Сказка среди бела дня

Митя поглядел в картофельные глаза Чёрной души. Трудно было сказать, лгут они или нет, потому что в них не было никакого выражения.

— Что же делать? — доверчиво спросил Митя.

— Спрятать девочку.

— Где?

— Лучше всего у тебя.

— Хорошо, — сказал Митя. — Я спрячу её на сеновале.

Чёрная душа захныкала.

— Что с тобой? — спросил Митя.

— Старый год убьёт меня за то, что я тебе всё рассказала.

— Как тебе помочь? — самоотверженно спросил мальчик.

— Спрячь и меня вместе с Лёлей.

— Ладно! Постой здесь, а я побегу за Лёлей.

Когда Митя вбежал в школьный зал, ёлка уже стояла украшенная, а дядя Вася слез со стремянки и вставил вилку в штепсель. Ёлка вспыхнула разноцветными огнями. Все игрушки засверкали, загорелся серебряный дождь, и от орехов начали бить маленькие золотые молнии.

Лёля зажмурилась, потом открыла глаза и сказала:

— Ах!

Вот почему она не заметила, что Митя дёргал её за рукав.

— Ну всё, — сказал дядя Вася и выдернул вилку. Ёлка погасла. Теперь она казалась совсем другой в неярком зимнем свете.

— Почему погасили? — разочарованно спросила Лёля.

— Мы зажжём её на Новый год, — сказал дядя Вася.

— А когда это?

— Как когда? — мягко сказал дядя Вася. — Сегодня ночью. Когда пробьёт двенадцать часов. Разве ты никогда не встречала Новый год?

— Нет, — грустно сказала Лёля.

— Ребята! — крикнул Сашка Тимошкин. — Кому сдавать БГТО — на каток!

— На каток! — закричали ребята, и сразу началась весёлая сумятица. Все стали одеваться, толкаясь и хватая коньки.

— Э-эй! — крикнул дядя Вася. — А кто убирать будет?!

На столах, на полу валялись обрывки золотой и серебряной бумаги, ножницы, краски, кисточки.

Ребята неохотно стали стаскивать с себя шубы. Митя прошептал Лёле:

— Бежим… Надо спасаться… Старый год…

Посмотрев на него широко открытыми глазами, Лёля послушно накинула белую шубку.

— Лёля, ты куда? — крикнула Зоя, девочка с золотым носом.

— Мы сейчас! — и Митя вытащил Лёлю за руку из школы.

За углом, где снег был усеян следами вороньих лапок, их ждала Чёрная душа.

— Познакомься с этой тётей, — сказал Митя.

— Лёля, — вежливо сказала девочка.

— Варвара Петровна, — небрежно сказала баба и взяла Лёлю за руку. — Скорей!

Тут мы должны сказать, что Чёрную душу вовсе не звали Варварой Петровной. Это она соврала, сама не зная зачем… Просто привыкла врать.

Митя осторожно ввёл Лёлю и Чёрную душу во двор; они прошли мимо дров, занесённых снегом, мимо тёплого коровника, к лесенке, прислонённой к сеновалу.

— Осторожней, — сказал Митя. — Третья ступенька ломаная.

Держась за перекладины лестницы, снежная баба и Лёля поднялись и скрылись на сеновале.

Митя вытащил из-за шиворота соломинку, которая колола ему шею, крикнул наверх:

— Я посторожу! Я, как они пройдут, свистну! — И, выбежав на улицу, встал на углу, перескакивая с ноги на ногу и потирая уши. На его правой ноге замёрз большой палец. Митя изо всех сил им шевелил.

Из школы высыпала ватага школьников. С шумом, со смехом, размахивая коньками, ребята побежали на каток.

Сзади шагал дядя Вася.

— Ты что стоишь? Где Лёля? — крикнула Мите Зоя.

Нос её уже не был золотым, остались только веснушки, будто нестёртые кусочки золота.

— Сейчас мы придём! — крикнул Митя.

И ребята умчались.

Митя шагал вперёд и назад и тёр уши. Улица была пустынной, дым медленно поднимался из труб. Митя грел нос, оттопыривая нижнюю губу и дуя наверх. Тёплый воздух замерзал на ресницах, делая их белыми, а нос красным. А когда и нос начал белеть, Митя пробормотал: «Побегу в сельсовет…» — и побежал.

8

В сельсовете печка смотрела сквозь чугунную дверцу четырьмя сверкающими глазами и гудела. Кончали годовой отчёт.

— Одна тысяча триста два, — бубнил бухгалтер; он вёл пальцем по приходо-расходной книге, — помножить на одну тысячу пять…

В комнате пахло пригоревшим железом. Девушка-счетовод Трещала на арифмометре, как будто молола в кофейной мельнице серебряные монеты, и время от времени озабоченно поглядывала на свои ногти, покрытые к празднику малиновым лаком.

А председатель сельсовета дядя Андрей сидел в шапке и жалобно говорил:

— Каждый год берём обязательство кончить годовой отчёт к двадцать пятому декабря и каждый год опаздываем на встречу…

На стульях висела авоська с бутылками и свёртками; это ещё больше бередило душу председателя.

Со скрипом отворилась дверь, раздался тоненький голос Мити:

— Дядя Андрей!

— Не мешай! — зашикали на него хором сотрудники.

Оглядев комнату, Митя в отчаянии закричал:

— Старый год уже ушёл?!

Председатель поднял голову и тупо посмотрел на мальчика. Митя стал сбивчиво объяснять:

— Да старичок… который хотел забрать Лёлю… С милицией…

— Какую Лёлю? — спросила счетовод.

— Девочку… ну, которую я вылепил из снега…

Все оторвались от отчёта и поглядели на Митю; даже печка с любопытством смотрела на него своими сверкающими глазами. Девушка-счетовод сокрушённо сказала:

— И чего матери смотрят… Я бы такого мальчишку…

Но Митя уже не слыхал. Он мчался по улице, не чуя под собой ног, и бормотал:

— Обманули…

Одним духом взобрался Митя по лестнице на сеновал.

— Лёля! — Никто ему не ответил.

— Лёля! — крикнул он второй раз.

В углу что-то зашевелилось: оказалось, это был воробей; он вспорхнул и исчез под застрехой.

Митя выскочил на улицу. Ни Чёрной души, ни двух других баб не было видно. В отчаянии Митя ещё раз подбежал к сеновалу и увидел следы: большие следы — баб, и рядом маленькие — Лёлины. Следы вели в лес.

— Лёля! — завопил Митя не своим голосом.

На его крик выбежала мать. Ни слова не говоря, она схватила мальчика за руку и потащила в дверь.

Митя громко кричал:

— Пусти!.. Я должен её спасти!.. Её убьют…

Но это не тронуло сердце матери. Она захлопнула дверь и посадила сына чистить картошку.

9

Доводилось ли вам когда-нибудь в большом городе, в самом центре, среди афишных тумб, троллейбусов и универмагов видеть старинную, башню с зубцами, к которой сходятся все главные улицы? Такая башня стоит посреди города Ярославля, и каждый может прочесть на дощечке: «Знаменская башня. Памятник старины. Охраняется законом».

Под её сводами живут вороны, каркая, когда звонят телефоны напротив в номерах гостиницы «Медведь». А в сумерки, в тот час, когда зажигаются огни у подъезда театра имени Волкова, вороны засыпают, и башня погружается в мрак и тишину.

Как раз к этой башне 31 декабря ровно в час дня подкатило такси, из которого вылез Старый год, замотанный башлыком с кисточкой. Он юркнул под каменные ворота и исчез в какой-то незаметной двери.

Поднимаясь но крутой лестнице, где в каждом углу пряталось каменное эхо, старичок вытащил из кармана связку старинных ключей. И остановился поражённый: дверь открыта! Что это?

Старичок полез по лестнице ещё более узкой: и вторая дверь оказалась открытой! Ахнув, Старый год побежал по третьей, винтовой, лестнице, быстро вращаясь вокруг себя, и через люк в полу попал, законен, в свою комнату с бойницами вместо окон, где посреди потолка висел огромный неподвижный маятник и вверху торчали зубчатые колёса гигантского заржавленного механизма.

— Кто здесь? — закричал Старый год.

Сверху из колёс высунулась лысая голова.

— Я… Часовой мастер!..

— Что вы тут делаете?

Часовой мастер сказал вежливо:

— Дело в том, что горсовет поручил мне к Новому году починить часы этой башни.

— Эти часы нельзя починить! — зашипел Старый год. — Знаете ли вы, что они стоят со времён царицы Анны Иоанновны?!