Удачный день

Щукарь поднял удилище с усилием, и большая рыба согнула его в дугу. Антошка действовал очень искусно; он водил сазана на кругах, не давая ему подойти под лодку. Мало-помалу рывки становились слабее, и, наконец, сазан боком всплыл па поверхность. Антошка подтянул его к лодке, а я удачно подвел под него подсачек.

Выбросив сазана на дно, Шукарь накрыл его своей курткой, чтобы он не слишком трепыхался.

- Кило на четыре будет, - сказал Антошка с довольным видом. - А ты молодец, ловко подхватил его.

Второе полено мы искали минут двадцать и нашли его, когда совсем рассвело. Оно оказалось на полкилометра ниже Верблюжьего и почему-то стояло торчком. Антошка сомнительно покачал головой, и я почувствовал что-то неладное.

Едва лишь он взял полено, как оно чуть не вырвалесь из рук.

Все же ему удалось удержать его, но лодка вдруг двинулась по течению, набирая ход. Щукарь пробормотал:

- Ох, там и сазанище сидит... Силен, как лошадь!

Он попытался улыбнуться, но губы его только судорожно искривились. Он перебрался на корму, а мне велел сесть за весла.

Сазан долго тащил нас с неослабевающей силой. Наконец Щукарь крикнул:

- Греби напротив, да не торопись!

Я опустил весла в воду и лишь тут почувствовал, что сазан действительно силен! Долго мы держались на месте, а потом лодка стала чуть заметно подаваться.

Когда мы подходили к острову, я так упарился, что рубашку на мне - хоть выжми. Не лучше пришлось и Антошке. Полено валялось у его ног, и он держал бечеву, но она изрезала ему руки, с ладоней сочилась кровь.

Сидевшие на берегу с удочками Сенька и Васька вскочили и что-то закричали, но нам было не до них: в это время сазан большой дугой начал заворачивать назад. Щукарь с натугой выдохнул:

- Ага, сдаешься, чувствуешь, что твоя не берет! Челнок, греби сильнее!

Я налег так, что у меня спину заломило, и с радостью почувствовал, что сазан на самом деле начинает сдавать. Прошло несколько минут, и Щукарь смог, наконец, поднять удилище. Оно согнулось чуть не в кольцо, и будь сделано кем-нибудь другим, наверняка бы лопнуло. Но Антошка был мастер на такие вещи, и удилища у него - первый сорт, лучше всяких покупных. Водя рыбину, он только не давал леске ослабнуть, потому что если она ослабнет, сазан мигом перехватит ее своей твердой спинной пилой.

- Врешь, балабон, - пыхтел Антошка, подводя сазана к поверхности, врешь, не уйдешь!

Вода забуровила, и я почти с ужасом увидел, как показалась огромная сазанья голова. На верхней губе сложенного трубкой рта извивались две пары толстых черных усиков, как присосавшиеся червяки.

- Антошка! - с отчаянием закричал я. - Он не влезет в подсак!

- Вижу, - прохрипел задыхавшийся Щукарь. - Правь на отмель!

К нашему счастью, отмель у левого берега, глубиной всего в полметра, была недалеко, и я погнал лодку. Сазан шел за ней, сопротивляясь, но устало. Видно было, что он тоже измотался в борьбе.

Лодка проскочила к самому берегу, и сазан оказался на мели, почти касаясь брюхом песчаного дна. Антошка сунул мне в руки конец удилища и, не раздумывая, плюхнулся в воду, прямо на толстую сазанью спину. Борьба была непродолжительна, и громадная туша, покрытая темно-золотой чешуей, перевалилась через борт, а за ней влез и мокрый с головы до ног Антошка.

Он весь дрожал, но не от холода, а от радости. Я в первый раз видел нашего флегматика таким. Он бормотал всякий вздор, хохотал и подмигивал мне.

Мы подошли к острову и с торжеством вытащили свою добычу. Сенька и Васька были ошеломлены.

- Ну что! - хохотал Антошка. - Видали, как рыбу ловят? Килограммов на двенадцать вытянет!

Дома оказалось, что опытный Щукарь ошибся немного: в сазане оказалось одиннадцать с половиной килограммов.

Мы отнесли сазанов к месту ночевки. Кубря с любопытством топтался около большого и нечаянно влез к нему на хвост. Великан взмахнул хвостом, щенок с визгом взлетел на воздух и шлепнулся прямо в золу погасшего костра. Смущенный не столько полетом, сколько нашим хохотом, Кубря забился в кусты и наблюдал за врагом круглым черным глазком.

- А у вас как? - догадался, наконец, спросить Антошка.

- Ну, что у нас, - скромно ответил Васька. - У Сеньки ушел один, а я вынул сазана кило на три.

- Неплохо и это, - великодушно одобрил Щукарь, и мы все пошли на берег.

Пока возились с большим сазаном, солнце поднялось довольно высоко, и клев пошел на убыль. Я ничего не поймал, Ваське попался сазан на килограмм, у Сеньки ушел еще один большой, и он чуть не плакал от досады. А удачливый или, вернее сказать, искусный Щукарь заполучил еще одного хорошего сазана килограмма на три.

- Вот как ловят рыбу, балабоны! - подсмеивался над нами довольный Антошка, относя добычу в общую кучу. - Однако, вот что, ребята! Мы с Челноком отдохнем, умаялись, как собаки а вы начинайте варить уху.

Антошка дал ребятам того сазана, которого снял при утреннем осмотре удочек. Весу в нем было килограмма полтора. Васька добавил своего килограммового, и уха получилась выдающаяся, тем более что ребята положили в котел десятка два неиспользованных живцов. Но как Сенька с Васькой варили уху, Я уже не слышал: лишь только прилег под кустом, словно провалился в какую-то темноту.

Ребята разбудили нас со Щукарем, когда все было готово, и мы съели уху, конечно, с величайшим аппетитом. Кубре досталась сазанья голова и большой кусок спины: счастливый Антошка простил щенку непрошенное участие в нашей рыбалке.

- А теперь за щуками! - провозгласил Антошка, и они поплыли с Васькой, приказав нам с Сенькой все собрать до их возвращения.

Через полчаса ребята вернулись. Для жерлиц ночь тоже выдалась удачная: попались четыре щуки, еще на двух жерлицах лески оказались оборванными.

Антошка так и сиял. Мне он отдал четырехкилограммового сазана, которого мы с ним поймали с лодки. Сенька Ращупкин получил трехкилограммового, вытащенного с берега.

- На праздничные пироги, - скромно сказал Антошка.

Весело тронулись мы в обратный путь. Подплывая к избушке бакенщика Евстигнея Захарыча, мы спрятали Кубрю на дне лодки под грудой курток, и Васька приговаривал тихо:

- Лежать! Лежать!