Квентин Тарантино: Интервью

Квентин Тарантино: Интервью

Предисловие

У каждого киномана есть хороший знакомый в видеопрокатном салоне — сверхосведомленный, словоохотливый собеседник, который к тому же не требует почасовой шестидолларовой оплаты за живописный безлимитный дискурс о всевозможных фильмах — от шедевров европейского кино до жанровых голливудских картин и гонконгского кунфу.

Двадцатидевятилетний Квентин Тарантино был именно такой обаятельной личностью, когда приехал в январе 1992 года на кинофестиваль «Санденс». Калифорнийский отшельник, самопровозглашенный «кинофрик», отстоявший пять лет за прилавком видеопроката на Манхэттен-Бич, отсмотревший уйму чужих фильмов, многократно обсудивший их с посетителями и строивший потешные планы о создании собственных. И вот теперь он оказался в нужном месте в нужное время — в Парк-Сити состоялась премьера его первой картины «Бешеные псы», где он выступил одновременно сценаристом, режиссером и исполнителем одной из ролей.

В феврале 1992 года в коротком интервью Дэвиду Дж. Фоксу из «Лос-Анджелес таймс» Квентин признался, что, попав на фестиваль «Санденс», он впервые оказался на севере и увидел снег. И когда «Бешеные псы» отправились в мае в Канны, он поехал вместе с ними в свой первый европейский вояж. Беседуя с Камиллой Невер из французского журнала «Кайе дю синема», он определил себя как «первостатейного фанатика кино» и превознес до небес целый список кинодеятелей — от Николаса Рэя до Марио Бавы и Серджо Леоне.

Вернувшись в Америку, Тарантино в августе-сентябре 1992 года сопровождал «Бешеных псов» на кинофестивалях в Монреале и Торонто, вожделенно предвкушая октябрьскую премьеру в США. Все, кто встречал Тарантино в конце того лета, вспоминают его как самого приветливого и дружелюбного кинорежиссера. После Канн, постоянно находясь в центре внимания, он весело проводил время, болтая с журналистами и критиками не только о фильмах вообще — как он это делал в видеопрокате, — но и о своем фильме.

Те, кто брал у Квентина (до «мистера Тарантино» он еще не дотягивал) формальные интервью, уходили вполне удовлетворенными. Молодой режиссер отвечал на все вопросы образно, со знанием дела и без каких бы то ни было комплексов. Разъясняя специфику своей работы, он говорил, что пытался освободиться от временных ограничений, структурирования истории и выписывания персонажей, не привязываясь жестко к сценарию и используя его только как эскиз. Среди своих литературных увлечений Квентин называет «сагу о Глассах» Дж. Д. Сэлинджера, «крутые» романы Элмора Леонарда, Чарльза Уилфорда и Джима Томпсона. Ему также нравится ТВ: «Семейка Партридж» и «Спасатели Малибу».

Он был предельно простодушным и совсем не амбициозным двадцатидевятилетним молодым человеком. И несколько недель он витал в облаках, будучи харизматическим центром буйных развлекательных пресс-конференций на Международном кинофестивале в Торонто, где его сопровождали актеры, занятые в «Бешеных псах», — Харви Кейтель, Майкл Мэдсен, Стив Бушеми и Тим Рот.

Запись пресс-конференции, проведенной 16 сентября 1992 года, печатается впервые, так же как и интервью, взятые критиком Питером Брунеттом на Всемирном кинофестивале в Монреале. На этой пресс-конференции Тарантино рассказал, как готовил актеров к съемкам «Бешеных псов», как они разыгрывали в репетиционном зале сцены ограбления ювелирной лавки, которые не вошли, да и не должны были войти в фильм. Как и во всех последующих интервью, Тарантино уклонялся от объяснений по поводу названия фильма, говоря: «Это название скорее призвано создавать настроение, ничего больше. Просто верное название, и не спрашивайте меня почему» [1] .

Тарантино говорил Брунетту, что «Бешеные псы» сняты в жанре «черной» висельной комедии:

— Мне нравится, когда все зрители хохочут до коликов, и вдруг — бац! — все стены в крови.

Упоминал он также и о своей беззастенчивой любви к американской поп- и джанк-фуд-культуре:

— Есть в ней что-то очень привлекательное, хотя, быть может, она так привлекательна для меня, потому что это моя культура. Это — я!

Вспоминая свой первый визит в Европу, Тарантино описал Брунетту посещение парижского «Макдональдса» почти теми же словами, которые вложил в уста гангстера-путешественника Винсента Веги, сыгранного Джоном Траволтой в «Криминальном чтиве». Тарантино говорил:

— Они не говорят «гамбургер в четверть фунта», потому что у них там метрическая система. «Большой с сыром!» Они понятия не имеют, что это — мать ее! — за четверть фунта!

Возможно, рассуждение о «четверти фунта» Тарантино не повторил больше ни в одном интервью. В сущности, на каждой встрече — даже с самыми заурядными журналистами — Тарантино будет рассказывать новые истории. Несмотря на то что на Монреальском кинофестивале 1992 года я интервьюировал его всего около двадцати минут, он успел поведать мне свой любимый сон, который больше никому не рассказывал, — о том, как попадает на вечеринку в дом режиссера Говарда Хоукса, где встречается с Робертом Митчумом и Джоном Уэйном.

Тарантино так дружелюбен и искренен, что мне не составило большого труда попросить его об одолжении. Вскоре он приехал в Бостон, где я преподавал, для встречи с местной прессой перед премьерой «Бешеных псов». Я узнал о его любви к режиссерам французской «новой волны» — Жан-Люку Годару и Жан-Пьеру Мельвилю.

— Можно ли рассчитывать на то, что вы заглянете на одну из моих лекций в Бостонском университете о французской «новой волне» и скажете студентам пару слов? — спросил я его в Торонто.

— Конечно, — ответил Квентин.

И неделю спустя он, прогуливаясь, забрел в Бостонский университет. Это было в сентябре 1992-го, и я сказал (этого мне не забыть) студентам:

— Это Квентин Тарантино. Вы пока не знаете, кто он такой, потому что его фильм еще не показывали в Бостоне. Но вы убедитесь — это великолепный дебют.

Студенты уставились на него. Он выглядел круто (его любимое словцо), хотя пока что им приходилось верить мне на слово.

— Квентин зашел рассказать нам о кинематографе французской «новой волны». Квентин…

И тут его понесло! Я просил его поговорить несколько минут; он же разразился веселым полуторачасовым монологом о чудесах «новой волны», и не только о фильмах, которые были сняты этими режиссерами (он знал о них все — от и до), но и об их статьях в журнале «Кайе дю синема». Я помню его пересказ статьи Годара, восхищенного военной картиной Дугласа Серка:

— Какое великолепное название — «Время любить и время умирать»! Любой фильм с таким названием должен быть… великим фильмом!

Самым впечатляющим было то, что он ни слова не сказал о «Бешеных псах». Его сердце было в Париже шестидесятых, и все мы в Бостонском университете были слишком загипнотизированы, чтобы запечатлеть на видео это неповторимое явление. Тарантино сообщил мне, насколько взволновало его, не окончившего даже школы, это выступление перед студентами университета. (Роберт Паттон-Сприл, молодой афроамериканский режиссер из Бостона, снявший фильм «Шантаж», выпущенный студией «Мирамакс филмз» в 1997 году, рассказывает: «Когда люди спрашивают меня, что сопутствовало моей учебе в Бостонском университете, я отвечаю, что в первую неделю моей учебы к нам на курс пришел сам Квентин Тарантино»).

В сентябре 1992 года во французском журнале «Позитив» было опубликовано первое «звездное» интервью с Тарантино, с подробным описанием его пропитанного фильмами детства, его «до-псовых» усилий сделать полнометражный фильм «День рождения моего лучшего друга» и попыток самостоятельно перенести на экран два давным-давно написанных сценария: «Настоящая любовь» и «Прирожденные убийцы». Там же Тарантино раскрывает секреты своей сценарной методологии и живописует работу с оператором Анджеем Секулой. (Этот биографический очерк, первоначально опубликованный на английском языке и переведенный для «Позитива» на французский интервьюерами Мишелем Сименом и Юбером Ниогре, восстанавливается для данной книги в первоначальном виде по оригинальной стенограмме).