Зелёный шум

Гошка с Митькой переглянулись.

— Куда поросят везти? — спросил Пыжов.

— Известно куда — в лагерь, — ответил Митька.

— А я думал, что ты с отцом заодно действуешь, — усмехнувшись, сказал шофёр. — А ты вон как!

— А мы думали, что ты с ним заодно, — признался Митька.

— Чтоб я на колхозное добро польстился! — обиделся Пыжов. — Плохо вы ещё меня знаете. Хоть с вами, хоть без вас, а я бы всё равно поросят в лагерь доставил. — Он покачал головой и покосился на Митьку. — Дурной же папаша у тебя. И что с ним теперь будет?

Сжавшись, Митька молча смотрел на дорогу. И зачем он только едет в колхоз? Сейчас встретит там ребят, взрослых, тётю Шуру, Николая Ивановича, и ему, сгорая от стыда, придётся обо всём им рассказать. Не расскажет он, так это сделает Гошка или Пыжов. А потом попробуй поживи в Клинцах с такой недоброй славой, какую надолго оставил там его отец. Нет, только не это, лучше он сейчас же вылезет из машины и, не заходя в деревню, уйдёт в совхоз и поступит там на работу. И с отцом не будет встречаться — видно, надолго разошлись их пути-дорожки.

Митяй потянул Пыжова за локоть.

— Ты что это? Куда? — Гошка, словно угадывая мысли приятеля, схватил его за руку и притянул к себе. — Ты теперь совсем не Кузяев. Ты, как Павлик Морозов, такое сотворил, такое сделал! И никуда мы тебя не отпустим.

Митька молчал.

— А хочешь, давай так, — продолжал Гошка. — Скажем в лагере, что это мы с тобой поросят отыскали. А Семёна подвезти попросили.

— А с отцом как быть? — спросил Митька.

— Никак. Мы про него вроде знать ничего не знаем. И про загончик в лесу помолчим.

Митяй с удивлением посмотрел на Гошку и с трудом выдавил:

— Только ты сам говори. Я не могу.

Через несколько минут грузовик с поросятами повернул к летнему лагерю.

Маяк над лагерем

В лагере Гошка с Митяем, кроме Александры, застали ещё ребят и Николая Ивановича.

Выпустив в стадо привезённых на грузовике пятерых поросят, Гошка рассказал, где они с Митяем нашли их и как Пыжов выручил ребят своим грузовиком.

— И везёт же вам! Больше всех поросят разыскали, — завистливо вздохнул Борька Покатилов и попросил Митьку, который молча стоял поодаль, рассказать обо всём поподробнее.

— А чего там подробнее, — буркнул Митька. — Всё так и было. Шли, шли и нашли.

Пыжов с удивлением покосился на ребят и тоже ничего не стал добавлять к словам Митьки.

— Теперь всё стадо в сборе, только двух голов не хватает, — сказала Александра и посмотрела на ребят. — Даже не знаю, как и благодарить вас. Такие поиски провели… легче иголку в стоге сена найти, чем этих беглецов. В школу, что ли, сообщить про вашу команду.

— Можно и в школу, — согласился Николай Иванович. — И на собрании мы о ребятах доброе слово скажем. Неплохое, мол, у нас в колхозе пополнение растёт: молодое, ретивое, неотступное. Как это у поэта Некрасова сказано:

— А мы не одни поросят искали, — сказала Елька. — Нам много людей помогало.

— И это верно, — кивнул Николай Иванович. — Твой лагерь, Александра, вся округа поддерживает. Я вот в газету об этом хочу написать.

В этот же день, к вечеру, в лагерь заявился Ефим Кузяев и притащил в мешке пойманного им в лесу шестого поросёнка.

Александра несказанно удивилась и тому, что брат оказался в Клинцах, и тому, что он принёс такую ношу.

— Откуда у тебя поросёнок? — спросила она.

— Уж будто бы ты и не знаешь, — криво усмехнулся Ефим и рассказал, как сегодня его предал собственный сын: угнал из оврага машину с поросятами. — Видала, каков сынок? На отца, можно сказать, руку поднял. В другое время за такое шкуру спустить мало, а ныне — терпи да помалкивай.

— Вот оно как! — вырвалось у Александры. — А Гошка с Митей по-другому сказывали, будто они сами поросят выловили.

— По-другому?! — Поражённый Ефим отступил назад. — Ишь ты, пожалели меня ребятишки.

— Мало того, что пожалели. Они же тебя от чёрного дела отвели. — Александра сокрушённо покачала головой. — Эх, Ефим, Ефим, до чего ты докатился! В колхозе чужаком стал, сына забросил. А ведь мы теперь по-другому живём, по правде, по совести. Распрямились, как после дождя. И дышать легче, и силы прибавилось, и вера появилась, что к хорошему идём.

— Слышал, знаю. О твоих делах далеко шум пошёл.

— Встряхнись ты, Ефим, одумайся, переломи себя. Не последний же ты человек на свете. И руки у тебя есть, и голова на плечах. Вот и покажи людям, на что ты способен.

— Да и кто ж мне, такому, поверит? Я в грехах по горло завяз.

— Поверят, все грехи спишут, только бы совесть у тебя проснулась.

— Ладно, сестрица, время покажет, — отмахнулся Ефим. — А пока мне всё же лучше в город податься, подальше от Клинцов. Вот зашёл Митьку предупредить, чтоб он тоже здесь не задерживался.

— Пустые хлопоты, Ефим, — вздохнула Александра. — Потерял ты пока сына… не поедет он с тобой.

— Как это не поедет? Сын всё же!

— Тогда ищи его, зови.

Весь вечер Ефим разыскивал по колхозу Митьку, но тот так и не показался ему на глаза.

К концу недели в районной газете появилась небольшая заметка, в которой Николай Иванович благодарил за помощь лагерю и пастухов из совхоза «Первомайский», и школьников из Ольховки, и бабку с внучкой из колхоза «Красный луч», и шофёра Пыжова. Заметка называлась «Честные люди».

— Люди, конечно, не в пример прежним, — прочитав заметку, согласился дед Афанасий. — Но поросят всё же беречь надо.

Он тщательно осмотрел всю изгородь в лагере и потребовал от Александры, чтобы её срочно починили.

— А надо ли на ремонт тратиться, — заметила Александра. — Может, поросятам свободный выгул дать, на волю их выпускать почаще. Мы вот со Стешей уже подумываем об этом.

— Да они ж, орда дикая, потопчут всё, разбегутся, — заспорил дед Афанасий.

— А помнишь, дедушка, как поросята после грозы на картофельном поле паслись? — сказала Стеша. — Сами себе корм добывали.

— Так их же пасти надо, стеречь. А где же свинопасов на такую ораву найдём?

— Электропастуха поставим. Одного на всё стадо.

Свинарки посоветовались с Николаем Ивановичем, и было решено выпустить поросят на вольный выпас.

Делянки с посевами клевера, кукурузы и люцерны разбили на отдельные участки. Дядя Вася поставил столбы, натянул между ними проволоку и пустил по ней электрический ток.

Когда всё было готово, поросят из лагеря выпустили кормиться в поле, на клетки с травами.

Свинарки, дед Афанасий и ребячья команда, вооружившись палками и хворостинами, внимательно следили за «ордой», чтобы не дать ей разбежаться.

Но зелёная сочная трава была так вкусна, что поросята с жадностью принялись её есть.

Когда же они пытались перебраться через проволоку, — получали лёгкий щелчок и отскакивали в сторону. Электрический пастух исправно делал своё дело — не пускал поросят за пределы огороженных клеток.

Насытившись, поросята возвращались в лагерь, пили воду, отдыхали под навесом, потом опять шли на вольный выпас.

Когда вся трава была съедена, электропастуха перенесли на новые клетки.

Теперь уж не надо было косить траву и возить её в лагерь — поросята сами добывали себе корм.

— Тётя Шура, крёстная, а что же мне-то осталось делать? — с удивлением спросила Стеша, когда поросята привыкли к вольному выпасу. — Вы же теперь и одна со всем стадом управитесь.

— Да и ты сможешь, — согласилась Александра. — А что верно, то верно: вдвоём в одном лагере нам делать нечего.

— Так и должно быть, — сказал Николай Иванович. — У передовых свинарей так и задумано: людей на ферме пс меньше, а поросят побольше.

Стеше даже взгрустнулось. Она привыкла к своей «крёстной», как она называла Александру, привязалась к ней, мне тому у неё научилась.