Преддверие (Книга 3)

...И когда это "завтра" наступит, он просто посмотрит на Иду Белоземельцеву трезвыми глазами: жаль, но ничего другого быть не может подобные порывы продолжительны только у гимназистов.

22

- А я принесла кое-что интересное для Вас, - Ида вынула из сумочки и протянула Вадиму какую-то небольшую книгу. - Думаю, Вам это должно быть интересно...

- Что это? - с улыбкой спросил Вадим, принимая книгу из обтянутой серой перчаткой маленькой руки.

...Это был карманного формата сборник во вполне аполлоновском духе: блеклый четырехугольник греческого орнамента на обложке, силуэт увитой полынью амфоры под блеклыми же буквами названия: "?????????"8. Снизу "Москва, 1915". Сверху - стилизованными под греческие буквами...

Евгений Ржевский. Вадим вздрогнул.

- Боже мой! Неужели это - стихи Жени Ржевского? Но ведь он, кажется, их не издавал...

- Посмотрите внимательнее.

- Скоропечатня Левенсона? Тогда понятно. Частный заказ.

Перед глазами Вишневского возник странный псевдоготический домик в Трехпрудном переулке, домик с линией символических репейников по фасаду. Вадиму только один раз довелось побывать в этой скоропечатне, по какому-то, сейчас и не вспомнишь, какому делу, но дом отчего-то запомнился...

- Я не дам его Вам с собой - мне очень не хотелось бы с ним, даже ненадолго, расставаться, но сядем здесь, и Вы почитаете...

- Но ведь Вы соскучитесь, пока я буду читать, Ида? - открывая книгу, спросил Вишневский, когда они сели на белую скамью под старым королевским каштаном.

- Я буду сама виновата: я же не хочу Вам его дать. Смотрите, как красиво осыпается розовая каштановая свечка - несколько лепестков упали прямо на страницу! Жене бы это понравилось... Читайте же!

Вадим перевернул титульный лист9.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТАВРИЯ.

1. Кипарисы

Где в сияньи - без тени и влаги,

Зноем солнца ущелья горят,

Кипарисы - древесные маги

Упование ночи таят.

Кипарисы - ночные виденья,

Черен лиственный строгий наряд,

Это древних заклятий сплетенья,

Тенью знанья влекущие взгляд.

Этих знаков не смог разгадать я,

Но, внимая молчанью времен,

Я узнал, что от века проклятье

Ждет того, кто нарушит их сон.

Выйдут, вытекут денные силы,

К темной тайне, душа, прикоснись:

Я хочу, чтоб над камнем могилы

К небу черный взлетел кипарис.

2.

Осенне-золотой закат,

Закат Таврического сада,

Меж черных шпалер золотят

Лучи прозрачность винограда.

Ложится ломаная тень,

Леса холмов оделись чернью,

Дымок татарских деревень

Чуть терпок в воздухе вечернем...

Железо скрипнет на петлях,

Душа иного не захочет,

Чем, измеряя боль в шагах,

Бродить в грядущей пышной ночи.

О чем-то смутно тосковать,

Смеясь, сзывать ночные мысли

И безотчетно обрывать

Магнолий лаковые листья.

3.

Татарка старая сказала,

Держа ладонь моей руки,

Что проживу я очень мало,

Но не развеяла тоски.

В холодной сакле дымно было,

И сажа хлопьями плыла,

Старуха травы заварила

И с наговором подала.

Я пил из глиняной пиалы

Оттенка мутного отвар,

И зелье пахло горьким салом,

И я вдыхал горячий пар.

Под кровлей ныли злые духи

Заклятья жалкого рабы,

И я не мог сказать старухе,

Что я старей ее волшбы,

Что свежесть юности убога

С душою старой и больной...

...И камни плоские порога

Уже остались за спиной.

И шел я вниз тропинкой горной,

Касалось солнце плоских крыш,

И девой, вечеру покорной,

Вставала благостная тишь.

Над морем плыли белой тенью

Гряды вечерних облаков,

И я поверил в искупленье

Еще не сбывшихся грехов.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КИММЕРИЯ

1.

Камень тверже и зелень бледнее...

Чем тот берег так властно влечет?

Ветром моря грудь дышит вольнее,

Здесь ли время к истоку течет?

И, стесненное сердце тревожа,

Так прохладно в полуденный зной

Древнерусские земли Сурожа

Набегают полынной волной.

Дух тоскующий странствия хочет,

Чтобы в плоть возвратить имена,

Я дождусь наступления ночи,

Там, где скалы венчает стена.

И пред тем, как виденья восстанут,

Оттенены наброшенной тьмой,

Стебли мягко-упругие станут

Нежно-белой - как Смерть - бахромой.

Свод небесный так черно-хрустален!

Вдруг замру я, по склону взбежав:

Тонут первые камни развалин

В мягко-белом струении трав.

С башен в ночь барабаны вступают,

Зубьев крепости грозен оскал,

Арбалетчиков тени мелькают,

Так огромны в расселинах скал.

Генуэзский сиятельный воин!

Жить ли людям в бесплодных горах?

Город-крепость мечами построен,

В кладку стен ты замешивал страх.

Лары русские - в прахе и пыли...

Лишь песок просевая рукой,

Ваши дети финифть находили,

Словно камешек дивный морской.

Нет о жителях прежних помину,

В вековом уплывающем сне

Так беспечно встречали долины

Ростислава на белом коне!

Как гремело приветное слово,

Отдаваясь в ущельях вдали.

Как столы расставлялись дубовы,

Как меды по застолью несли...

В звоне чаш, над столами взнесенных,

Полон криками воздух морской...

...И горела в лучах полуденных

Круча гор без короны людской.

Город в пыль канул вольностью красен,

Шум застолий навеки затих...

?????????, вспомни о князе,

Что скакал в мягких волнах твоих!

Скрыты тьмою развалин увечья,

В племенах повторятся слова,

Здесь лишь ты под звездами предвечна,

?????????, скорби трава!

...Может статься, мне сделался ныне

Чуть прозрачнее тайны покров:

В стебельке киммерийской полыни

- Горечь канувших в вечность миров.

2.

Бродить, смирясь в тоске безмерной,

Читать над берегом Коран,

Где вечных волн гекзаметр мерный

Доносит весть забытых стран,

Встречать у пирса теплый вечер

И смутно чувствовать в груди,

Как сердце ждет тревожной встречи,

Такой неясной впереди.

Но в древнерусской синей дали,

Из векового забытья

Вдали покажется едва ли

Тебя несущая ладья.

Я верю в самой ясной боли

Меня, далекая княжна,

Не от себя ли самого ли