Чистое золото

— Доволен Петр Петрович, — сказала Лиза.

— А я-то как довольна!.. — воскликнула Тоня. — Давно так хорошо не было. Все мне нравится: и день, и ребята, и ты.

— Неужели и я? А я думала, что, кроме Жени, тебе никого не надо.

— Будет тебе, ревнивица! Как не стыдно к Женечке ревновать!.. Нет, в самом деле, мне кажется, что нигде нет такой школы, как у нас. И Надежда Георгиевна у нас особенная…

— Кулагина, пилу держите ниже, — сказал, неожиданно появляясь из-за дерева, Петр Петрович. — А насчет Надежды Георгиевны это вы верно…

Он отошел, оставив девушек немного смущенными, оттого что преподаватель слышал их разговор.

— Стал на «вы» обращаться, — прошептала Лиза. — До шестого класса «ты» говорил… А чудно, Тоня, что скоро все начнут называть нас «Лизавета Панкратьевна», «Антонина Николаевна». Важные будем!

— Меня отец и сейчас все Антониной Николаевной величает.

— А меня еще никто по отчеству не называл.

На лице Лизаветы Панкратьевны появилось на миг холодное и неприступное выражение, но тут же исчезло, и попытка изобразить почтенную особу кончилась тем, что Антонине Николаевне был показан язык…

Мальчики подтаскивали распиленные стволы к дороге. Одна машина с дровами уже ушла, другая собиралась уезжать. У дороги выросла груда сложенных бревен. Андрей придумал скатывать готовые бревна по двум гладким толстым стволам, как по рельсам.

— Рационализация! — хвастался Мохов. — Экономит время и рабочую силу. Усовершенствованный новейший самокат!

Тоня совсем забыла о времени. Она чувствовала себя необыкновенно сильной и здоровой. Ей казалось, что с каждым спиленным деревом силы ее увеличиваются.

Внезапно все закричали. Оказалось, что Петр Таштыпаев и Стеша Сухих «посадили» высокую сосну. Она упала вершиной в развилину большой голой березы и теперь висела, не доставая до земли. Стащить ее вниз не было никакой возможности.

Тоня глядела на это висящее дерево. Будет теперь висеть и сохнуть. Не выпустит мягких зеленых свечек весною, не даст людям тепла и березе расти помешает…

Оклик «берегись» дошел до слуха Тони словно издалека. В тот же миг она сообразила, что кричат давно и предостережение относится именно к ней. Тоня отскочила в сторону, и раскидистая ель с мягким шумом упала как раз на то место, где только что стояла девушка.

Тоня бессознательно отбежала еще на несколько шагов. Тут ее оглушил новый крик «берегись», и толстое бревно больно ударило по ноге. Она охнула и опустилась в снег.

Ушибло Тоню бревном, свалившимся с моховского «самоката». Вокруг девушки столпились товарищи.

— Больно, Тосенька? Встать не можешь? — спрашивала встревоженная Женя.

— Разиня! Ворон считает, не видит, куда идет! — кричала Лиза.

— Да это ничего! Ничего, я сейчас… — пыталась храбриться Тоня.

Она приподнялась с помощью друзей, но ступить на ушибленную ногу было невозможно.

— Эй, задержите машину! — крикнул Петр Петрович. — Придется кому-нибудь отвезти Кулагину в амбулаторию.

— Доктор Дубинский уже ушел, — взволнованно сказал Анатолий, взглянув на часы.

Он бросил работу, услышав о несчастье с Тоней, и теперь смотрел на девушку, не зная, что надо делать, как ей помочь.

— Можно прямо к нам домой, — предложила Нина.

— А вдруг он в больнице? Нет, мама как раз начинает работать в амбулатории, к ней надо на прием.

— Правильно, к Зинаиде Андреевне, — решил Петр Петрович. — Ты и вези, Соколов… Впрочем, — быстро прибавил он, видя растерянность Толи, — ты здесь нужен. Пусть Пасынков едет.

Тоня, морщась от боли, доковыляла до грузовика. Александр Матвеевич и Петр Петрович усадили ее в кабину, Ваня забрался в кузов, и машина тронулась.

Соколов долго смотрел ей вслед. Он ругал себя, что не упросил Петра Петровича отправить его с Тоней. Растерялся, не хватило сообразительности… Как ему хотелось быть рядом с ней в трудную для нее минуту! Может быть, удалось бы и поговорить, загладить свою глупую выходку на каникулах, после которой Тоня почти не глядит на него.

А что сказала бы мама, если бы он приехал? Конечно, подумала бы, что он попрежнему старается быть поближе к Тоне… Нет, она поняла бы, что эту помощь он окажет любому человеку…

Зинаида Андреевна, знавшая, что десятиклассники работают в лесу, удивилась и испугалась, увидев перед собою Пасынкова.

— Что-нибудь случилось, Ваня? — спросила она, стараясь говорить спокойно. К этому приучил ее сын, не выносивший «материнской паники», как он выражался.

— Тоне Кулагиной ногу зашибло. Посмотрите, Зинаида Андреевна?

— Как же вы так неосторожно? Ведите ее сюда.

Тоню усадили, и Зинаида Андреевна попробовала снять с ноги валенок. Тоня сдвинула брови. Краска совсем сбежала с ее лица.

— Придется разрезать… — пробормотала Зинаида Андреевна. — Ваня, выйдите отсюда… Больно? — спрашивала она, присев и глядя на Тоню снизу блестящими узкими глазами. — Потерпите, голубчик, сейчас. Если невтерпеж — покричите немножко.

Но Тоня, сжав губы, помотала головой.

— Молодец! Крепкая девушка!

Зинаида Андреевна осмотрела больную ногу и вдруг сильно дернула ее. Тоня вскрикнула.

— Больше больно не будет. У вас был вывих. Я вправила. И ушиб сильный… Но ничего серьезного. Полежите несколько дней — и можете танцевать.

Тоня попробовала улыбнуться на эту обычную докторскую шутку. Улыбка вышла кривая. Было очень больно.

— Валенка жалко, — сказала она. — Недавно мама купила… так радовалась, что у меня новые валенки!

Зинаиде Андреевне понравилось, что девушка подумала о матери.

Она внимательно приглядывалась к Тоне. До сих пор видела ее только издали, на школьных вечерах. Но эти удовольствия были редки для доктора Соколовой: по вечерам она почти всегда работала.

— С Анатолием моим вы теперь не дружите, Тоня? — неожиданно спросила она.

— Я… — Тоня вспыхнула, но прямо посмотрела в узкие блестящие глаза. — Задираться он что-то стал… А дружить с ним я всегда согласна. Знаю, что он хороший…

Зинаида Андреевна засмеялась:

— Хороший… Я тоже его немножко знаю… Но мне кажется, что последнее время он стал подальше от вас держаться. Правда это?

— Да. Мне очень жаль, что так получилось.

— И я была бы рада вашей дружбе. Но знаете, Тоня… Может быть, ему так лучше.

— Может быть… — задумчиво ответила Тоня, опять твердо взглянув на смуглую женщину в белом халате.

Зинаида Андреевна перешла на деловой тон:

— Полежать вам придется. И эту мазь возьмите. Смазывать ногу надо два раза в сутки. За справочкой приходите, когда не больно будет наступать.

Открыв дверь, она громко позвала:

— Ваня, как будете доставлять девушку домой?

— Машина здесь, я просил Андрона подождать. Что-нибудь серьезное, Зинаида Андреевна?

— Пустяки, могло быть гораздо хуже… Ну, будьте здоровы, Тоня.

Пасынков довез Тоню до дома и помог ей подняться на крыльцо. Она не позволила ему войти в дом:

— Не надо. Мама испугается. Спасибо, что довез.

Она чуть не прибавила: «Скажи Соколову, что у него мама очень хорошая», но вместо этого сказала:

— Привет передай ребятам.

Ваня помог шоферу выгрузить дрова на школьном дворе, коротко рассказал Сабуровой о происшествии и опять помчался в лес. Пошел ленивый, медленный снег. К вечеру, вопреки предсказаниям стариков, становилось теплее.

Когда грузовик подъехал к делянке, там был короткий отдых. Андрей Мохов и Петя Таштыпаев старались повалить в сугроб Иллариона, но тот, широко расставив длинные ноги, ловко отбивался. Соколов стоял в стороне под сосной.

Какую-то странную пустоту ощущал он в себе. Тоня представлялась ему возле большой ели, когда была похожа на Снегурочку, и побледневшая от боли, хромающая, и грустная, смотревшая из кабины грузовика. Почему-то казалось, что машина увезла ее совсем из его жизни. Анатолий не мог бы сейчас повторить про себя тот воображаемый и заученный наизусть разговор с Тоней, потому что твердо знал — его никогда не будет.