Сказки участкового (СИ)

Мои тщеславные мечтания были грубейшим образом прерваны визгом тормозов. Приехали. Легко выпорхнув из УАЗа, Муромцева скрылась в здании гор отдела, предоставив нам самим выволакивать из машины пьяного сторожа. Исакыч тоже ловко отмазался, мол, не экспертское это дело всяких алкашей на себе таскать. Да и вообще, где вы видели еврея - грузчика? Вот и пришлось нам с Сашей вдвоем вынимать уже начинающего подавать первые признаки жизни, но все еще неспособного передвигаться самостоятельно Федора Абдурахмановича из кандейки и волочь его в дежурку.

Дождавшись, пока недовольный Кулебякин, которого наш приезд, видимо, отвлек от очередного бутерброда, под опись примет у нас недвижимое (тело) и движимое (содержимое его карманов) имущество гражданина Горыныча, ваш покорный слуга направился в свой кабинет. Ближайшие пятнадцать минут были посвящены составлению, по моему совершенно бесполезной, но жизненно важной, по мнению нашей дознавательницы, справки о подворовом обходе.

А сразу после этого мне представилась "уникальная" возможность изложить свои "гениальные" соображения начальству. В том смысле, что Иван Иваныч вызвал к себе "на ковер" всю нашу группу, практически в полном составе.

Вопреки опасениям мою версию преступления и план его раскрытия товарищ Иванов высмеивать и критиковать не стал, выслушал внимательно и несколько раз даже благосклонно кивнул, в знак одобрения и согласия. В отличие от него дознаватель была настроена более скептично, по крайней мере, в части касающейся мотивов преступления, о чем она не преминула заявить во всеуслышание.

- Пф-ф-ф. Ерунда это все.- самым, что ни наесть издевательским тоном фыркнула эта рыжая "заноза" - может нам еще погранцов и таможенников ориентировать, чтобы на границе перехватили? Тоже мне, великий шедевр нашел. Из банальной кражи цветного металла, преступление века решил сделать. Тоже мне сыщик. Наверное, сторож его и пропил, этот бюст.

Я почувствовал, как мое лицо наливается краской и уже мысленно подбирал слова, чтобы поставить нахалку на место, но зарождающуюся перепалку в корне пресек начальник.

- Так! - хлопнув ладонью по столу, негромко, но веско заявил он - Емельян, остынь, а то красный как помидор, от лица вон прикуривать можно. А ты Ольга скажи-ка мне, сколько в нашем городе пунктов приема лома цветных и черных металлов?

- Ну, э-э-э... - замялась Муромцева.

- Вот то-то, что э-э-э. Так я тебе докладываю. Ни одного. Последний в прошлом году закрыли потому, что не-рен-та-бель-но. Понятно? Нерентабельно. Вывозить не на чем. Автомобильного сообщения как ты знаешь, у нас с областью нет, а если по железной дороге так это должен быть как минимум вагон. Такого количества металлолома во всем нашем Засарайске не наберется. Так, что товарищ младший лейтенант, прежде чем выдвинуть версию надо ее хорошенько проработать. Теперь Удальцов, то - что касается твоих предположений. В принципе, мыслишь ты в правильном направлении. Но... - Иван Иваныч выдержал эффектную паузу - насчет великого шедевра я тоже очень сильно сомневаюсь. Так что мотивы преступления для меня пока загадка. Думайте! И работайте со сторожем.

Легко сказать: "работайте со сторожем", а как с ним работать то, если он не то, что слова сказать, глаза открыть не в состоянии. Минут десять я безрезультатно крутился возле решетки, за которой покоился нетрезвый организм гражданина Горыныча. Затем, решив, что есть время позаботится о собственном организме, и отпросившись у начальства, отправился домой, завтракать.

Акулина Васильевна встретила меня горячим чаем с медом и пирогами. Она внимательно выслушала недлинное повествование о сегодняшнем происшествии, посокрушалась и жалостливо поохала, сочувствуя страданиям несчастной музейной работницы, и даже обещала помочь, чем сможет в моем нелегком труде по восстановлению правопорядка на вверенной территории. Впрочем, этим ее обещаниям я тогда не придал никакого значения. Ну, сами посудите, чем может старушка - "божий одуванчик" помочь в раскрытии преступления? Так разве, что где-то, что-то услышит и мне расскажет. Старушки они ведь такие, целыми днями сидят на лавочках и сплетничают между собой, а вдруг среди этих сплетен и перессуд и проскочит маленькая крупица полезной информации. Еще на лекциях в институте, наш преподаватель криминалистики иногда любил задать вопросец с подковырочкой, типа: "кто лучший друг толкового участкового?". И окинув взглядом безмолвствующую в ответ аудиторию, сам себе отвечал: "лучший друг настоящего участкового - бабушка - пенсионерка на лавочке у подъезда. Она все видит, все слышит, все помнит. Надо лишь только уметь найти к ней правильный подход".

А тут и подход искать не надо. Акулина Васильевна ко мне как-то сразу с первого дня стала относиться как к родному. Настолько сильна в этой доброй, одинокой женщине потребность о ком-то заботиться.

И не надо думать, что я вот такой вот беспринципный тип, цинично пользуюсь добрым расположением старушки. Ничего подобного. Просто я тоже к ней очень хорошо отношусь, ну вроде, как будто это моя родная бабушка. Вот честное слово не вру. И объедать небогатую пенсионерку тоже не собираюсь. Наоборот, мы договорились, что со своей зарплаты буду отдавать ей деньги необходимые для моего прокормления. Она конечно и слышать об этом сначала не хотела, пришлось пойти на шантаж, пригрозить, что совсем откажусь от ее угощений.

В общем, на работу ваш покорный слуга вернулся часа через два, и был встречен радостным известием. "Клиент" созрел и был готов давать показания. Оставалось лишь извлечь его из КАЗа и придерживая, поскольку ноги слушались Федора Абдурахмановича весьма неохотно, привести к себе в кабинет.

Пока я рылся в планшетке в поисках ручки и чистого листа бумаги, музейный сторож скромно сидел на стуле напротив и с неизбывной тоской и скорбью взирал на стеклянный графин, стоящий на моем рабочем столе. Увы, сосуд был пуст, если не считать паутины на дне и деловито снующего по ней паука.

Ход беседы с гражданином Горынычем пересказывать не буду, поскольку процедура эта была до ужаса нудной и протокольной, и что хуже всего совершенно бесперспективной. Скажу только одно, никаких подробностей вчерашнего вечера вытрясти из него мне не удалось. Сплошные "тут помню, тут не помню". Если уж совсем коротко, поведанная сторожем история выглядела так: вечером в субботу, Федор Абдурахманович находился на своем рабочем месте и страдал от страшнейшего похмельного синдрома (надо сказать что состояние это последнее время было для него делом обычным, но от этого не менее мучительным). И вот на пороге сторожки появился - ОН. Спаситель! С тремя бутылками "лекарства" и банкой соленых огурцов. На этом связные воспоминания гражданина Горыныча заканчивались. В памяти остались лишь их жалкие обрывки. Помнил лишь частично начало самого процесса "лечения", и тот ужасный момент, когда вдруг обнаружил открытую дверь охраняемого объекта. Он успел лишь набрать номер своей начальницы, рассказать ей обо всем (именно этот его монолог Галина Андреевна приняла за зов потусторонних сил), и лишился сил. Увы, ни имени, ни фамилии неизвестного "спасителя" я от него так и не добился. Тщетно допрашиваемый старательно морщил лоб, вспоминая (ну, или, по крайней мере, делая вид, что вспоминает) ничего у него не получалось. Кстати про нашу с ним предыдущую встречу и тридцать рублей полученные за помощь в раскрытии "страшного преступления" Федор Абдурахманович тоже благополучно "позабыл". В ответ на все мои намеки он лишь удивленно хлопал честными глазами и уверял, что ничего подобного не было, да и быть не могло, поскольку видит меня сегодня в первый раз.

В общем, когда спустя два часа подолбных переливаний из пустого в порожнее, в кабинет заглянула дознаватель, в деле раскрытия кражи из музея я не продвинулся ни на шаг.

Оставив музейного сторожа по его обыкновению мучаться похмельем, любоваться пустым графином и размышлять о своей дальнейшей судьбе, мы вышли в коридор и устроили коротенькое совещание.