Куда возвращаются сказки

— Только гному об этом не говори, — предупредил Веня. — Он и так гордый не в меру. Читай что-нибудь ещё.

— Очки во сне — не очень благоприятный признак. За таким сном, как правило, следуют перемены в жизни, а виной тому будут неизвестные вам люди. Обманщики станут злоупотреблять вашим доверием.

Лица Коли и Вени одновременно напряглись и помрачнели.

— Разбитые очки означают, что разлука с близким человеком толкнет вас к недозволенным удовольствиям, — продолжила Лена.

— Там что, только про очки? — настороженно спросил Коля, на секунду отбросив контроль за Вениными руками, строящими из палочек фигурные композиции.

Лена не ответила.

— Увидеть защитные очки — это сон, предупреждающий вас о могуществе людей с дурной репутацией, которые находятся рядом с вами, — читала она дальше.

— Посмотри-ка про носорога, — нашёлся Веня. — Кажется, неделю назад он мне снился.

Но Лене не хотелось смотреть про носорога.

— Если защитные очки увидит во сне молодая женщина, это означает, что она напрасно прислушивается к лживым уверениям, которые могут сбить её с толку, — ей вспомнился трубач в замке. И тот, второй, потерявший таинственную записнушку. Он точно носил очки. Но ведь это не сон. Она видела его ПО-НАСТОЯЩЕМУ.

— Что там с носорогом? — настаивал Веня. — Ведь снился всё-таки.

— Если вы увидели во сне носорогов, это предвещает вам огромные потери и тяжелые беды. Но если во сне вы убьете носорога, значит, мужественно преодолеете все трудности на своем пути.

— Ты его убил? — поинтересовался Коля.

— По-моему мне снился не носорог, — замотал головой Веня. — Посмотри лучше про жирафа.

— Он тебе точно снился? — настороженно спросила Лена.

— Точно-точно, — сказал Веня и даже сам в это поверил. Жёлтый такой жираф с коричневыми пятнышками. Он шёл по пустынной улице, откуда чудом исчезли все машины, а Веня смотрел на него из окна, прижавшись лбом к холодному стеклу.

— Зря снился, — наставительно заметила Лена. — Нет тут ничего про жирафов. Что-то тебе вечно не то снится. Давайте, я вам лучше про сверчка прочитаю.

— Не надо про сверчка, — сердито сказал Коля. — Глупости всё это.

— А вот и нет, — заспорила Лена. — Для взрослых даже не глупости. А межпрочим для взрослых все твои палочки — самая настоящая глупость.

«Мои палочки, — заныло Колино сердечко, — если бы они были моими!»

— Я вот всё думаю, — протянул Веня, положив палочки одну на другую. — Почему они то работают, а то не работают. Когда я хотел народ разогнать, то и не вышло ничего. А как только нас потребовалось перенести, то без всяких проблем. Или вон телевышку выстроить. Неуж такую махину легче соорудить, чем народ разогнать.

Друзья приподнялись и посмотрели в сторону второй телевышки. Коля быстро отвёл взор. Наличие телевышки на необычном месте сбивало привычную ориентацию.

— А тут неплохо, — заметил Веня. — Не хуже, чем в штабе.

К свербившей боли за палочки прибавилось покалывание ревности за свою находку. Коля беззвучно вздохнул. Эх, если бы палочки сейчас были у него. Тогда бы он высказал Вене всё, что думает по этому поводу. Но палочки сейчас лежали в виде квадрата и Веня ловкими движениями скашивал их под параллелограмм.

— Красиво, — согласилась Лена. — Я раньше никогда не была на крыше. Господи, весь мир как на ладони. Крыши, крыши, крыши… А вон там даже лес видно.

Если бы Коля не тонул в ужасающей грусти, то непременно рассказал бы, что тёмными вечерами он любил посиживать на ступеньках подъезда, вглядываясь в уходящее в пол окно, за которым мерцали огни центральных районов города. Он мог сидеть там чуть ли не часами, пока кто-нибудь из соседей навязчивыми вопросами не прогонял Колю домой. Если бы принцессы согласились жить у Коли, то он непременно показал бы им сумеречные искорки завечерья. В далёких жёлтых и фиолетовых огнях жило мерцание чего-то волшебного, недостижимого. В далёком всегда чувствуется необычное и чуть-чуть тоскливое. Но сейчас в Колином сознании жили только палочки. И Венины. И Пашкины. И навсегда утраченные. И все они когда-то лежали в руках у Коли. Ну почему счастье никогда не длится вечно?

— Телебашня — это железяка, — вдруг сказала Лена. — Может ей всё равно где стоять.

— Ну и что? — набычился Веня на всякий случай. Он не любил, когда его рисунки называли каракулями или почеркушками, а только что выстроенную телебашню железякой.

— Ничего. Вот только ты хотел разогнать людей, а им расходиться не хотелось. Поэтому они и не разошлись никуда. Может мы, как и палочки, тоже желательной магией обладаем.

Коля вздрогнул, услышав «желательной магией». Откуда Ленка взяла это словечко? Повеяло ледяной струёй, словно хозяин стоял рядом и подсказывал Лене понятия своего мира.

— Кто мы? — настороженно спросил Веня, оставив палочки в покое. Коля представил, как он ловко подкатывается к палочкам, выхватывает их из под носа у не успевшего среагировать Вени и одним изящным поворотом исчезает с крыши, а потом переносится в штаб, где сейчас прохладно и одиноко. Но настоящий Коля остался на месте, поглядывая с тоской на белые и оранжевые полоски.

— Мы, люди, — пояснила Лена. — Те, кто собрался у твоей телевышки, вовсе не желали исчезать и расходиться. Вот палочки и не сумели с ними справиться. А мы наоборот хотели смыться оттуда как можно скорее, поэтому нас палочки забросили сюда за какую-то секунду. Просто наша желательная магия совпала с палочкиной. Ведь когда мы мороженое получали, ведь тоже хотели его. А тому, кто ненавидит мороженое, мы бы при всём желании всучить его не смогли бы.

Веня хлопнул себя по лбу, крутанул палочки и у каждого в руках появилось по вафельному стаканчику с холодной сладкой горкой внутри.

— Силы не хватило у палочек, — задумчиво сказал Веня. — Вот если бы у меня их был, скажем, миллион. Всех бы подчистую разогнал. Даже ГАИшников.

«Миллион, — тоскливо подумал Коля. — Да мне бы хоть одну…»

Лена вскочила и подошла к бордюру, огораживающему крышу от девятиэтажной пропасти.

— Красиво, — вздохнула она. — Каждый бы день сюда приходила. Это же так здорово, когда весь мир под нами, а мы — высоко-высоко, словно птицы перелётные. Только гляньте, какие они там все крохотные.

Веня вскочил и тоже побежал смотреть. Коля с тоской поднялся и поплёлся к друзьям. Нет, не радовал его солнечный день. Совершенно не радовал. Палочки-то были у Вени.

— Ой, полетать бы, — пропищала Лена, свешиваясь за бордюр.

— За чем дело встало? — солидно предложил Веня и протянул ей палочки.

Лена уже собиралась их крутануть, уже даже крутанула, уже и поднялась, ПО-НАСТОЯЩЕМУ поднялась над крышей сантиметров на пятьдесят и вдруг безвольно опустилась обратно.

— Не получилось? — тревожно спросил Веня.

— Получилось, — грустно ответила Лена. — Только сейчас нельзя. Мне ещё географию учить. Если сейчас полечу, то меня уж до вечера не остановить.

— А я алгебру забыл сделать, — вспомнил Веня.

«Ну-у-у, ещё лётчиком стать хочет, а сам только алгебра, да алгебра, — злобно протянул Коля про себя. — Какие-то эти двое неправильные.» Ну почему в Колину голову не приходили лётные мысли? Эх, ему бы сейчас палочки, он бы полетал. К чёрту алгебру! К чёрту географию! Один-единственный полёт стоил всех знаний десятилетней школьной программы.

— Тогда к штабу, — предложил Веня.

— Раз учить, то лучше к дому, — уныло произнёс Коля. — Давай к моему.

Веня кивнул.

Лена тоже не возражала и вернула палочки обратно.

Возле Колиного подъезда выяснилось, что она замарала гудроном локоть.

— Дай-ка на минутку, — попросила она Веню.

Тот не замедлил сунуть ей палочки.

— Попробую одной, — решила девочка и на секунду зажмурилась. Пятно тут же исчезло со светлой ткани и Лена счастливо рассмеялась.

— Надо было и в замке также, — сказала она, вспомнив жирную каплю.

— В каком замке? — удивился Веня.

— Потом расскажу, мальчики, — пообещала она, возвращая палочку. — Некогда. Подумать только, от полёта отказалась. От самого настоящего полёта.