Принцесса с хрустальной горы

Петер Кристен Асбьерсен, Йерген Ингебертсен Му

Принцесса с хрустальной горы

* * *

Жил-был на свете крестьянин — ни богат, ни беден. И было у него три сына. Меньшого — ты, верно, и сам догадался — Аскеладден [1] звали. Он все больше за печкой, в ящике с золой, сидел, да и слыл к тому же придурковатым.

А ещё был у крестьянина высоко в горах большой зелёный луг. Поставил крестьянин там, на косогоре сеновал — сено складывать.

Только в последние годы, слыхать, не больно сеновал от сена ломился. Раз в году, когда трава была особенно густой и высокой, повадился кто-то ночью её дочиста объедать да вытаптывать. Словно табун лошадей там до самого утра пасся!

Стерпел хозяин такое раз, стерпел другой, а на третий обидно ему стало. Призвал он сынов своих да и говорит старшему:

— Спрячься ночью за сеновалом и гляди в оба. Жаль будет, коли траву опять объедят да вытопчут!

— Так и быть! — отвечает старший сын. — Посторожу я травку на лугу. Ни людям, ни скотине, ни троллям ни единой былинки не уступлю!

Только вечер настал, пошёл старший сын на сеновал и сразу спать завалился. Спит — и ухом не ведёт! Ночью земля вдруг как затрясётся, стены и крыша сеновала как задрожат! Проснулся парень, и до того страшно ему стало! Вскочил он и кинулся бежать без оглядки. А травы на лугу снова как не бывало!

Разгневался крестьянин, на чем свет стоит старшего сына ругает. Да что поделаешь, коли сын трусом уродился!

Минул год. Крестьянин опять сынов призывает и говорит среднему сыну:

— Спрячься ночью за сеновалом и гляди в оба. Худо будет, коли нам снова сена своего не видать!

— Так и быть! — отвечает средний сын. — Посторожу я травку на лугу. Ни людям, ни скотине, ни троллям ни единой былинки не уступлю!

Только вечер настал, пошёл средний сын на сеновал и сразу спать завалился. Точь-в-точь как его старший брат. Спит без задних ног. Ночью земля вдруг как затрясётся, стены и крыша сеновала как задрожат! Куда сильнее, чем в прошлом году. Проснулся парень, и до того страшно ему стало! Вскочил он и кинулся бежать что есть духу. А утром травы на лугу снова как не бывало!

Разгневался крестьянин, на чем свет стоит среднего сына ругает. Да что поделаешь, коли и этот сын трусом уродился!

Минул год. Крестьянин опять сынов призывает и говорит младшему сыну Аскеладдену:

— Спрячься ночью за сеновалом и гляди в оба! Беда, коли опять у нас всю траву объедят да вытопчут.

— Так и быть! — отвечает Аскеладден. — Посторожу я травку на лугу!

Но больше ничего отцу не посулил и сразу же на луг стал собираться.

Тут братья как захохочут, чуть от смеха не лопнули.

— Это он-то травку постережет?! Ха-ха-ха! Мы и то не смогли, где уж Аскеладдену! Ему бы только в ящике с золой за печкой сидеть да греться! Замарашка этакий!

Аскеладден на их речи и внимания не обращает, в их сторону даже не глядит.

Только вечер настал, пошёл младший сын на сеновал, лёг на сено, но спать не спал, а все прислушивался. Час проходит, другой проходит; загремело вдруг, загрохотало — до того страшно!

«Э нет, меня не запугаешь, — думает Аскеладден. — Только бы хуже не было! А такое я выдержу! »

Немного погодя опять загремело, загрохотало, земля затряслась. Сено на сеновале так ходуном и ходит.

«Э нет, меня не запугаешь! — думает Аскеладден. — Только бы хуже не было! А такое я выдержу! »

Вскоре опять загремело, загрохотало, земля затряслась, стены и крыша сеновала задрожали, вот-вот рухнут! Потом вдруг все стихло.

«Верно, скоро опять загремит! » — решил Аскеладден.

Однако кругом по-прежнему тихо-претихо было. И чудится вдруг ему, будто у самых дверей сеновала конь ржёт. Подкрался Аскеладден к дверям, в замочную скважину глянул и обомлел: там и впрямь конь осёдланный стоит, сено жуёт. Такого рослого, ухоженного, откормленного коня Аскеладдену видеть не доводилось. А на спине у коня доспехи рыцарские медные будто солнышко сверкают.

«Ого-го-го! Стало быть, это ты нашу траву по ночам лопаешь! — подумал Аскеладден. — Не бывать больше этому! »

Схватил он огниво, что в кармане у него лежало, да через голову коня и перекинул. А была в том огниве такая волшебная сила, что конь тут же как вкопанный стал, с места двинуться не может — сам Аскеладдену в руки дался.

Вскочил крестьянский сын коню на спину и прочь поскакал. Спрятал Аскеладден коня в потайном местечке — он один о нем знал — и домой пошёл.

Приходит, а братья давай над ним глумиться да насмехаться:

— Недолго же ты бока на сеновале отлеживал, если вообще там был!

— Был я на сеновале, — отвечает Аскеладден, — до самого восхода солнышка. Только ночью ничего не видал и не слыхал. Ума не приложу, кто вас так напугал!

Братья рассердились:

— Ладно, поглядим, хорошо ли ты зелёный луг сторожил!

Пришли они на зелёный луг, а трава там по-прежнему густая и высокая.

Невзлюбили братья Аскеладдена, ходят — носы от него воротят. А Аскеладдену хоть бы что: за печкой сидит, песенки напевает.

Минул год. Пришла пора траву на лугу зеленом сторожить. Не хотят старшие братья на сеновал идти: насмерть в первый раз перепугались, забыть про то никак не могут. Один Аскеладден ничего не боится!

Снова пошёл он на сеновал, лёг на сено и прислушался. Загремело вдруг, загрохотало, земля затряслась. Потом второй раз, третий! Только гремело и грохотало куда сильнее, чем в прошлом году. А потом разом тихо-претихо стало! И слышится Аскеладдену, будто у самых дверей сеновала конь ржёт. Подкрался он к дверям, в замочную скважину глянул и обомлел: там и впрямь конь осёдланный стоит, сено жуёт. Такого рослого, ухоженного, откормленного коня Аскеладдену видеть не доводилось. Куда прежнему до этого! А на спине у коня доспехи рыцарские чистого серебра будто звезды горят!

«Ого-го-го! Стало быть, это ты нашу траву по ночам лопаешь! — подумал Аскеладден. — Не бывать больше этому! »

Схватил он огниво, что в кармане у него лежало, да через гриву коня и перекинул. Конь тут же как вкопанный стал, будто кто в цепи его заковал, — сам Аскеладдену в руки дался.

Вскочил крестьянский сын коню на спину и прочь поскакал. Спрятал он коня в потайном местечке, где первый пленник его стоял, и домой пошёл.

Приходит, а братья давай над ним, как и в прошлый раз, глумиться да насмехаться:

— Ну как там нынче на зеленом лугу? Ни травинки, верно, не осталось?!

— А вы сами посмотрите! — отвечает Аскеладден.

— Ладно, поглядим, хорошо ли ты зелёный луг сторожил! — рассердились братья.

Пришли они на зелёный луг, а трава там по-прежнему густая и высокая.

Что тут с братьями сделалось! Видеть младшего не могут, носы от него воротят. А Аскеладдену хоть бы что: за печкой сидит, песенки напевает.

Ещё год минул. Пришла пора траву на лугу зеленом сторожить. Не хотят старшие братья на сеновал идти: насмерть в первый раз испугались, забыть про то никак не могут. Один Аскеладден ничего не боится!

Снова пошёл он на сеновал, лёг на сено, прислушался. Загремело вдруг, загрохотало, земля затряслась. Потом второй раз, третий! Только гремело и грохотало куда сильнее, чем в прошлом году. Последний раз как грохнет — Аскеладден к другой стенке сеновала отлетел! А потом разом тихо-претихо стало! И чудится Аскеладдену, будто у самых дверей сеновала конь ржёт. Подкрался он к дверям, в замочную скважину глянул и обомлел: там и впрямь конь осёдланный стоит, сено жуёт. Такого рослого, ухоженного, откормленного коня Аскеладдену видеть не доводилось. Куда двум прежним до этого! А на спине у коня доспехи рыцарские чистого золота будто месяц сияют!

«Ого-го-го! Стало быть, это ты нашу траву по ночам лопаешь! — подумал Аскеладден. — Не бывать больше этому! »