Когда-то, давным-давно

Король Бародии тоже не представлял.

Он проснулся утром и тут же ощутил непривычный холодок на щеках. Пощупав их, он немедленно понял, что случилось самое худшее.

- Эй там! - позвал он часового.

- Слушаю, ваше величество, - ответил часовой, осторожно появляясь в дверях.

Король немедленно отвернулся к стене и натянул на голову одеяло.

- Пришлите ко мне Советника.

Когда Советник вошел в палатку, он увидел лишь спину августейшего монарха.

- Советник, - начал король, - приготовьтесь, вас ожидает удар.

- Да, сир, - ответил Советник, заранее дрожа от страха.

- Вы сейчас увидите то, чего не видел ни один человек за всю историю Бародии.

Советник схватился за сердце. В следующий миг палатка поплыла у него перед глазами, и больше он уже ничего не видел.

Когда он пришел в себя, король поливал его водой из кувшина и бормотал в ухо грубые слова утешения:

- О, ваше величество, - лепетал бедный Советник, - ваше величество! Я не знаю, что сказать, ваше величество.

Он пытался стряхнуть с себя воду, и она тонкими струйками стекала на пол.

- Возьмите себя в руки, - твердо приказал король. - Нам понадобится вся ваша мудрость, хоть ее и нельзя назвать чрезмерной, чтобы выпутаться из этой историк.

- Ваше величество, кто осмелился совершить это вопиющее преступление?

- Откуда мне знать, идиот? Вы что, думаете, я бы им дался, если бы не спал?

Советник приосанился и слегка надулся. На самом деле, он привык выслушивать и не такое, но от человека с парой устрашающих рыжих бакенбардов. А когда вас оскорбляет человек с простым, круглым и не внушающим никакого трепета лицом - это совсем другое дело.

- Что ваше величество намерено предпринять? - холодно осведомился Советник.

- Я полагаю, надо поступить следующим образом. Основная тяжесть ляжет на ваши плечи...

Советник не удивился. К этому он тоже привык.

- От вас потребуется сообщить эту новость народу в наиболее пристойной форме. Вы скажете, что я веду переговоры с одним великим волшебником, тайно посетившим меня, и поэтому сегодня утром не выйду. Попозже вы сообщите, что волшебник нашел способ победить подлых евралийцев, но что победа может быть достигнута лишь путем великой жертвы с моей стороны и что для блага моего народа я согласен ее принести. Потом вы торжественно объявите, что жертва уже принесена и что она состоит в том... А почему все эти идиоты так развеселились?

На улице к небу взлетали взрывы мощного хохота.

- В чем дело?! Пойдите и посмотрите. Советник осторожно выглянул наружу. Он вернулся к королю и, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал как можно более беспечно, доложил:

- Да так - шуточная эмблема, которую вывесили евралийцы над своим лагерем. Вряд ли она позабавит ваше величество.

- Действительно, мне сейчас не до шуток. Вернемся к делу. Как я уже говорил, вы объявите людям, что великая жертва, которую ради них принес государь, состоит в том... Опять они... Я должен посмотреть сам. Откиньте полог!

- Но вашему величеству это не покажется смешным.

- Вы что, намекаете, что у меня нет чувства юмора? - заносчиво спросил король.

- О нет, сир, но ведь бывают определенного рода шутки - шутки несколько дурного тона, которые, естественно, не рассчитаны на такой деликатный вкус, как у вашего величества. Эта произвела на меня именно такое впечатление.

- Я и сам разберусь, без вашей помощи. Сейчас же откройте дверь.

Советник открыл дверь, и глазам короля, развеваясь на легком ветерке чуть пониже королевского штандарта Евралии, предстали его собственные горячо любимые бакенбарды.

Короля Бародии трудно было назвать симпатичным человеком, и дочери его отнюдь не блистали красотой, но бывали моменты, когда он не мог не вызывать искреннего восхищения. Вот, например, как сейчас.

- Можете закрыть дверь, - обратился он к Советнику. - Инструкции, только что полученные вами, - продолжал он тем же ледяным тоном, - отменяются. Мне надо подумать.

И он стал думать, меряя решительными шагами палатку.

- Вы тоже можете думать, - неожиданно мягко сказал он Советнику, - и если вам придет в голову что-нибудь не совсем бессмысленное, предлагайте.

Он продолжал расхаживать по палатке и вдруг остановился как вкопанный перед большим зеркалом. В первый раз, с тех пор как ему исполнилось семнадцать, он увидел свое лицо, не украшенное бакенбардами. Не в силах оторвать взгляда от отражения, он поманил рукой Советника.

- Идите-ка сюда, - сказал он, притягивая его за рукав. - Посмотрите, - он указал рукой на зеркало.

- Это действительно я? Зеркало не врет? Это правда мое лицо?

- Да, сир.

Король еще некоторое время как зачарованный вглядывался в отражение, а потом повернулся к Советнику и с негодованием заявил ему в лицо:

- Ты трус! Малодушное, жалкое, начиненное бумажной трухой подобие человека! И ты раболепствуешь перед таким королем?! Да мне надо дать пинка!

Советник вспомнил двадцатиодномильный пинок, некогда полученный им самим, и отвел было ногу для удара, но призадумался.

- Но вы можете дать мне сдачи, - предположил он.

- Конечно, дам, - без тени сомнения в голосе отвечал король.

Советник пребывал некоторое время в нерешительности, а потом выразился следующим образом:

- Я думаю, мелкие личные ссоры перед лицом общего врага следует считать предосудительными.

Король взглянул на него, коротко рассмеялся и снова стал ходить.

- Опять это лицо... Нет, ничего не выйдет. Я не смогу править страной в таком виде. Придется отречься.

- Но, ваше величество, это ужасное решение! Разве вы не можете удалиться в изгнание на то время, пока бакенбарды не отрастут. В конце концов, это...

Король остановился прямо напротив Советника и мрачно посмотрел на него сверху вниз.

- Советник, эти бакенбарды, которые вы только что видели развевающимися на ветру, целых сорок лет были моим проклятием. Все эти сорок лет я жил по их указке. Приходилось вести себя не так, как мне велел характер - добродушный и общительный, - а как хотели эти дурацкие штуки. Я играл роль, которая сначала причиняла мне одни неудобства, но потом, увы, я к ней привык. И все равно, то, что вы наблюдали каждый день, никогда не было моей подлинной сущностью, которую вы без труда прочтете на этом вот лице. - Он показал рукой на зеркало.