Медведь и соловей (ЛП)

— По — настоящему?

«Да, — сказала кобылица, — хотя это может не обернуться добром. Такой подарок может отдалить тебя от людей»

— Мой народ, — тихо сказала Вася. Они плакали перед иконами, пока домовой голодал. Она не знала их. Они изменились, а она нет. Она вслух сказала. — Я не боюсь.

«Хорошо, — сказала кобылица. — Начнем, когда высохнет земля».

* * *

Вася почти забыла об обещании кобылицы за следующие недели. Весна означала недели труда, и каждый день Вася ела лепешки из прошлогоднего ячменя с мягким белым сыром и свежей зеленью, а потом спала на печи как ребенок.

Но вдруг наступил май, землю покрыла новая трава. Одуванчики сияли как звезды среди зелени. Лошади отбрасывали длинные тени, полумесяц виднелся на небе в день, когда Вася, потная, в царапинах и уставшая, остановилась на пастбище на обратном пути с поля ячменя.

«Подойди, — сказала Мышь. — Забирайся мне на спину».

Васе едва хватало сил ответить, она глупо посмотрела на лошадь и сказала:

— У меня нет седла.

Мышь фыркнула.

«И не нужно. Ты научишься кататься без него. Я понесу тебя, но я не твоя слуга».

Вася посмотрела в глаза кобылицы. В карих глубинах сияло тепло.

— Нога тебя не беспокоит? — спросила она робко, кивнув на отчасти заживший порез на боку кобылы.

«Нет, — ответила Мышь. — Забирайся».

Вася подумала о горячем ужине, о своем месте у печи. А потом стиснула зубы, разбежалась и запрыгнула животом на спину кобылицы. Немного усилий, и Вася неудобно села за жесткой холкой.

Уши кобылицы прижались от почесываний.

«Тебе нужны тренировки».

Вася не помнила, куда они пошли в тот день. Они ехали глубже в лес. Но ехать было больно, это Вася запомнила. Они бежали, пока спина и ноги Васи не задрожали.

«Сиди смирно, — говорила кобылица. — Словно тут три тебя, а не одна».

Вася пыталась, но соскальзывала. Наконец, Мышь резко остановилась. Вася съехала со спины кобылицы, приземлилась, моргая, на траву.

«Вставай, — сказала лошадь. — Будь осторожнее».

Когда они вернулись на пастбище, Вася была грязной, в ушибах, у нее не было сил идти. Она пропустила ужин, ее отругали. Но она сделала это следующим вечером. И потом тоже. Не всегда с Мышью, лошади учили ее по очереди. Она не могла ходить каждый день. Весной она все время работала — как и все они — в поле.

Но Вася приходила довольно часто, и со временем ее спина, бедра и живот стали болеть меньше. И настал день, когда они перестали болеть. Она училась держать равновесие, запрыгивать на спину лошади, управлять бегом, остановками и поворотами лошади, и вскоре она не могла понять, где заканчивалась лошадь и начиналась она.

Небо казалось больше середине лета, облака плыли по небу как лебеди. Ячмень зеленел на полях, хотя был чахлым, и Петр качал головой. Вася с корзинкой в руке уходила в лес каждый день. Дуня порой просила принести кору ивы или крушину для красок, прочие вещицы. Вася возвращалась сияющей от счастья, и Дуня только хмыкала и молчала.

Но становилось все жарче, пока жар не стал густым, как мед. И хотя люди молились, сухой лес загорался, ячмень рос медленно.

В жаркий день августа Вася шла к озеру, стараясь не хромать. Буран катал Васю. Серый жеребец теперь побелел, но оставался самым крупным из лошадей. Он был с жутким характером, и синяки Васи это доказывали.

Озеро сверкало на солнце. Вася приближалась и слышала шелест деревьев вокруг воды. Она подняла голову, но не увидела зеленую кожу. После пары минут тщетных поисков Вася сдалась, разделась и скользнула в озеро. Вода была из тающего снега, холодная даже летом. От этого Вася не сразу смогла вдохнуть, охнула. Она нырнула, ледяная вода оживила ее уставшие конечности. Она плавала у дна, озиралась. Русалки не было. Вася с тревогой вернулась на берег, постирала одежду, выбив ее о камни. Она повесила их сохнуть на суку, забралась на дерево и растянулась, как кошка, сохнуть на солнце.

Может, через час Вася пришла в себя, посмотрела на отчасти высохшую одежду. Солнце прошло зенит и клонилось к закату, значит, уже был вечер. Анна будет возмущаться, и даже Дуня посмотрит на нее, сжав губы, когда Вася вернется. Ирина точно была у душной печи или колола пальцы иголкой. Вася виновато спустилась на нижнюю ветку… и застыла.

Отец Константин сидел на траве. Он мог быть красивым фермером, а не священником. Он сменил ризу на льняную рубаху и свободные штаны, усеянные кусочками стеблей ячменя, его неприкрытые волосы сияли на солнце. Он смотрел на озеро. Что он здесь делал? Васю скрывала листва, она зацепилась коленями за ветку, опустилась и быстро, как белка, схватила одежду. Неловко устроившись на ветке выше, пытаясь не упасть и не сломать руку, она надела рубашку и узкие штаны, украденные у Алеши, пальцами пригладила волосы. Она перебросила косу за спину, схватилась за ветку и спрыгнула на землю. Может, если слезть тихо…

А потом Вася увидела русалку. Она стояла в воде. Ее волосы плавали вокруг нее, отчасти скрывали ее голую грудь. Она слабо улыбнулась отцу Константину. Священник в трансе встал и шагнул к ней. Не думая, Вася бросилась к нему и схватила за руку. Но он оттолкнул ее, не заметив. Он был сильнее, чем выглядел.

Вася повернулась к русалке.

— Оставь его в покое!

— Он убьет нас всех, — ответила русалка мягким голосом, не сводя взгляда с добычи. — Это уже началось. Если он продолжит, пропадут стражи глубокого леса, грядет буря, и земля будет не защищена. Ты не видела? Страх, потом огонь, потом голод. Он вызвал страх в твоих людях. А потом был огонь, а теперь обжигает солнце. В холода вы будете голодать. Король зимы слаб, его брат близко. Он придет, если падет стража. Лучше хоть что — то, но не это, — ее голос дрожал от эмоций. — Лучше я заберу его сейчас.

Отец Константин сделал еще шаг. Вода окружила его сапоги. Он был на краю озера.

Вася покачала головой, прочищая ее.

— Нельзя.

— Почему? Его жизнь стоит жизней остальных? Если он будет жить, многие умрет.

Вася долго мешкала. Она невольно вспомнила, как священник молился у окоченевшего тела Тимофея, произнося слова, хоть голос уже ослабел. Она помнила, как он держал мать мальчика, когда она чуть не упала с рыданиями в снег. Девушка сжала зубы и покачала головой.

Русалка откинула голову и завизжала. А потом пропала, остались только солнце на воде, водоросли и тени деревьев. Вася потянула священника от края. Он посмотрел на нее, и его взгляд стал осознанным.

* * *

Ноги Константина замерзли, он ощущал себя странно. Холод был от того, что он стоял в воде на краю озера, но откуда укол одиночества? Он никогда не ощущал одиночество. Он увидел лицо. Он не успел назвать его, человек схватил его за руку и оттащил на сушу. Свет мелькнул на красном в черной косе, и он вдруг узнал человека.

— Василиса Петровна.

Она отпустила его руку и посмотрела на него.

— Батюшка.

Он ощущал мокрые ноги, помнил женщину в озере, ощущал зачатки страха.

— Что вы делаете? — осведомился он.

— Спасаю вас, — ответила она. — Озеро опасно для вас.

— Демоны…

Вася пожала плечами.

— Или стражница озера. Зовите ее, как хотите.

Он повернулся к воде, пока искал рукой крест.

Вася оторвала крестик от шнурка на его шее.

— Оставьте озеро и ее, — яростно сказала девушка, убирая крест в сторону. — Вы достаточно навредили. Вы не можете их не трогать?

— Я хочу спасти вас, Василиса Петровна, — сказал он. — Я спасу всех вас. Это темные силы, которые вы не понимаете.

К его и ее удивлению, она рассмеялась. Веселье сгладило углы ее лица. Он потрясенно и восхищенно смотрел на нее.

— Похоже, батюшка, это вы не понимаете, что вас нужно спасать. Работайте в поле и не трогайте озеро, — она отвернулась, не проверяя, следует ли он за ней. Она шла по мху и хвое бесшумно. Константин пошел за ней. Она сжимала двумя пальцами его деревянный крест.

— Василиса Петровна, — попробовал он снова, ненавидя свою неуклюжесть. Он всегда знал, что сказать. Но девушка посмотрела на него, и его уверенность показалась глупой. — Вы должны оставить варварские взгляды. Вы должны в страхе обратиться к Богу. Вы — дочь хорошего христианина. Ваша мать будет буйствовать, если мы не изгоним демонов из ее камина. Василиса Петровна, одумайтесь. Покайтесь.