Эдудант и Францимор

Эдуданд и Францимор

ГЛАВА 1

ГОСПОЖА КОЛДУНЬЯ, ЕЁ ДЕТКИ И ДОМАШНИЕ ЖИВОТНЫЕ

Стоял в одном тёмном дремучем лесу красивый чистенький домик. Если бы кто случайно забрёл в эти места, он прочёл бы на дверях такую надпись:

И ниже — буквами помельче:

Как видно из этой таблички, в домике жила известная всей округе да и всему чешскому королевству популярная колдунья — госпожа Крутибаба. Старушке уж перевалило за полтораста, но для такого преклонного возраста она выглядела ещё довольно бодро и свежо. Колдовское ремесло унаследовала она от отца, прославленного волшебника, по имени Верти-паша. Покойный папенька оставил ей свои волшебные книги, где содержатся все тайны и колдовские заклинания. Завещал ей покойный Верти-паша и все своё колдовское оборудование.

У мадам Крутибабы был белый козёл, по кличке Рудольф. Он умел оборачиваться кем угодно, а чаще всего превращался в разъездного торгового агента. В таком виде он отправлялся путешествовать и собирал для своей хозяйки заказы.

Бок о бок с Рудольфом в домике Крутибабы коротал свой век старый дракон, по имени Змеевидес. Этот дракон помнил самую седую старину и знал назубок всех чешских королей из рода Пршемысловцев [1] да, кроме того, всех правителей из династии Люксембургов [2], под властью которых, прожил свои молодые годы.

Был это довольно дряхлый дракон. Огненные глаза его потухли от старости, а из пасти вилась лишь тоненькая струйка дыма. Пламя в его утробе постепенно угасало, и только язык ещё оставался раскалённым. Дровосеки в лесу закуривали от него свои трубки. Старый дракон рад был услужить каждому курильщику. А когда в его услугах никто не нуждался, посиживал себе перед домиком, задумчиво выпуская из пасти дым, и вспоминал те далёкие времена, когда ему поручали сторожить очаровательных молодых принцесс.

Нельзя тут не упомянуть и о чёрном коте, по кличке Смакун, — таком учёном и мудром, как мало кто из людей. Смакун умел даже говорить человеческим голосом, хотя вообще разговаривать не любил, а предпочитал слушать, что рассказывают другие: он весьма заботился о своём образовании и всегда радовался случаю чему-нибудь поучиться. У него был красивый почерк. Поэтому он вёл бухгалтерские книги своей хозяйки и её деловую переписку. А глаза его светились в темноте, как автомобильные фары; по вечерам они заменяли Крутибабе лампу, и колдунья была чрезвычайно довольна, что экономит на освещении.

Госпожа Крутибаба имела двух сыновей: одному пошёл уже шестьдесят девятый годок, другой был на два года моложе. Оба рослые бойкие мальчики, но совсем разной наружности. Старший, которого звали Эдудант, был толстый и круглый, как бочонок или кадушка. Когда он укладывался спать, тяжёлая железная кровать трещала под ним, а когда во сне ворочался с боку на бок, подымался такой тарарам, что все в округе озабоченно поглядывали на небо, ожидая грозы.

А младший был полной противоположностью брата. Звали его Францимор, и был он тоненький как тесёмка либо шерстяная нитка, какой вышиваю узоры. И что удивительнее всего — лицо и тело у него были ярко-красные, а к тому же он ещё любил одежду крикливо-красного цвета. Мадам Крутибаба нередко, любуясь им, недоумевала, в кого же этот мальчик пошёл, ведь отец его был могучий широкоплечий удалец, да и сама она, как говорится, женщина в теле.

Эдудант был невероятный обжора. Он поглощал такую уйму еды, что просто сказать стыдно. Утром за завтраком, он выпивал столько кофе, сколько войдёт в цистерну для бензина. При этом он съедал по меньшей мере десять буханок хлеба и требовал чтобы каждый кусок намазывали слоем масла не тоньше двух сантиметров. Только поел и уже ждёт не дождётся обеда, путается у матери под ногами клянчит чего-нибудь перекусить, ноет, что голоден.

А Францимор, наоборот, мог совсем ничего не есть. В кармане его куртки лежала крошечная ложечка; зачерпнёт он ею за обедом три рисовых зёрнышка либо три горошинки и говорит, что сыт… И потом уж целый день ничего в рот не берет. Мадам Крутибаба ужасно боялась, как бы её мальчик не нажил чахотки, но всегда скоро успокаивалась, так как Францимор был на редкость здоровый и подвижной.

В остальном она была довольна своими мальчиками, то и дело любовалась ими и говорила каждому встречному и поперечному, что таких прелестных деток, как у неё, в целом свете не сыщешь.

И в самом деле, сыновья доставляли мамаше немало радости. Оба были наблюдательны, сметливы, оба под руководством мадам Крутибабы рано постигли искусство колдовских чар и помогали мамаше в её ремесле. Бывало, затеет мадам Крутибаба стирку, а тут, как на грех, заказ за заказом — прямо хоть разорвись. Один требует, чтобы она соседских коров сглазила — пускай, мол, кровью доятся вместо молока; другой — чтоб соседские хлеба град побил; какой-нибудь крестьянин ждёт не дождётся, когда колдунья его старика отца со света сживёт, чтобы тот зря семью не объедал; а девице хочется, чтобы мадам Крутибаба сейчас же ей жениха приворожила. Где же тут сразу одной управиться, и колдунья не могла нахвалиться своими сыночками. Часто она благодарила судьбу за то, что может теперь спокойно глаза закрыть: есть, мол, на кого заведение оставить.

На Эдуданта и Францимора можно было во всём положиться. Когда мать надолго уезжала по своим делам, они вели хозяйство, за колдуньиными зверюгами ухаживали, заботились, чтобы Рудольф, Змеевидес и Смакун ни в чём недостатка не терпели, корм получали вовремя. На их попечении была и вся остальная животина — к примеру, летучие мыши и совы, которых колдунья держала великое множество, так как в её деле они были очень нужны. Накормив и напоив все зверьё, оба сыночка шли в лес искать золотой папоротник или другие колдовские травы и волшебные коренья — для пополнения домашних запасов.

ГЛАВА 2

ЭДУДАНТ, ФРАНЦИМОР И ОКРУЖНОЙ ШКОЛЬНЫЙ ИНСПЕКТОР

Случилось это осенью того года, когда мадам Крутибаба начала головой качать. Все качает и качает, пока сыновья не спросили её:

— Мамочка, что ты все головой качаешь?

— Почему, сыночки мои, я головой качаю? — промолвила старушка. — А потому качаю, что ей-ей совсем одурела.

Стали сыновья допытываться, почему же это их мамочка вдруг одурела. И она объяснила:

— Да вот в толк никак взять не могу, что такое происходит: вызываю, скажем, злых духов и разных там чудовищ и столько на это времени трачу, словно адские страшилища не хотят на мой зов идти. Бывало, только рот раскроешь — они тут как тут, а теперь упрашивать приходится. И только покажутся, не успеешь с ними поговорить хорошенько, как уж опять исчезли, паром изошли.

— В чём же тут дело, мамочка? — спросил Эдудант.

— Я сама долго не понимала, — ответила старушка, — но потом всё-таки догадалась. Вижу как-то раз: красень наш трещину дал. Сквозь неё-то и удирают от меня духи.

Красень — железное колесо такое, на котором изображены все небесные планеты. Станет старушка посреди этого магического круга и давай громовым голосом адских чудищ скликать и заклинать. И все они должны были в мгновение ока явиться и все исполнить, что колдунье в голову взбредёт.