Аршин, сын Вершка

— Расти, тянись, мы тебе поможем! Горох протолкался сквозь толпу и обратился к Сморчку:

— Ну и вытянулся ты, братец! Может, и меня теперь подсадишь на ветку дерева?

— Не подсажу, боюсь напрягаться.

— Ведь ты уже в сто раз больше меня!

— Потому и не могу: того и гляди, ножка сломается.

Гороху было очень обидно, но он не позволял себе злиться: его приятеля каждую минуту мог проглотить страшный зверь. Поэтому Бегунок упрашивал, а Сморчок хныкал, извивался и не хотел отрываться от тёплого мшистого ложа. Однако, даже не двигаясь, этот долговязый неженка рос на глазах: что ни слово — то вершок, ещё слово — два вершка; он раздувался, ширился, всё заслоняя своей тенью. Горох даже присел от удивления: каким великаном может вырасти Сморчок за один день!

— Послушай, чудак, ты уже в тысячу раз больше меня. Тебе ничего не стоит меня поднять. Тебе достаточно шевельнуть пальцем, и я спасу жизнь другу.

— Не могу, я сам едва удерживаю свою шляпку. Сил нету.

— Ты такой большой!

— Поэтому и большой, что мне все помогают, а я никому.

— Ах, чтоб тебя подняло и шлёпнуло! — плюнул Горох и побежал искать помощи в другом месте.

— Мы поможем ему! — кричали вдогонку малые грибки.

Между двух ёлочек, оседлав нос большущими очками, вязал сети Паук.

— Слушай, вязальщик, не поможешь ли ты мне в беде? — спросил Бегунок. Только я очень тороплюсь.

— Если ты не муха — пожалуйста, — ответил горбун.

— Я — Горох. А в беду попал мой друг Жёлудь. Его схватил такой рыжий пучеглазый зверь.

— Этот зверь живёт в дупле?

— В дупле.

— И карабкается по деревьям?

— Да.

— Нет, не помогу.

— Почему?

— Потому что я тоже по деревьям карабкаюсь. От этих слов у Горошка даже в глазах потемнело. Он уже не знал, как просить, как умолять этого бездушного отшельника, вяжущего свои коварные сети. По зелёным щекам Горошка скатилось несколько слезинок.

— Чего ты плачешь? — удивился Паук.

— Ведь товарищ погибает, — пожаловался Горох.

— Товарищ — это ещё не ты.

— Всё равно я должен ему помочь.

— Если очень хочешь знать, то я тебе скажу: твой товарищ попал в лапы Белки.

— Может, и Белки, но всё равно его надо спасать.

— Не обязательно. — Паук покачал головой. — До зимы с ним ничего не случится.

— Ты самый бессердечный зверь в лесу! — рассердился Горошек. — Как же я могу так долго ждать?

— А никто тебе и не велит. За это время найдёшь десяток ещё лучших товарищей.

Эти слова окончательно разъярили Горошка. Он посмотрел на Паука, на сосновую иглу в своих руках и решительно шагнул вперёд. Паук встревожился. Он поправил очки на носу и внимательно осмотрел Бегунка.

— А ты действительно не муха? — переспросил он Гороха.

— Вот документы, — еле сдерживаясь, ответил зеленощёкий.

Паук полистал паспорт Горошка, почитал, что там написано, и вернул:

— В паспорте сказано, что ты Горох, что ты Бегунок, но нигде не сказано, что ты не муха.

— Я действительно Горох, и больше никто.

— А леший тебя знает. Теперь всяких развелось…

— Как же я тебе докажу, что я не муха?

— Это уж твоё дело.

— Если бы я был мухой, то мне не пришлось бы просить у тебя помощи. Я бы сам полетел к дуплу.

— Верно говоришь. Все съедобные предметы летают, а несъедобные стоят на месте. Если бы ты летал, я знал бы, как с тобой поступить. Но что мне делать, если ты не летаешь? Подойди-ка поближе: пока своими лапами не пощупаю, всё равно не поверю.

— На, щупай! — Горошек распахнул рубашку на груди. — Только быстрей.

— А твоего товарища кто пощупает? — невозмутимо спросил Паук.

— Влезь на дерево и сам пощупай, — не выдержал Горох и, видя, что напрасно теряет время, вонзил в спину Паука сосновую иглу. — Ну, шевелись, а не то я проткну тебя, как лягушку!

У горбуна от страха очки свалились. Он быстро схватил моток верёвок, закинул за спину и сказал:

— Теперь я вижу, что ты не муха!

Горох привёл этого никому не верящего лесного жителя к дереву, на котором жила Белка, и остановился в удивлении. Сморчок качался как пьяный, не в силах выдержать свою огромную шляпу, а малые грибки, сбившись в кучу, поддерживали его со всех сторон. Рты у всех были раскрыты, но сказать они уже ничего не могли — охрипли.

Вдруг Боровик проснулся от необычной тишины, приоткрыл заплывший глаз и увидел рядом с собой только что выросшую Лисичку. Он улыбнулся крохе и, начальственно подмигнув, спросил:

— Ишь ты, растёшь? Тянешься, чтоб тебе пусто было!

Все рыжики, сыроежки, опята и маслята, а также прочие малые грибки бросились к Лисичке, схватили её за уши и, танцуя вокруг, запели:

Оставшись в одиночестве, Сморчок ещё немножко покачался и рухнул. Его шляпа проткнулась и налезла на хлипкий черенок, а от былого величия остался только неприятный запах.

— Ну и гриб! — махнул рукой Горох. — Всю жизнь дружки за уши тащили, вот он и пал раньше времени, — сказал Паук. — Хоть и не муха, а совсем никчёмная тварь…

— Наконец-то разговорился! — ткнул Горох Паука сосновой иглой. — А откуда ты знаешь, если не пощупал?

— Такого по запаху узнать можно, — ответил согнувшийся под ношей горбун.

Подойдя к дереву, Паук взобрался на вершину, привязал конец верёвки к ветке, а потом, спускаясь, стал быстро наращивать верёвку. Когда он достиг земли, Горох испытал верёвку на прочность и начал взбираться по ней. Паук полез сзади. Сильными своими плечами он поддерживал Гороха снизу.

ТВЁРДЫЙ ОРЕШЕК

Жёлудь открыл глаза, протёр их, но ничего не мог разглядеть. Постепенно привыкнув к темноте, он заметил, что лежит в большом дупле, выстланном дубовыми листьями. Всё вокруг так остро напоминало дом, что Жёлудь не выдержал: две скупые горячие слезы скатились по его щекам.

Вдруг стало ещё темнее. Белка просунула голову в дупло и кого-то бросила. Перевернувшись в воздухе, несчастный шлёпнулся рядом с Жёлудем, но тут же вскочил, отряхнулся и стал размахивать перед собой кулаками.

— Я ей покажу!.. Левой сбоку, правой снизу, — бормотал незнакомец себе под нос, усердно боксируя.

Увидев Жёлудя, он остановился, несколько раз топнул ногой, глубоко вздохнул и, вежливо сняв зелёную, изрядно потрёпанную шляпу с резными полями, представился:

— Орех. То есть четырёхкратный чемпион куста Орех Лесной! Для друзей просто Орех.

— Да ты ещё совсем зелёный! — удивлённо протянул Жёлудь.

— Зато калёный! — гордо выпятил грудь Орех.

— А-а, если ты калёный, тогда другой разговор. — Жёлудь встал, щёлкнул каблуками и протянул руку: — Доктор письменных наук, изобретатель наитолстейшей в мире книги Жёлудь Дубовый. И для врагов и для друзей — только Жёлудь Дубовый.

Орех приложил руки к груди, трижды обежал вокруг Жёлудя, осмотрел со всех сторон, дёрнул за перо, пощупал чернильницу, берет, щёлкнул по носу и сказал:

— Могу поспорить, что ты же изобретатель и самой тонкой в мире книги. Хи-хи, верно сказано?

— Это и без спора ясно, — продолжал пыжиться Жёлудь.

— Тогда идём на спор, что у Белки нет хвоста!

— Не выдумывай.

— Тогда хоть так давай поспорим: ты говори, что снег белый, а я буду говорить, что чёрный. Кто кого переспорит, тот и победит.

— От этого снег не почернеет. Неинтересно. Лучше давай подумаем, как нам отсюда выбраться.

Орех сел, сжал голову руками и глубоко задумался. Наконец он вскочил и сказал:

— Какой дурак станет думать о том, что впереди? Хочешь, я расскажу тебе, как попал сюда? А когда, сбегу — расскажу, как убежал. Ха, толково сказано? Ставлю свою шляпу против твоего берета, что ты напишешь по моему рассказу отличную книгу.