Сказки Гореловской рощи (Повесть-сказка)

Медведь Михайло не верил, что это все, и по-прежнему стоял на макушке кургана, ждал, что все сейчас, прямо сейчас должно измениться. И когда медведь Спиридон сказал ему: «Ступай, Михайло, с кургана», — заговорил торопливо, совсем не по-медвежьи.

-Как - Кактак? Подождите. Этого не может быть: вы не поняли меня. Я о чем говорил?

   —  О птичках да о травке, — выкрикнул из-за спины медведя Лаврентия заяц с Рыжими Усами. — Еще о плесени рассказать собирался.

   —  Да, да, я могу и о плесени рассказать. Есть у меня такая сказка... Я что хотел сказать? Что из травки цветок бывает, если она расцветет.

Вокруг смеялись. Больше всех смеялся медведь Лаврентий, А медведь Спиридон прошептал медведю Михайле:

   —  Ступай, не позорь себя. Не получились у тебя сказки.

Шел медведь Михайло на место, и темно у него в глазах было. И на фоне заревого вечернего неба он и сам казался темным, от печали темным: он так уверен был, что пирог будет его, что даже ужинать не стал.

В четвертом ряду на лесине тяжело вздохнул медведь Тяжелая Лапа:

   —  Эх, такие сказки оценить не сумели.

Медведь Спиридон размахивал над головой колокольчиком :

Тихо. И спрашивал густым басом:

   —  Кто еще говорить будет?

И медведь Иван опять поднял хилую лапу и встал, кряхтя по-стариковски Дозвольте мне выступить со сказкой. Я же ее вон откуда принес — из Ясеневого леса.

Но ему не позволили:

   —  Будет три — пожалуйста.

Но трех сказок у медведя Ивана не было. Он пожевал губами и сел, а Сорока на сосне горько вздохнула :

   —  Эх, — и по груди себя крылом стукнула.

На макушку кургана взбежала белка Рыжее Ушко. Распушила хвостик, села столбиком. Она родилась и выросла в Гореловской роще, а замуж вышла в Осинниках. Но все ее помнили и, когда увидели на кургане, закричали:

   —  Давай, Рыжее Ушко, рассказывай.

Сказок у белки не было, зато у нее был сынишка, о нем она и собиралась рассказать своим друзьям. «Пусть и они порадуются моему первенцу. Это же мои товарищи», — подумала Рыжее Ушко. Она устроилась поудобнее на макушке кургана и начала рассказывать :

«Собралась Белка на охоту. Приказала сыну:

   —  Ты, сынок, из дома никуда не ходи. Жди меня. Да орешек не ешь. Он у нас последний.

   —  Ладно, — сказал Бельчонок.

Но одно дело сказать, а другое — вытерпеть. Бельчонок не вытерпел, съел орешек. Пока ел, ничего, а съел — стыдно стало: что же он теперь матери скажет? И решил Бельчонок правду не говорить.

   —  В лесу не один я живу. Разве некому орешек унести?

   — Пришла Белка с охоты. Бросился к ней Бельчонок, кричит:

   — Мама, мама, а у нас кто-то орешек унес. То был, был, а то смотрю, а его нет уж.

А глазенки светлые, чистые, как две бусинки.

Улыбнулась Белка. Достала из кошелки кедровую шишку. Спрашивает:

   —  А еще орешков хочешь?

   —  Хочу! — подпрыгнул Бельчонок. — Одним разве наешься?»

Белка оправила на груди белую манишку, сказала:

   —  Вот и вся моя сказка. А вы знаете, про кого она? Про моего сына. Это с ним такая история произошла.

В заднем ряду колыхнулась медведица Авдотья:

   —  Что она сказала, Матренушка?

   —  Она сказала, что сын у нее без разрешения орешек взял.

   —  И она из-за одного орешка жалуется всем. Охо-хо. И заворчала что-то себе под нос, а белка Рыже Ушко дальше сказывать начала:

«Прибегает Бельчонок к матери, рассказывает ей:

   —  Волка напугал сейчас.

   —  Как это ты его?

   —  А так: идет он, а я как свистну. Ты же знаешь, как я свистеть умею. Волк так и присел. Чуть потом поднялся.

   —  Ой, — закричала Белка. — Гляди: деревья гнутся.

   —  Где? завертел головой Бельчонок- — Я не вижу.

   —  Опоздал видеть. Они уже выпрямились. Я приветила; они всегда гнутся, когда ты неправду говоришь.

Загнул Бельчонок хвост трубой и полез в кроватку.

Дня через три после этого прибегает Бельчонок домой весь поцарапанный, избитый.

   —  С Енотом, — говорит, — подрался. Из-за шишки сосновой.

   —  Ну и как? — спрашивает Белка.

А Бельчонок развернул узенькие плечи пошире, отвечает:

   —  Хоть и побольше он меня, хоть и крепко он меня поцарапал, а все же я ему так дал, что он даже к ногам моим свалился. И потом еще попросил: «Доведи меня до дома, а то я сам теперь не дойду». И я его отвел, конечно.

   —  А что это ты, сынок, все по сторонам смотришь? — спросила Белка.

   —  Так, ничего, — ответил Бельчонок и пошел умываться.

Не мог же он сказать матери, что смотрит: не гнутся ли деревья...

Закончила белка Рыжее Ушко рассказывать свою вторую сказку, и тут же вскочил с места Енот. Замахал лапами:

   —  Ну и хвастун у тебя сын. Вы посмотрите на меня, братцы. Ну разве Бельчонку со мной сладить?

Все засмеялись. Смеялась со всеми и белка Рыжее Ушко, а черепаха Кири-Бум сидела возле свертка пирогом, похлопывала по нему ладошкой, приговаривала :

   —  А это кто-то сегодня получит «Только не я», — подумал медведь Михайло. И Лиса подумала: «Не я», — потому что сказок у нее не было.

   —  Вы знаете, о ком моя вторая сказка? — спросила белка Рыжее Ушко.

   —  Енот уж сказал, — тявкнула Лиса, — О сыне о твоем.

И на барсука Фильку покосилась, а барсук на нее взгляд бросил и покрепче зажал в коленях узелок с ужином.

А белка Рыжее Ушко уже рассказывала свою третью сказку:

«Увидел Бельчонок — прохудилась у старенькой Белки крыша. Сказал ей:

   —  Давайте я починю.

И починил.

Посмотрела Белка крышу. Похвалила Бельчонка:

   —  Молодец.

Целую неделю бегал Бельчонок по роще, хвастался :

   —  Я молодец. Это мне старенькая Белка сказала. Какое слово хорошее — молодец.

А как-то бежит он, смотрит — гнездо длиннохвостой портнихи на кусту чернеется. Взял да и спихнул его на землю.

Увидела птичка — негде ей жить, сказала с грустью:

   —  Какой ты молодец. Оставил меня без дома.

И стыдно Бельчонку стало. С неделю он тихий по роще ходил, в глаза всем поглядеть стеснялся. Думал с печалью: «Молодец — какое слово разное. Вроде и опять я молодец, а не похвастаешься».

Закончила белка Рыжее Ушко рассказывать свою третью сказку, и тихо стало у кургана, даже Мышонок не плясал на пенечке. Только медведица Авдотья колыхнулась в заднем ряду и спросила у соседки:

   —  Что она сказала, Матренушка?

   —  Она говорит, что ее сын — молодец.

И-и, нам, матерям, часто так кажется: молодцы наши дети, а присмотришься получше и видишь — они не молодцы, а хитрецы. Вон Ивашка у меня и ленивый и озорник, а ведь тоже когда-то казалось мне что он у меня молодец. Ивашка даже икнул под березой от неожиданности. Он тоже решил попытать счастья. Решил он понравиться Дубоносу. Понравится Ивашка ему — и пирог с тыквой будет его. Дубонос настоит. У него вон какой вид умный. И Ивашка сочинил про Дубоноса сказку и рассказывал ее самому себе шепотом:

«Говорила Вишенка Дубоносу:

   —  Уж и упрятала я свое семечко глубоко-глубоко : в самую косточку А мы ее сейчас — хруп! — и достанем, — сказал Дубонос и раскусил косточку.

Скорлупку выкинул, а зернышко съел.

   —  Что ты наделал, — воскликнула Вишенка и всплеснула листочками. — Ты же съел целое деревце.

   —  Что ты говоришь? удивился Дубонос. — А я и не заметил.

И — хруп! — раскусил еще. одну косточку. Скорлупку выкинул, а зернышко съел. И еще хрупнул. Сидел и хрупал: хруп да хруп! Пока не наелся. Наелся и полетел домой.

Глядела ему вслед Вишенка и покачивала ветвями:

   —  Надо же! Съел целый вишневый сад и— ничего. Вот это живот!»

Думал Ивашка: расскажет он свою сказку, посмеется Дубонос и присудит ему пирог с тыквой. Но услышал, что сказала мать, и икнул от неожиданности. Теперь ему пирога не видать. Эх, подвела его мать глухотой своей, очень подвела. Пропала сказка. Зря придумывал, голову ломал.