Путешествие на Тандадрику

— Угадайте, что это такое? — спросил пингвин.

Игрушки стали угадывать.

— Плавник рыбы?

— Лист ракиты?

— Птичий клюв?

— Осколок хрусталя?

— Тсс! — заяц снова навострил ухо и схватился за рукоять топора.

Плач

Все насторожились и прислушались: из леса доносился плач. Он то стихал, то снова слышался совершенно отчётливо.

— Вот тебе раз! — остолбенел заяц. — Кто-то плачет!

— Тем лучше, — обрадовалась лягушка. — Если трезво подумать, тот, кто плачет, не опасен.

— Полагаю, — пососал трубку пингвин, — что плакса из той же кучи мусора.

— И как мне не пришло это в голову! — огорчился щенок.

— Так чего мы ждём? Вперёд! — встрепенулся заяц.

— Я с тобой, — оживился щенок.

— Жаль, — виновато опустил глаза пингвин, — но я не только полноват и мешковат, но ещё и хромоват. — Он снова поставил кубик и плюхнулся на него так тяжело, что серебристо-серый рисунок утонул в снегу.

— А я, — поглубже зарылась в шапку лягушка, — посоветовала бы, прежде чем кого-то спасать, трезво подумать: мы сами в беде, да ещё в опасном лесу…

Однако заяц и щенок уже спешили в ту сторону, откуда раздавался плач. Им пришлось барахтаться в глубоких сугробах, а один раз щенок увяз по уши в снежной яме, и зайцу удалось вытащить его, только пригнув ветку можжевельника, за которую его приятель с горем пополам уцепился. Когда они двинулись дальше, плач стих, и стало неясно, куда идти.

— Вон там, — прошептал щенок, — на том пне.

Неподалёку торчал огромный пень, а на нём сидело хрупкое создание, уткнувшись лицом в ладони. Друзья подкрались поближе и разглядели куклу в ночной сорочке, подпоясанной шнурком от ботинка. На одну руку куклы была натянута до локтя перчатка, а на голове у несчастной не было ни единого волоска. Снег вокруг пня оказался весь в ямках от слёз.

— Добрый вечер! — как можно непринуждённее поздоровался заяц.

— Мы с другом просим прощения, что не можем постучаться к вам, поскольку тут нет дверей, — тихо, чтобы не испугать плачущую незнакомку, добавил щенок.

Кукла повернула к ним бледное личико с опущенными веками.

— Кто вы? Что вам нужно? — без всякого страха спросила она.

— Мы оба игрушки, заяц и щенок, из той самой… нехорошей мусорной машины.

— Недалеко отсюда мы развели костёр, вот и спички, — пошуршал под застёгнутой шкуркой коробком заяц.

— …а ещё ёлочку нарядили… — подхватил щенок.

— …гостей дождались…

— …и подумали: а вдруг и вы не откажетесь погреться у костра в такую ночь…

— …в новогоднюю ночь!

Кукла уже хотела соскочить с пня, но опомнилась, покачала головой и равнодушно поблагодарила:

— Спасибо, вы очень любезны. Только всё это напрасно.

— Почему? — в один голос спросили приятели.

Кукла не ответила. Она безразлично повернулась к ним спиной и застыла, подобно восковой статуэтке.

— Знай, — припугнул её щенок, — если ты здесь останешься, на тебя набросится волк с вот та-а-а-а-кой пастью! — Он широко раскинул обе лапы.

— И разорвёт тебя вот на та-а-а-а-кие кусочки, — сомкнул лапы заяц.

— У-у-у-у! — завыли они страшными голосами. — Он уже крадётся сюда!

— Не пугайте меня и ничего не изображайте, — холодно произнесла кукла. — Просто я не хочу да и не могу вас видеть.

— Почему это не можешь?

Кукла повернула к ним личико — её ресницы были опущены и мелко вздрагивали.

— Да потому, что я слепая.

— Вот как… — только и смог выдавить заяц.

— Мне ничего не нужно, — сказала кукла и снова отвернулась. — Ни праздника, ни ёлки, ни костра. А подкрадись ко мне волк, я бы сама бросилась к нему в пасть. Всё бессмысленно. Оставьте меня одну.

Приятели отошли в сторонку посовещаться.

— Вот бедняжка! — покачал головой заяц. — Теперь-то уж больше не буду жаловаться, что у меня всего одно ухо и полтора уса.

— А я — что у меня вместо носа фасолина, а вместо хвоста… не скажу, что.

— Ну уж! Хвост как хвост, — снова простодушно соврал косой.

— Так что нам делать? Разве можно оставить её здесь?

— Ни в коем случае! Да только она упирается.

— Жаль, что с нами нет пингвина, — тяжело вздохнул щенок. — Почмокал бы своей трубкой и сразу что-нибудь придумав.

— А я сам, — обидевшись, произнёс заяц, — и без всяких трубок придумал весьма неплохой выход: хватаем её за ноги, за руки и — вперёд!

— Однако, — усомнился щенок, — не слишком ли нахально с нашей стороны?

— А оставлять её одну в лесу — не нахально?

— И то правда!

Приятели потихоньку вернулись к пню, потоптались, потёрли лапы и — хвать куклу: один за ноги, другой за голову!

— Ай! — завопила кукла. — Да как вы смеете!.. Отпустите!.. Я не хочу! Оставьте меня одну!..

Но никто её не слушал.

Шестой

Нести куклу было тяжело: лапы увязали в снегу, да к тому же сама ноша отчаянно вырывалась. Время от времени кукле удавалось освободиться, и тогда она падала в сугроб и начинала зарываться в него, как крот. Нужно было иметь ангельское терпение, чтобы снова и снова подхватывать её и тащить дальше.

— Тяжело вам… — произнёс вдруг незнакомый голос.

Щенок и заяц удивлённо обернулись: неподалёку стоял — как будто из земли вырос! — кто-то в комбинезоне, шлеме и огромных тёмных очках.

— До… добрый вечер, — первым пришёл в себя щенок.

— Истинная правда, вечер добрый, — с лёгкой насмешкой поздоровался незнакомец и, не говоря больше ни слова, подхватил куклу поперёк туловища.

Нести сразу стало легче, и вскоре вся четвёрка была уже у костра.

— Вот и добрались, — бодро сказал заяц.

— С гостьей и гостем, — добавил щенок.

— Ясно, — произнёс, ничуть не удивившись, пингвин, копая щепкой снег вокруг увязшего кубика.

— Гостью, — распорядился заяц, — мы посадим в шапку.

— Ах, — жалобно произнесла лягушка, — я ещё толком не согрелась, а она вся в снегу и холодная, как ледышка!

— Поэтому-то она и должна отогреться, — строго оборвал лягушку заяц. — А ну, марш из моей шапки!

— Фи, тоже мне, джентльмен, — презрительно фыркнула лягушка, выпрыгнула и запрыгала к своему саквояжу в надежде, что уж шарф у неё никто не отберёт.

Однако заяц как ни в чём не бывало схватил шарф и укрыл им куклу. Щенок кинул в костёр охапку хвороста, огонёк вспыхнул и выстрелил искрами. Затем щенок притащил к огню несколько увесистых палок, чтобы все могли усесться вокруг костра поудобнее.

Игрушки пристроились у огня, и последним нашёл себе место незнакомец в комбинезоне. Сквозь огромные затемнённые стёкла очков он загадочно смотрел на трепещущие языки пламени. Только сейчас все обратили внимание на то, что один рукав его комбинезона пустой; стоило незнакомцу пошевелиться, рукав начинал болтаться из стороны в сторону, словно маятник испорченных часов.

— Интересно, — забеспокоилась лягушка, — кто ещё к нам заявится из той мусорной кучи?

— Больше никто, — ответил пингвин, посасывая трубку.

— Ты-то откуда знаешь? — не поверила лягушка.

— Пилот, — только и вымолвил пингвин, указывая на незнакомца.

— Что пилот? — не поняла лягушка.

— Пилот самолёта, как и капитан корабля, покидает место катастрофы последним, только после того, как все остальные будут спасены, — объяснил толстяк.

— А откуда вам известно, что он пилот? — удивлённо спросил щенок.

— Шлем, — только и сказал пингвин.

— И как мне это в голову не пришло? — снова расстроился щенок.

Знакомство

Добрых полчаса игрушки сидели вокруг огня. Они успели согреться, а кое-кто даже вздремнул, но разговор никак не клеился. Из-за этого зайцу было не по себе — как ни крути, но всё-таки он хозяин костра!

— Хорошенькое дело! — подскочил заяц как ужаленный. — Молчим, будто воды в рот набрали. Нас тут вон сколько, ёлка украшена, костёр горит на славу, хвороста хоть отбавляй, спичек, — он ткнул себя лапой в грудь, — тоже хватает… Давайте придумаем что-нибудь!