Сказки народов Крыма (СИ)

...Я быстро иду по коридору, сейчас, сейчас войду, распахну дверь, крикну:

- Сергей Иосифович, родной, почему Вы здесь? Вы, талантливейший режиссер, добрый, честный человек, - под стражей? Взаперти? Пойдемте быстрее, там за дверью Вас ждут друзья. Все здесь собрались и все ужасно по Вам соскучились. Отпустите его, разве вы не видите, это же Параджанов! Он никому никогда не сделал зла, и его нельзя изолировать от людей. Он нужен им.

...Ага... "Сатана тут правит бал". Вас судят черти. Теперь я вижу, как их много. Соседняя с помещением суда комната набита людьми в штатском. Они распоряжаются солдатами, контролируют суд, встречают и провожают свидетелей. Пришитая Вам уголовная статья - фикция, Ваше дело ведется руками Ада!

...Дверь открылась, вышел Юрий Ильенко. Оператор, создававший вместе с Вами "Тени забытых предков" - фильм, даровавший Украине мировую известность... Теперь он свидетель... Я вздрогнула, Ильенко окружили все Ваши друзья: "Ну как? Что он сегодня? Какой у него вид?"

- Я все сказал, - объявил он так, чтобы "слуги ада" не напрягали слух, - сказал, что Параджанов великий режиссер, сказал, что он мой учитель. Я сообщил о письме, которое написали в ЦК партии режиссер Тарковский и писатель Шкловский...

Пока "Тени забытых предков", которые не без труда продвинул муж ТСШ Святослав Иванов, в то время министр кинематографии Украины, с триумфом кочевали по Европе с горой наград (Прим. - МЛ), Параджанов сидел у себя в квартире, на пыльной и шумной площади Победы, и лихорадочно менял интерьеры, лихорадочно писал все новые и новые сценарии, лихорадочно принимал людей, старых друзей и новых поклонников. Сценарии браковались, люди хватали разбрасываемые идеи, пользовались советами и надолго исчезали... А потом, когда им было нужно, опять появлялись. "Дом Параджанова" был открыт для всех, и все это знали и без стеснения приходили, чтобы брать.

XX век - век, когда рвутся связи, когда цветет зависть и нарастает злоба. Стираются индивидуальности, люди все больше и больше становятся похожи друг на друга... Они не выносят явления планет, которые притягивают и вокруг которых приходится вращаться. А Вы были планетой, и, к сожалению, притягивали не только добро, но и зло.

XX век - технический век, он концентрирует и разделяет - Вы перешли в другое измерение и не умели отличать добра от зла, и выпали из века.

Чернота сгущалась.

Раньше вы делали средние фильмы, и перед Вами всегда горел зеленый свет.

Теперь он навечно стал красным. Новый фильм "Фрески Киева" был закрыт в самом начале - сразу же после просмотра отснятых проб. Фильм об армянском поэте Саят-Нове, который вы сняли в Армении, не пропускали на союзный экран, не выдвигали на фестивали, тщательно скрывали от западных продюсеров. "Саят-Нова" ("Цвет граната") не был похож ни на одну киноленту, совсем как Вы, его создатель.

Вы попали в больницу с тромбом в глазу, с угрозой слепоты, нуждаясь в витаминах.

Вам приносили апельсины и гранаты, а вы ходили по палатам и раздавали плоды детям.

...Вы принадлежали к изобретателям, к смелым садовникам, и именно за это сидели без работы, подвергались гонениям и моральным мукам.

Вы, Сергей Иосифович, пережили эти страшные пытки ожидания, закрытия фильмов, обещаний и отказов, перечеркивания ваших великолепных сценариев, но, видимо, этого оказалось мало - Вас подвергли пыткам "обыкновенным" - заточению в одиночной камере (Параджанов в одиночке - это равносильно сожжению на костре!)

Я передала письмо Тарковского и Шкловского сидящему рядом со мной парню и взяла вырезку из газеты "Вечерний Киев". Здесь в одной колонке с пьяницами, спекулянтами, ворами значился некий работник киностудии Параджанов. Оказалось, что он разрушил свою семью, а потом устраивал в доме оргии и осужден по 22 статье, как морально разложившийся тип. Я засмеялась, и все смеялась и смеялась, и от смеха у меня текли слезы...

...К нам шагнула какая-то незнакомая мне женщина в голубом пальто и сказала:

- Передайте ему, что написали не только Шкловский и Тарковский. Антониони, Феллини, Пазолини, Де Сика, Лелюш и другие - 22 лучших режиссера Италии, Франции и еще писатель Сартр переслали письмо в ЦК партии с просьбой о помиловании...

Я не могла без ярости слышать этих слов - "помилование". В чем его вина? За что его судят? Ведь судить надо тех, кто не давал ему работать... Я редко бывала у Вас в тот мучительный период, когда Вас "пытали ожиданием". Знала: Параджанов бедствует, ходит на барахолку и продает старый хлам....

- Мне для себя ничего не нужно, ни из одежды, ни из еды, - говорили Вы и хватали со стола конфеты, яблоки, цветы, щедро награждая своих гостей в дорогу.

Нежный, любящий, всегда жертвующий собой для других Параджанов! "Зачем Вы такой, - кричало все во мне. - Не нужно! Опасно! Остановитесь".

...Сейчас, сидя на этих казенных стульях, поставленных в ряд в узком сером коридоре, среди налетевших со всех сторон "работников ада", - я вспомнила неповторимо добрую улыбку и оранжевые апельсины, которые Вы дарили детям, и свои предчувствия...

По коридору шел красномордый верзила лет тридцати семи. Испитое лицо с бегающими глазками, поднятые плечи. Его пугали наши глаза. Мы старались убить подонка-лжесвидетеля взглядами. Он был нанят, чтобы оклеветать Вас, он должен был показать, что режиссер Параджанов изнасиловал его - тридцатисемилетнего "ребенка"! "Ребенка", который на три головы выше самого "насильника".

Это Вы-то, никогда не обидевший даже мухи, всегда ненавидевший всякое насилие!

Трудно было придумать что-либо более парадоксальное, суд действовал под грубым нажимом, и был лишен даже самой элементарной фантазии! Вам предъявляли самые нелепые обвинения. По городу ходили слухи - один невероятнее другого! Судят за то, что брал иконы из церквей во время съемок. Нет, нашли валюту! Нет, за гомосексуализм!

...Четыре месяца шло следствие, и вот ярко-рыжее, лживое дерево обвинения стояло голым. Листок за листком отпадали все вымыслы.

Налицо был документ, свидетельствующий, что вы возвратили церквям все иконы.

Валюта оказалась всего-навсего одной старинной монетой, подаренной вам фанатом-коллекционером.

Осталась лишь 22 статья - гомосексуализм. Но ведь это слишком мало - год условно! И вот Вам срочно шьют новое обвинение - изнасилование, но только не семилетнего, а 37-летнего, запуганного "слугами ада" подонка.

...Я прикладываю ухо к двери - Ваш голос - страстный, взволнованный. Он пронзает меня, как давно забытая любимая музыка. Не могу разобрать слов - лишь вибрирующие, такие искренние, интонации, и вдруг бешенство, ярость:- Да, да, изнасиловал! И его, и вас, и вас! Я изнасиловал всех сидящих здесь передо мной, и судей, и свидетелей. Всех, всех!

Молчание...

Потом спокойный голос вашего адвоката: - Сергей Иосифович, успокойтесь, этот человек подонок. - Нет, нет, он хороший парень, все хорошие, это я, я - подонок.

- Он в невменяемом состоянии, - шепчет слушавший вместе со мной Миша Беликов.

...Надо знать Параджанова! Вспыльчивый, импульсивный, как капризная весна...

Факт налицо - Параджанов губит себя, он ничего не соображает, его захлестнуло обидой и слепой яростью. - Да, да, - кричите Вы. - Я плохой! Да, да, все хорошие. Я один плохой. Один!

Никто не прервал заседания.

Все выкрики заносятся в протокол. На бумаге они лишены ярости, эмоциональных интонаций, иронической окраски. На бумаге они утратили подтекст и читаются, как признание обвиняемым своей вины...

Прикрываю глаза и слышу Ваш голос - Вы страстно, взахлеб рассказываете мне свой сценарий "Дремлющий дворец". Разве можно повторить Ваш рассказ? Все прекрасное возникает и тут же исчезает, все прекрасное неповторимо... Я вижу раскаленных солнцем идолов горы Чуфут-Кале и Ваши глаза..."