Тысяча и одна минута. Том 2

«Да что отвечать, сказал Парамон, когда ты моим речам веры неймешь?.. Разве я тебя коли обманывал?..»

– Лукавый тебя знает, может кто-нибудь научил тебя, а ты сдуру и рад тому: дай дескать я жену обдурю, наговорю ей небывальщины! ты думал – я дура какая, так вот сей час и поверю всему!..

«А коли не веришь, вот на деле увидишь сама: я намедни видел козла нашего, он хотел сюда сам придти – вот у него и спроси, правда ли, что я говорил!»

– Это что еще за выдумка, какого козла увижу я?

«Да нашего-то, что теперь служивым стал; он хотел прийти полечить тебя, избавить от боли, порчу отвесть; он вишь это дело хорошо ведает…»

– Ах ты негодяй, это что за затеи еще, ты видно подговорил какого-нибудь плута-разбойника, да и хочешь меня провести… так нет же, постой, я и с ним и с тобой разделаюсь: пусть-ко он придет, я вам обоим глаза повыцарапаю!.

Парамон страх-как перепугался.

«Матушка-жена, не губи меня! ты еще этого солдата не ведаешь, не тронь его: если он сам два раза козлом оборачивался, то и нас пожалуй оборотит во что ни попало, не трогай его, не серди Матрена Поликарповна!»

А Матрена Поликарпова не туда глядит, ругается…

– Да как ты смел без моего спроса звать его?.. Да кто тебе вложил это в голову?.

Тут вошла в избу кума Степанида-сплетница, старушонка вековая; вошла пронюхать, что у Парамона в избе делается… прежде у дверей послушала, слышит шум, да сглуху не поймет ничего и вошла в избу.

Увидела ее Матрена и ну опять охать-стонать… ох, батюшки, тошно! голубчики, тошно, ох, сердце сосет!.. Чебурах на лавку и давай корчиться.

«Ну, так и есть, сказала Степанида кума; я этого и чаяла… опять сердечная мучается?.. А все мужья небойсь?.. и мой, покойник, не тем будь помянут, такой же был, и ты батюшка… Эх, Парамон Парофнычь, не стыдно ль тебе мучить так жену бедную.

Парамон повеся руки стоит над женой, а кума Степанида щебечет языком, что сорока, уговаривает его, как с женою жить… А тут, не много погодя, как день то был праздничный, то, от нечего делать, и много в Парамонову избу народу набуркалось.

Матрена лежит не выздоравливает, а бабы стоят над ней да приговаривают: «экая порча злая! экая порча наслана эхидная!.. не отстает от бедной, мучает!.. Вдруг… шасть в избу Яшка солдат…

– Добрый день, православные! что, кто тут порченой?..

Расступились люди добрые, увидавши бравого служивого, хвата-солдата усатого.

– Здорово дядя Парамон! сказал Яшка, обращаясь к хозяину, что, брат, никак опять с твоей женой порча шалит?

«Да, что станешь делать, родимый» отвечал Парамон, обрадовавшись несказанно, что солдат пришел, что соседи при нем не станут гонять за жену, «да вот опять приняла.»

– Ты жену свою не огорчил ли чем, не потревожил ли? спросил Яшка окинув глазами всех бывших тут и посматривая пристально в лицо порченой, может ты в чем-нибудь строго поступил с ней?

«Нет, кормилец, как можно… она же теперь немощная, я и со здоровой-то с ней никогда…»

Матрена застонала на всю избу «ох, батюшки, тошно, ох, тошно!..» и вдруг начала брехать точно по собачьему; но лукавый Яшка заметил, что ей больше смешно чем больно мужа выслушивать, и продолжал по-прежнему, будто на Парамона досадуючи: не хорошо, не хорошо; надо обходиться поласковей!.. вишь ты со зла-то как исхудал, а она с доброты-то какая дородная, даром что порченая!.. жаль бабы: изведется, будет старушенкой, тогда хоть собакам брось! надо помочь, умненько полечить, зло выгнать, ее облегчить! Не просила ли она у тебя купить, чего ей хочется?.. Может это ей лучше поможет.

«Как же родимый, просила,» отвечал Парамон.

– Ну, чего же ей хочется?

«Да просила она многого: не знаю, что лучше по ней, а всего добыть не начто; хочется ей платка и шубейки и котов и прочего…»

– Ну чтож, всего этого и надо добыть; непременно надобно: это уже в ней порча такая, я вижу; достанешь всего, легче будет ей…

Матрену коробит на лавке, Матрена и стонет, и охает, а слушая речи служивого, стало любо ей, что мужа винят, не терпится ей, так смеяться и хочется; инда губу закусила Матрена и оханье её не похоже на порченое.

– Ну да, примолвил серьезно солдат, прежде нежели ты все купишь для нее, исправишь как надобно, должно немного полечить ее… во-первых узнать от кого к ней порча пришла; если от постороннего, то надобно отыскать его, а если ты сам причиною, хоть может и по незнанию, может кто чрез тебя чем-нибудь испортил ее, позавидовавши вашему житью ладному; так надо тебе не откладывая самому исправить все; во-первых купить всего, чего запросит жена, во вторых во всем добром ее слушаться, а в третьих… ну да уж я тебя после научу, как обходиться с женой такой… Я вижу это наслано… Да вот под нее-то ничего не подослано, прибавил Яшка, оглядывая крепкали скамья, на которой Матрена лежит, подкинько соломки, да надень на жену хомут: она у нас сей-час будет выкликать, кто порчу навел!..

Засуетились бабы и все, кто был в избе, ради смотреть такую оказию, как порченая будет выкликать, на кого покажет, о ком толковать после будет надобно… и кинулись, кто за хомутом, кто за соломою. Матрену пуще возить начало, корчится она да придумывает, как ей лучше порчу на мужа свалить, что бы он и вперед ее боялся и слушался, и что б все сделал для нее, как служивый сказал.

Меж тем все принесли-приготовили, служивый уложил Матрену на солому, привязал ноги к лавке, что бы баба не билась а лежала покойнее, и надел хомут на голову, примотавши крепко на крепко.

Взял солдат Яшка ковш с водой, бросил в него три уголька, так угли и загули на воде, так и завертелися, как солдат стал нашептывать; потом перекрестился служивый, взял в рот воды поболее и обрызнул Матрену с головы до ног, так тое всее холодом и обдало, и полно она стонать, корчиться, а себе-науме начала смекать: «ну, видно служивый и впрямь ворожей, ну как он догадается, что у меня порчи нет, да наведет на меня за это порчу действительную?..» Инда дрож проняла Матрену Поликарповну. А служивый свое продолжает творить: взял супонь ременную, что у хомута была, сложил ее вчетверо; за одни концы сам взял, а другие Парамону в руки дает и приговаривает:

– Ну-ко муж, ледащий мужичек, подержи супонь ременную, да пожелай жене здоровья-добра, чтобы лихая боль прочь отошла; пожелай здоровья здорового, непритворного, как бы ты его пожелал кобылке своей, что в этом хомуте была; пожелай здоровья нового, небрыкливого и без норова, чтоб и в сушь хорошо везла и в грязную пору не ортачилась!.. А я меж тем пощупаю, попытаю где порча сидит и буде есть она, то нам скажется, из под хомута откликнется; против нашей ворожбы не устоит, себя нам покажет и заговорит!

И стал Яшка Матрену пощипывать, стал допрашивать, строгим голосом, приговаривая… – Ну, говори, порча окаянная! как ты зашла в бабу умную, как в добрую душу христианскую закралася?.. человеком ли наслана, или сама затесалася?… Отвечай, супостатка непрошеная! говори все, что знать хочу, не то и с телом тебя сквозь хомут протащу!

Видит Матрена, что молчаньем не отделается, давай охать-стонать и коробиться, инда всех, кто тут был, дрожь проняла.

– А, что? отозвалась лукавая! боишься знать где дело правое?… Нутка, дядя Парамон, потяни супонь посильнее, а я покрепче руками прихвачу, теперь уже дело минутное, подастся порча непутная, сей-час с нами заговорит… ну, сказывай окаянная, кто те наслал?.. Хираус на хакс! фирт-форт-алё!

«Ох, ох, простонала Матрена, будто едва перемогаючись, муж испортил, муж!..»

Услышав это, Парамон чуть сам не стал корчиться, и руки у него задрожали, и ремешки он выпустил.

– Чего сробел? – говорит солдат, не бойся, держись еще, с порчей авось справимся… ну, каким манером испортил муж, говори окаянная?..

«Ох, на соленом огурце принес, ох, на огурце!..»

– А, а, вот какое дело? смотри пожалуйста!.. ну брат, Парамон, на что же ты соленые огурцы дома держишь?

«Да я,» отвечал Парамон, чуть не плачучи, «я на базаре купил огурцов, да самой же жене этого захотелося… я бы и не подумал николи сам этого.»