга третья

ВПЕРЕД, НА ЗАПАД!

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Глава первая. Дальний рейд

Глава вторая. Партизанский университет

Глава третья. Партизанский край

Глава четвертая. Подрывники

================================================================

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ДАЛЬНИЙ РЕЙД

Больше месяца пробыли мы в столице - знакомились с новым вооружением, принимали его; участвовали в ряде совещаний, на которых специалисты помогали нам разработать тактику будущих боев; Украинский штаб партизанского движения вместе с нами намечал маршрут предстоящего рейда... Дел было много.

В двух номерах гостиницы "Москва", где мы жили, за месяц скопился целый арсенал оружия и боеприпасов. Стоял там и ящик с орденами и медалями. Я должен был от имени Верховного Совета вручить их награжденным партизанам нашего соединения. У дверей наших Комнат стояла охрана, не пропускавшая посторонних. Даже уборщицам вход к нам был воспрещен, и мы подметали сами. В общем, навели в гостинице партизанские порядки. Посторонние могли зайти к нам только с особого разрешения, зато своих, то есть партизан, собиралось у нас множество - выздоравливающие из партизанского госпиталя, товарищи с курсов, командированные в Москву представители других соединений. Ну и, конечно, не обходилось без конфликтов с администрацией гостиницы. Соберемся после дневной беготни, только начнем душевный разговор - стук в дверь: "Не живущих в номере просим удалиться!" Приходилось объясняться с дежурной. К концу месяца нашего пребывания в Москве дежурная по этажу уже вздыхала:

- Когда ж вы, наконец, улетите?!

И вот последнее совещание, потом нас принимает Никита Сергеевич Хрущев и вручает приказ.

На прощание Никита Сергеевич говорит:

- Указание о том, чтобы предоставить вам самолет, уже дано. Вылетайте без замедления. Метеорологи предсказывают раннюю весну Прилетите - и тут же в поход. Если Днепр вскроется, разольется, партизанскими средствами трудно будет через него перебираться. Не медлите, вы рискуете не выполнить задание Центрального Комитета. На вас, партизан, партия возлагает сейчас большие надежды; много, небывало много доверяет вам партия!..

Мы хотели вылететь в тот же день. Позвонили на аэродром. Нам ответили, что о вылете сегодня и думать нечего. Все же мы погрузились на машины, выехали в Монино. Думали этим способом воздействовать на аэродромное начальство. Не помогло - нас вернули в гостиницу. А там в наших номерах уже происходила генеральная уборка, несмотря на мороз, были открыты окна - выветривался махорочный дух.

На следующий день нам сообщили с аэродрома, что самолет есть и синоптики хоть и со скрипом, но все же разрешили вылет. Это нас сразу помирило с самыми ярыми блюстителями гостиничных порядков. Кое-кто из них даже проводил нас на аэродром.

Мы расположились в самолете, поднялись, сделали круг над Москвой и... опять сели. Нам долго объясняли, что куда-то "вторгся арктический воздух", что "на пути следования видимость не превышает..." Разве могло это нас успокоить! Стараясь быть сдержанным, я спросил метеоролога:

- А можете вы, молодой человек, гарантировать, что этот самый арктический воздух задержит таянье, льда на Днепре?

Метеоролог обиделся, сказал, что он не молодой человек, что от него лично ничего не зависит. Вылет опять отложили.

Нервы уже больше не выдерживали. С досады я напал на одного нашего хорошего товарища из провожающих. Он командовал у нас ротой, потом был ранен. В московском госпитале его поставили на ноги, но партизанить больше не рекомендовали. Товарищ послушался врачей, решил остаться в Москве и получил уже другое назначение.

У меня вдруг возникло подозрение, что дело тут не в одном здоровье. Ведь вот Балицкий глаз в бою потерял. И сейчас еще повязка не снята, и боли его еще не оставили. Балицкому тоже предлагали неплохую должность в Москве. Врачи объявили его невоеннообязанным, выдали белый билет. Однакоже летит с нами. И в рейд пойдет.

- Знаешь, от души тебе говорю, Коля! - сказал я товарищу, который оставался. - Не летишь ты, дорогой мой, с нами только потому, что жена уговорила... Врачи, конечно, тоже не врут - довольно взглянуть на твою перевязанную голову и грустное выражение лица - инвалид - в этом сомнений быть не может. Но что жинка твоя, Коленька, тут роль играет, не отрицай!

Не знаю, что бы я еще наговорил ему в раздражении, но тут, при выходе с аэродрома, произошел эпизод, который исправил настроение у всех нас.

Был второй час ночи, мы шли по широкой, утоптанной дорожке среди елей, что ведет с аэродрома к шоссе, и тут из-за деревьев выскакивают три девушки и преграждают нам путь.

- Разрешите обратиться?

Все три - в валеночках, в подпоясанных ремнями ватниках, в теплых шапках искусственного меха. Для полноты картины не хватало им автоматов да еще, пожалуй, красных ленточек на шапках. Кругом охрана, луна светит - как они проникли сюда? Сопровождавший нас боец комендантского взвода кинулся к ним:

- Вы откуда?

Одна из девушек отодвинула его рукой.

- Не мешайте, товарищ. Не умеете охранять, так теперь не суйтесь...

Потом к нам:

- Товарищи партизаны? Верно?

- Допустим.

- Мы тоже партизанки, познакомьтесь, пожалуйста: Лена Хворостина, Шура Петрова, а я Субботина Александра.

- Выходит, значит, вы руководитель группы, начальник?

- Почему это?

- Потому что подруга ваша Шура, а вы Александра. Как, простите, отчество? Скажите, прошу вас, заодно, из какого отряда? Что-то я не слышал о партизанах в этих лесах!

Выступила вперед Шура.

- Мы, товарищи, действительно партизаны, только будущие. Нам стало известно через ее брата, - она ткнула пальцем в сторону Александры, - что отсюда часто улетают партизаны. Мы заявления уже писали... Как это куда?! В ЦК комсомола. Но ответ пришел такой, чтобы сперва получили разрешение низовой фабричной организации. А наш секретарь отказала категорически. Потому, что мы ткачихи. Это же несправедливо. Сами подумайте. Если бы мы, например, были чернорабочими, тогда можно и на фронт, и в партизаны. А если добились, вышли вперед, тогда, значит, сиди в тылу, хоть и совершеннолетние... Мне уже исполнилось восемнадцать.

- Стахановки? - спросил Дружинин.

- Вот и вы также. Получается, если стахановки, значит, не имеешь права защищать родину? Тогда нам ничего не остается - только писать товарищу Сталину.

- А вы почему молчите? - спросил я третью девушку.

- Она у нас застенчивая.

- Ничего я не застенчивая, а чего зря говорить? Не могут они решать сами - брать или нет. На то есть командование. Пошли, девушки, домой! Лена круто повернулась, но никуда не пошла.

- Ишь ты, - заметил один из наших спутников, - яка бука выискалась. К нам попадешь - живо обломаем!

Лена ответила через плечо:

- Это вы-то обломаете? Небось, сами впервые летите - все новенькое со склада. И партизан-то, наверное, не видели. Они знаете какие?..

Лена запнулась в замешательстве.

- Какие же? - улыбнулся я.

Девушка вдруг стала торопливо расстегивать телогрейку. Из внутреннего кармана она вытащила комсомольский билет в картонном переплете, вынула из него небольшую фотографию.

- Вот какие! - сказала Лена, показывая фотографию. Я узнал нашего партизана Петю Смирнова, геройски погибшего месяца два назад.

- Брат? - спросил я.

- Нет, я с ним никогда не виделась. Вы не смейтесь, - почти крикнула она, хотя никто из нас и не Думал смеяться. - Я от Пети только два письма получила, а потом от товарищей сообщение, что погиб смертью храбрых. И хочу, понимаете, ну то есть не только отомстить. Я хочу заменить его, вот...