Икотка (СИ)

До кладбища добрались быстро. Благо что располагалось оно недалеко от деревни, километрах в двух в противоположную от леса сторону. Кладбище было старым, неухоженным, поросло кое-где корявыми узловатыми деревцами. Тут и там на глаза попадались покосившиеся кресты, щербатые надгробия да поваленные ограды. Хоронили тут испокон веков и по сей день, кладбище разрослось, новые могилы уже занимали часть дальнего поля, которое давно уже никто не пахал и не засеивал.

Телега, подпрыгивая на кочках и торчащих из земли корнях, с трудом пробиралась по заросшей колее. Лошадь постоянно спотыкалась и недовольно фыркала, неспешно перебирая копытами. Степан её не торопил, не хватало еще кобыле здесь ноги переломать. Наконец остановились возле свежевырытой могилы. Степан с Демкой попрыгали с телеги, принялись снимать гроб. Работа пошла споро и легче, чем у бабкиного дома, будто что-то отпустило. Все делали молча, не проронили ни слова. Подтащили гроб к могиле, провели вожжи под ним, чтобы на них гроб вниз опустить, остановились попрощаться.

- Ну, бывай, баб Нюр, - сказал Степан, переминаясь с ноги на ногу. Видно было, что слова даются ему с трудом. - Покойся с миром, с Демкой все нормально будет. Слышь, Демк, не оставим мы тебя. Подсобим всегда советом, делом, теплом человеческим. Я это специально перед мамкой твоей говорю - не вру, значит, не кривлю душой. Приму тебя как сына, а Леся сестренкой будет. Ну, вот так, значит... Говорить я не мастак, пусть земля тебе будет пухом.

После слов Степан подошел к гробу, чмокнул покойницу в лоб, отошел в сторону. То же повторила Леся. Демьян осмелился подойти не сразу. Долго стоял, вперившись в землю, теребил пуговицу на рубахе, губы его тряслись. Леся подошла к нему, обняла за плечи, мягко подтолкнула вперед. Демка собрался с духом, сделал безразличное лицо, хотя видно было, что вот-вот разрыдается, подошел, обнял мать. Простоял он так долго, Степан с Лесей его не торопили, отошли в сторонку, ожидая. Наконец Демьян поднялся. Накрыли гроб крышкой, стали приколачивать. Руки у Демки тряслись, вместо гвоздя саданул себе по руке, после чего Степан его потеснил и сделал все сам. Не удержал Демка и гроб, когда опускали. Вожжа сорвалась с руки. Гроб полетел вниз, ударился о землю, хрястнуло, крышка отвалилась. Степан аж подпрыгнул, а Леся взвизгнула от неожиданности. От встряски у покойницы рот перекосило, а глаза открылись и смотрели прямо на Демку. Тот как стоял, так и сел на землю и, тихо подвывая, стал отползать назад, пока не ткнулся спиной в чье-то надгробие.

- Что-то из рук все валится у меня, - сказал Степан и спрыгнул вниз, кое-как поправил гроб, приколотил крышку. О том, что увидел у бабки слезы в глазах, он никому так и не сказал, хотя самого затрясло от жути. Кинули по горсти земли вниз и стали закапывать. На обратном пути Демку все-таки прорвало. Сначала просто заплакал, а затем завыл в голос. Степан с Лесей его не трогали, ехали молча, на душе было муторно.

***

Волокита был тих и уже который день никак себя не проявлял. Поначалу нужно привыкнуть к новому месту, осмотреться, а потом и показаться можно во всей красе. Осторожность Волоките никогда не мешала, хоть и был он нраву взрывного, нетерпеливого. Вот давеча, захотелось ему в первую ночь на новом месте поразмяться да почудить, но сдержался. И правильно сделал - много интересного для себя почерпнул, пока лежал и из глубины подслушивал. Слушал, слушал, да на ус мотал и намотал вот что. Понял Волокита, что тут ему не развернуться и лучше было не приходить сюда вовсе. Но раз уж здесь - что поделать, назад пути нет. Помехой Волокита считал тутошнего домового. Сам домовой страха в нем не вызывал, и не таких спроваживали, но этот, как его, Пафнутий, был не как все. Все домовые - а сталкивался с ними Волокита не раз - были ленивые, зажравшиеся. Особливо те, у кого хозяева были покладистые. Тем домовым только и оставалось что за печкой сидеть да хозяев через сны науськивать, что делать да как, чтобы ему, домовому, ещё удобней было. За эту лень Волокита домовых ненавидел и побыстрее старался от них избавляться. Пафнутий же в нем вызывал несколько иные чувства. Был он прыток, деятелен, а хозяев оберегал и старался труд их домашний наоборот облегчить. За это Волокита его даже зауважал. За это, и ещё за то, что Демьян Пафнутию тоже по духу не пришёлся и терпел тот его только из-за хозяев. Хороший домовой, но избавиться от него все равно придётся. Сам по себе домовой не помеха, а вот друзья его могли все попортить. Как Пафнутию удалось поладить с кикиморой и лешим, для Волокиты была загадка. Загадка не загадка, а с ними тоже нужно что-то делать, раз уж под руку попались. С этими думками Волокита и уснул, свернувшись калачом на душе у нового хозяина, порешив себя не выказывать, пока не сообразит, как их всех одолеть.

***

Идет Степан по полю, а вокруг рожь высокая, по грудь и куда ни глянь, всюду она золотая. А небо голубое-голубое, яркое-яркое, глубокое, будто вода и хочется в него окунуться, нырнуть, достать до самого дна. Ярко светит солнце, отражаясь во ржи, отчего кажется, что плывешь по золоту. И вот плывет так Степан, гладит колосья руками, счастливый, хохочет от радости. Никогда так не смеялся, никогда не было так легко, будто умер и в Ирий попал. Вдруг видит, в далеке стоит кто-то и рукой машет, а кто - не разглядеть, но до боли знакомый, родной, и зовёт этот кто-то, поторапливает. Степан ускорил шаг, заспешил, аж сердце зашлось, а на душе волнение, как на свидание собрался. Всматривается он в даль до рези в глазах, узнать пытается, и вдруг осенило его, как обухом по голове! Анюта ждёт его, живая! И вот она все ближе, ближе, можно уже и лицо разглядеть. Подбегает Степан, хватает жену, обнимает, кружит вокруг себя, а из глаз слезы сами собой брызжут, как луком натер, но то от счастья, от радости. Вдруг улыбка у Анюты спадает, лицо подергивает сумеркой и видит Степан сквозь неё темноту и очертания комнаты, будто спит он дома на кровати, а вместо лица жены дыра в иное. На мгновение лицо возвращается назад, но уже не её, а чужое,гневное и говорит Степану скрипучим голосом: "Ах ты выродок чертячий..."

***

Спать Волокита любил. Хорошие сны смотреть приятно, да и ждать становится не так тягостно, и в момент нужный ты всегда отдохнувший и полон сил. Если бы не сон, Волокита давно бы сгинул из-за своей неуемности, благо теперь никто спать не мешал, не то что в деревне. Но и тут поспать не дали... Только захрапел в новом теле, как вокруг загромыхало что-то, опрокинулось. Волокита подпрыгнул, задышал часто-часто, а внутри все бурлит, все клокочет: кто разбудил, кто посмел? Ага, Демка посреди ночи до ветру ходил, да в потьмах ведро перевернул! Тут-то терпение у Волокиты и иссякло, тут-то злоба и попросилась наружу. "Ах ты выродок чертячий!" - сказал он голосом Степана, вскочил и пошёл вразнос...

Хоть и поддавался Волокита часто внезапной злобе, но так же быстро отходил и возвращал сметливость ума. Понял он, что совершил глупость, проявил себя раньше времени, но было поздно, теперь нужно исправлять. Завертелся, закружился Волокита в бешеном танце. То мраку нагонит, то Неразбериху призовёт, пелены в глаза наплетет, прыгает из хозяина в хозяина, по потолку перебегает, мечется. Все, лишь бы его не заметили, не поняли, что он есть. Не время ещё, не время! Вот и Пафнутий ввязался - получай оплеуху домовой. Степана об стену, Лесю через стол, пинка кикиморе, пинка Демьяну, опять пинка Демьяну, люльку опрокинуть, чтобы отвлечь, снова всех раскидать. Шум, гам, переполох, сумятица - вот, что требовалось Волоките! Уф, удалось, вроде. Умаялся, спать пора!