Джек-Соломинка (Часть 1-5)

...Скоро зацветут и дикие яблони. Через два-три дня они с Джоанной пройдут по лесу, раздвигая белые ветви, а лепестки будут ложиться на их плечи, как снег...

Куртка была слишком тесна, в прелом сене было слишком душно, Джек дышал с трудом. Все в мире как будто остановилось и ждало чего-то от юноши. Только там, высоко за тучами, быстро шла луна. На ней ясно было видно, как злой брат поднимал на вилы доброго брата2. Сколько сотен лет в каждое полнолуние люди смотрят на это страшное дело!

Джек облизал пересохшие губы... В Дизби двое братьев тоже влюбились в одну девушку. Они подрались на сенокосе и пустили в дело серпы, а мать их в это время плакала и просила помощи у прохожих. Только напрасно старший брат взял на свою душу тяжелый грех: девушка все равно досталась сэру Гью Друрикому. Дело было давно, лендлорд был тогда еще хорош и молод и не прочь был пошутить с деревенскими красотками.

- Джоанна! - пробормотал юноша. Ему казалось, что это имя может спасти от тоски, от духоты, от гнева и отчаяния.

- Тише! - ответил голос. - Я посмотрю, нет ли кого-нибудь в сарае, и сейчас же вернусь к тебе.

Джек поднялся и следил за тем, как отец Джон, неслышно ступая, прошел вдоль стены и повернул обратно.

- Все спят, - сказал он спокойно. - Ну, молодец, сегодня я нуждаюсь в твоей помощи. Что ты скажешь на это объявление Саймона Сэдбери? - добавил он, присаживаясь рядом, отчего воз, скрипнув, осел на одну сторону и далеко двинулся вперед. - Без труда ведь можно заработать денежки, а? Да к тому же его преосвященство и потом не оставит своей милостью юношу, доставившего ему такую жирную рыбку. Если ты только заикнешься...

- Вы говорите обо мне? - спросил Джек с удивлением.

Луна светила ему прямо в глаза, и, как видно, было в этом лице что-то такое, что заставило попа оборвать фразу.

- Сейчас много народу шатается без дела с пустым желудком и без фартинга в кармане, я говорю о них, - пробормотал он.

Да, голодного люду много шатается сейчас по дорогам, это Джек видел собственными глазами.

- Надо пересидеть где-нибудь это время, - сказал он тихо. - Разве у вас нет друзей?

- Сидеть, спрятавшись где-нибудь на задворках? - переспросил поп задумчиво. - Подводить своих друзей под немилость архиепископа? Самому бояться проронить слово? Какая же польза людям от безголосого соловья? добавил он, подталкивая Джека кулаком в бок, и тот понял, что поп напоминает ему их последний разговор у Гревзендских боен. - Пускай лучше меня бросят в тюрьму, а я из окна каждую пятницу буду говорить добрым людям проповедь, пока архиепископу это не надоест и пока он не отпустит меня на все четыре стороны... О, только не молчать, только не молчать, потому что какая может быть людям польза от безголосого соловья!

- А какая может быть людям польза от мертвого соловья? - в тон ему ответил Джек. - Дело не в тюрьме. Архиепископ сможет от вас избавиться и другим способом!

- О, когда бы ему удалось захватить меня где-нибудь на безлюдной дороге! - сказал поп со злобой. - Меня удавили бы моим собственным ремнем и бросили бы в ров на съедение псам. Но это ему не удастся. Я доберусь в Медстон и там среди бела дня отдамся в руки врагов. Это будет в базарный день, в пятницу, на главной улице города. Сотни людей разнесут эту весть по всем графствам. И Джон Гентский, регент и поборник дьявола, и благочестивые сэр Никлас Герефорд, и Джон Эстон, и Лоренс Бидмэн из Оксфорда, и их господин и учитель Уиклиф вступятся за меня, чтобы досадить архиепископу. Когда дерутся двое больших псов, маленькой собачке перепадает косточка.

И Саймон Сэдбери, который равно боится Джона Гентского и Уиклифа, против своей воли должен будет меня отпустить.

Поп скрипнул зубами, как ребенок, во сне мучимый кошмарами.

Он взял руку Джека, приложил к своей груди и так сидел несколько минут, покачиваясь, точно от сильной боли.

- За богохульство отрезают людям языки, - наконец сказал он глухо, но надо думать, что мы все скоро онемеем, потому что кровь мучеников вопиет к небесам, а небеса молчат.

Джек в испуге дернулся, он хотел осенить себя крестом, но поп еще крепче прижал его руку к своей груди.

Под пальцами Джека что-то хрипело и свистело, а сердце попа тяжело поднимало складки рясы на груди.

"Точно кабан, притаившийся в речных зарослях", - подумал Джек.

- Одного лорда из ваших мест в лесу хватил удар, так как он слишком много съел и выпил в этот день, - сказал поп, понемногу успокаиваясь. Падая, он расшиб себе голову о сук. Шесть дней он лежал без языка и памяти, и в убийстве обвинили его виллана, у которого были с сеньором старые счеты... Что же ты не любуешься на луну, малый? Виллана приговорили к смерти, а так как он убежал, вместо него взяли его старуху мать. Дело было в замке Друриком. Это, кажется, где-то в ваших местах?

- Да, - пробормотал Джек в ужасе. - Дальше! Что сделали с женщиной?

- Она умерла бы в погребе, если бы лорд не пришел в себя и если бы народ не узнал обо всем случившемся, - добавил поп. - Старуху звали Джейн Строу. Я в ту пору недели три проповедовал в Дизби, Эшли и Эрунделе. Да-да, старая Джейн Строу, так ее называют, хотя ей навряд ли исполнилось тридцать семь лет. А неделю назад лорд-канцлер, архиепископ Саймон Сэдбери, послал жемчужное ожерелье и штуку утрехтского бархата3 в дар женщине, которую зовут Элис Перрейрс. Когда мне было двадцать лет, ей уже стукнуло пятнадцать, а ее и по сию пору считают молодой и красивой.

- Она красивая. Я ее видел на турнире в королевской ложе, - сказал Джек.

Поп задохнулся от бешенства. Он отбросил руку Джека и вскочил на ноги.

- Иди к ним! - закричал он, забыв об осторожности. - Носи за ними шлейфы, в которых гнездятся все пороки, подавай им плащи, купленные на слезы и отчаянье бедных людей, дослужись до чина дворецкого или бейлифа и вымоли себе кусочек земли у барина. Ты легко сможешь составить себе счастье. Но до этого ты должен выколоть или выжечь свои глаза, чтобы они не обманывали добрых людей своим чистым и ясным взглядом!

Поп протянул руку, и Джек невольно отшатнулся: ему показалось, что Джон Бол тянется к его глазам.

- У тебя есть посерьезнее дела, чем шататься по турнирам и заглядываться на королевские ложи, - проворчал поп, успокаиваясь и снова присаживаясь рядом.