Рассказы

К вечеру мы уже безошибочно запоминали по тринадцати предметов.

Одно было плохо: мы запоминали с разной скоростью. Быстрее всех запоминал Блин. Он начинал ворчать и ругаться, когда мы поднимали газету, чтобы посмотреть еще раз.

- Нет, дальше так не пойдет, - наконец заявил он. - Давайте каждый по отдельности. Мы только мешаем друг другу.

Я шел от Орьки домой в отличнейшем настроении. Давно у меня уже такого не было. Все казалось легким, доступным и невероятно красивым. А эти самые двойки по разным предметам, и все страхи, и все волнения - это же чепуха, шелуха, дым... Вот какое было настроение.

Дома я еще раз попробовал. Выгреб из старого пенала разное мелкое барахло - пуговицы, винтики, перышки, огрызки карандашей, - разложил все на столе, внимательно ко всему присмотрелся, а потом прикрыл листом бумаги и начал вспоминать. Откинул бумагу, посмотрел - точно! Все будто отпечаталось у меня в памяти. Даже дырки на пуговицах запомнил и что как лежит.

На другой день я уже не мог остановиться - запоминал все, что на глаза попадалось: вывески магазинов, количество окон в домах, номера автомобилей.

В классе я заметил, что Блин тоже оглядывается по сторонам и время от времени закрывает глаза. Тоже, наверное, запоминает. Только Орька сидел спокойно и внимательно смотрел на Сергея Ивановича, нашего географа. Но мне показалось, что он тоже что-то запоминает, - может быть, пуговицы на пиджаке и на рубашке Сергея Ивановича.

На первой же перемене мы бросились друг к другу.

- Пятнадцать! - крикнул я.

- Шестнадцать! - отозвался Орька.

- Восемнадцать! - сказал Блин.

Через три дня я безошибочно запоминал двадцать семь, Орька тридцать, а Блин тридцать четыре. Правильно было написано в книжке: с каждым разом становилось все легче.

На седьмой день тренировки я нагнал Юрку Блина по дороге в школу.

- Привет! - сказал я.

- Пятьдесят два! - воскликнул он. - А ты?

- Сорок четыре.

Орька поджидал нас в классе.

- Сорок девять! - заорал он, едва мы отворили дверь.

В тот же день произошла удивительная история на математике. Постукивая мелком по доске, Игорь Николаевич рисовал треугольники, что-то писал и объяснял.

Орька дернул меня за рукав и прошептал, что индийские йоги - самые умные люди на земле. К нам повернулся Блин и заявил, что общение в школе надо начинать не с каких-то глупых правил, а с тренировки памяти, и тогда все были бы отличниками.

Как раз в эту минуту Игорь Николаевич кончил объяснять стер с доски и подошел к своему столу.

- Соколов, - сказал он, - я вижу, что вы очень хорошо знаете материал. Объясните всем еще раз, почему против большего угла лежит большая сторона.

Я встал, подошел к доске и взял в руку мел.

Я только краем уха слышал, что треугольники надо наложить друг на друга. Зато все, что чертил и писал Игорь Николаевич, я запомнил прекрасно. Мне достаточно было одного взгляда на доску, потому что я запоминал сорок четыре предмета со всеми их признаками.

И я все написал в точности, как было написано у Игоря Николаевича. И пока писал, шаг за шагом вспоминал все, что говорил математик, и повторил слово в слово, будто он сам мне подсказывал.

Я стоял у доски и сам не верил себе. Неужели запоминание стало автоматическим? Неужели я дошел до второй ступени совершенства сознания, когда уже не требуется никакого напряжения и мозг впитывает в себя все, как губка?

Игорь Николаевич, видимо, тоже не верил. Он несколько раз подозрительно посмотрел на меня, покачал головой и сказал:

- Странно. Очень странно. Очень. Ну что ж, Соколов, садитесь. Все правильно.

И склонился над журналом.

Ирка с передней парты просигналила: "Пять!" Я возвратился на свое место, как в тумане. Пятерка по математике! Первая в жизни! В голове у меня позванивало, и опять пришло это самое чувство, что теперь все на свете трын-трава.

Потом я исправил тройку по истории. Я так лихо начал сыпать историку все даты и события, что он махнул рукой и сказал "хватит" еще до того, как я рассказал половину заданного. И ни один человек в классе не подозревал, что дома над учебником я просидел самое большее пять минут.

Цифры и большие куски текста я запоминал теперь с лету.

Скоро у нас остались "пары" только по-английскому да еще по литературе за какие-то образы помещиков. Но теперь мы ничего не боялись - впереди у нас была целая четверть, а память у нас так быстро и так чудовищно развивалась, что мы могли заучить наизусть целый лист из учебника за десять минут. Стихотворения мы запоминали после первого чтения. Орька за три вечера просто ради интереса выучил "Медного всадника" и ходил важный, как индюк.

Началось с контрольной по математике. Мы готовились к ней изо всех сил. Мы проверяли друг друга.

- Разность квадратов двух чисел... - начинал Блин.

- Произведение суммы этих чисел на их разность, - мгновенно подхватывал Орька и добавлял: - Тридцать шестая страница, справа, на середине листа.

Вот как мы все это знали.

Контрольная была на третьем уроке. Игорь Николаевич роздал нам двойные листки и маленькие карточки, на которых были написаны примеры и условие задачи.

Сначала я взялся за примеры, но они показались мне слишком легкими, и я решил расправиться с задачей, а потом, уже под конец, решить дроби и многочлены.

- Обозначим количество мешков в машинах иксом, - бормотал я, - а сами машины игреком. Тогда получится икс плюс игрек... нет, не плюс, а минус... Нет, все-таки плюс...

В голове мелькали разные формулы, я их отчетливо видел, будто быстро листал учебник, но ни одна из формул почему-то не подходила к задаче.

Прошло уже минут пятнадцать. Я оглянулся.

Орька что-то писал, перечеркивал и опять писал, и лицо у него было спокойное. Видно, у него получалось. Дальше, за Орькой, Танька Крапивина уже проверяла готовую работу, и мне вдруг стало так обидно, что все поплыло в глазах. Я старался думать над задачей, но ничего не получалось.

Крапивина поднялась со своей парты и пошла сдавать работу. Вечно она суется первой. И руку всегда тянет первой. Отличница. Значит, если игреком обозначить мешки... Черт с ней, с задачей. Лучше сначала примеры.