Тысяча и одна ночь

И я вышел, о повелитель правоверных, и догнал моего брата и спросил о его положении, и он рассказал мне то, о чем я тебе говорил, и я тайно ввёл его в город и украдкой стал выдавать ему что есть и что пить».

И халиф засмеялся, услышав мой рассказ, и сказал: «Дайте ему награду и пусть он уйдёт!» Но я воскликнул: «Клянусь Аллахом, я не возьму ничего, пока не изложу повелителю правоверных, что случилось с моими братьями! Я ведь мало говорю.

Рассказ о четвёртом брате цирюльника (ночь 32)

А что до моего четвёртого брата, о повелитель правоверных, – продолжал я, – (а это кривой) то он был мясником в Багдаде и продавал мясо и выращивал баранов, и к нему шли покупать мясо вельможи и люди состоятельные. И он нажил на этом большие деньги и приобрёл вьючных животных и дома и провёл таким образом долгое время. И однажды, в один из дней, он был у своей лавки, и вдруг подле неё остановился старик с большой бородой и подал ему несколько дирхемов и сказал: «Дай мне на это мяса», – и, отдав деньги, ушёл (а мой брат дал ему мяса). И он посмотрел на серебро старика и увидел, что его дирхемы белые и блестят, и отложил их отдельно в сторону.

И старик продолжал ходить к нему пять месяцев, и мой брат бросал его дирхемы отдельно в сундук, но потом он пожелал их вынуть и купить на них баранов, и открыл сундут, по увидел, что все, что есть в нем, – белая нарезанная бумага.

И мой брат принялся бить себя по лицу и кричать; и народ собрался вокруг него, и он рассказал свою историю, и все удивились ей. А потом мой брат, как обычно, зарезал барана и повесил его перед лавкой и стал говорить: «Аллах! Если бы пришёл этот скверный старец!» И не прошло минуты, как старик подошёл со своим серебром, и тогда мой брат встал и вцепился в него и принялся вопить: «О мусульмане, ко мне! Послушайте мою историю с этим нечестивым!»

И, услышав его слова, старец спросил: «Что тебе приятнее: отстать от меня или чтобы я тебя опозорил перед людьми?» – «А чем ты меня опозоришь?» – спросил брат. «Тем, что ты продаёшь человеческое мясо за баранину», – отвечал старик. «Ты лжёшь, проклятый!» – воскликнул мой брат; и старик сказал: «Тот проклятый, у кого человек в лавке повешен». – «Если дело обстоит так, как ты сказал, мои деньги и моя кровь тебе дозволены», отвечал мой брат. И тогда старик сказал: «О собрание людей, если хотите подтверждения моим словам и моей правдивости – войдите в лавку». И люди ринулись в лавку моего брата и увидели, что тот баран превратился в повешенного человека; и, увидав это, они вцепились в моего брата и закричали: «О неверный, о нечестивый!» И самый дорогой для него человек колотил его и бил по лицу и говорил: «Ты кормишь нас мясом сынов Адама!», а старец ударил его по глазу и выбил его.

И люди понесли этого зарезанного к начальнику охраны, и старец сказал ему: «О эмир, этот человек режет людей, продаёт их мясо как мясо баранов, и мы привели его к тебе. Встань же и соверши правосудие Аллаха, великого, славного!» И мой брат защищался, но начальник не стал его слушать и велел дать ему пятьсот ударов палками, и у него взяли все деньги, а если бы не деньги, его бы, наверное, убили.

И мой брат поднялся и пошёл наобум и вошёл в большой город; он подумал: «Хорошо бы сделаться башмачником», – и он открыл лавку и сидел, работая, чтобы прокормиться. И в один из дней он вышел по делу и услышал топот коней и спросил об этом, и ему сказали: «Это царь выезжает на охоту и ловлю». И мой брат стал смотреть на красоту царя, а взор царя встретился со взором моего брата, – и царь опустил голову и сказал: «К Аллаху прибегаю от зла этого дня!» – и повернул поводья своей лошади и воротился; и все слуги тоже воротились. А потом царь приказал слугам, и они догнали моего брата и больно побили его, так что он едва не умер. И мой брат не знал, в чем причина этого, и вернулся в своё жилище в невменяемом состоянии. И после этого он пошёл к одному человеку из слуг царя и рассказал ему, что с ним случилось, и тот так засмеялся, что упал навзничь, и сказал ему: «О брат мой, знай, что царь не в состоянии смотреть на кривого, в особенности если он крив на правый глаз; он его не отпустит раньше, чем убьёт».

Услышав такие слова, мой брат решил бежать из этого города, и поднялся и вышел из него, и переправился в другую местность, где никого не было, кто бы знал его, И провёл там долгое время. А после этого мой брат стал размышлять о своём деле. И однажды он вышел прогуляться и услышал за собою топот коней и сказал: «Пришло веление Аллаха!» И он стал искать места, где бы скрыться, но не нашёл, и посмотрел – и вдруг видит: закрытая дверь. И он толкнул эту дверь, и она упала, и мой брат вошёл и увидел длинный проход и вошёл туда. И не успел он опомниться, как двое людей вцепились в него, и они сказали моему брату: «Слава Аллаху, который отдал тебя нам во власть! О враг Аллаха, вот уже три ночи, как ты не даёшь нам спать и нам нет покоя, и ты заставил нас вкусить смерть!» – «О люди, в чем ваше дело?» – спросил мой брат; и они сказали: «Ты обманываешь нас и хочешь нас опозорить! Ты придумываешь хитрости и хочешь зарезать хозяина дома! Мало было тебе и твоим пособникам разорить его! Но вынь нож, которым ты каждую ночь грозишь нам!) И они обыскали его и нашли у него за поясом нож; и мои брат сказал им: „О люди, побойтесь Аллаха! Знайте. что моя история удивительна“. – „А какова твоя история?“ – спросили они. И он рассказал свою историю, желая, чтобы его отпустили. И они не стали слушать моего брата и не обратили внимания на его слова, и разорвали его одежду, и нашли на нем следы ударов плетьми, и сказали: „О проклятый, вот следы ударов!“ И потом моего брата привели к вали, и мой брат сказал про себя: „Я попался за мои грехи, и никто не освободит меня, если не Аллах великий“. И вали спросил моего брага: „О несчастный, что побудило тебя на это дело? Ты вошёл в дом для убийства!“ И мой брат воскликнул: „Ради Аллаха прошу тебя, о эмир, выслушай мои слова и не торопись со мною!“ Но вали сказал: „Станем мы слушать слова вора, у которого на спине следы побоев! С тобой сделали такое дело не иначе как за большой грех“, – прибавил вали и велел дать моему брату сто ударов; и моего брата побили сотнею ударов и посадили на верблюда и кричали о нем: „Вот воздаяние, и наименьшее воздаяние, тому, кто врывается в чужие дома!“

И вали приказал выгнать его из города, и мой брат пошёл наобум, и, услышав об этом, я пошёл к нему и расспросил его, и он рассказал мне свою историю и то, что с ним случилось, и я все время ходил с ним кругом города, пока о нем кричали, а когда его выпустили, я пришёл к нему и взял его тайно и привёл в город и стал выдавать ему что есть и что пить.

Рассказ о пятом брате цирюльника (ночи 32—33)

А что касается моего пятого брата, то у него были отрезаны уши, о повелитель правоверных, и был он человек бедный и просил у людей по вечерам, а днём тратил выпрошенное. А отец наш был дряхлый старик, далеко зашедший в годах, и он умер и оставил нам семьсот дирхемов; и каждый из нас взял по сто дирхемов. И мой пятый брат, взяв свою долю, растерялся и не знал, что с нею делать; и когда он так раздумывал, вдруг пришло ему купить на эти деньги всякого рода стеклянной посуды и извлечь из неё пользу. И он купил на сто дирхемов стекла, поставил его на большой поднос и сел в одном месте продавать его. А рядом с ним была стена, и он прислонился к ней спиной и сидел, размышляя о самом себе.

И он думал: «Моих основных денег в этом стекле – ею дирхемов, а я продам его за двести дирхемов и затем куплю на двести дирхемов стекла и продам его за четыреста дирхемов, и не перестану продавать и покупать, пока у меня не окажется много денег. И я куплю на них всяких товаров, драгоценностей и благовоний и получу большую прибыль, а после этого я куплю красивый дом, и куплю невольников и коней и золотые седла, и стану есть и пить, и не оставлю в городе ни одного певца или певицы, которых бы я не привёл к себе. И если захочет Аллах великий, я накоплю капитал в сто тысяч дирхемов…» И все это он прикидывал в уме, а поднос со стеклом стоял перед ним; и он думал дальше: «А когда денег станет его тысяч дирхемов, я пошлю посредниц, чтобы посвататься к дочерям царей и везирей, и посватаюсь к дочери везиря, – до меня дошло, что она совершенна по красоте и редкой прелести, – и дам за неё в приданое тысячу динаров; и если её отец согласится – так и будет, а если не согласится – я возьму её силой, наперекор его носу. И когда она окажется в моем доме, я куплю десять маленьких евнухов, и куплю себе одежду из одежд царей и султанов, и сделаю себе золотое седло, которое выложу дорогими самоцветами, а потом я выеду, и со мною будут рабы – пойдут вокруг меня и впереди меня, и я поеду по городу, и люди будут меня приветствовать и благословлять меня. А потом я войду к везирю, отцу девушки (а рабы будут сзади меня, и впереди меня, и справа от меня, и слева от меня), и когда везирь меня увидит, он поднимется мне навстречу и посадит меня на своё место, а сам сядет ниже меня, так как он мой тесть. А со мной будут два евнуха с двумя кошельками, в каждом кошельке по тысяче динаров, и я дам ему тысячу динаров в приданое за его дочь и подарю ему другую тысячу динаров, чтобы он знал моё благородство, и щедрость, и величие моей души, и ничтожность всего мирского в моих глазах. И если он обратится ко мне с десятью словами, я отвечу ему парой слов и уеду к себе домой. А когда придёт кто-нибудь из родных моей жены, я подарю ему денег и награжу его одеждой; а если он явится ко мне с подарком, я его верну ему и не приму, – чтобы знали, что я горд душой и ставлю свою душу лишь на её место. А потом я велю им привести меня в порядок, и когда они это сделают, я прикажу привести невесту и как следует все уберу в моем доме, а когда придёт время открывания, я надену самую роскошную одежду и буду сидеть в платье из парчи, облокотясь и не поворачиваясь ни вправо, ни влево, – из-за моего большого ума и степенности моего разума. И моя жена будет стоять предо мною, как луна, в своих одеждах и драгоценностях, и я не буду смотреть на неё из чванства и высокомерия, пока все, кто будет тут, не скажут: „О господин мой, твоя жена и служанка стоит перед тобой, соизволь посмотреть на неё, ей тягостно так стоять“. И они много раз поцелуют предо мною землю, и тогда я подниму голову и взгляну на неё одним взглядом, а потом опущу голову к земле. И её уведут в комнату сна, а я переменю свою одежду и надену что-нибудь лучшее, чем то, что на мне было; и когда невесту приведут ко мне, я не взгляну на неё, пока меня те попросят много раз, а потом я посмотрю на неё и опущу голову к земле, – и я все время буду так делать, пока её открывание не окончатся…»